этим улицам на кладбище. Одна только высокая прямая фигура варненского торговца, его завтрашнего тестя, особо привлекала к себе взгляд судебного следователя Александра Христакиева. Это был стройный, жилистый и, если судить по синеватому, тщательно выбритому подбородку, по изобильной черной растительности на руках, довольно волосатый мужчина. Слегка посеребренная густая и жесткая шевелюра делала его привлекательным и благородным. У него были нервные руки азартного игрока, худое красивое лицо с двумя глубокими складками у рта, похожими на скобки, серьезные темные и глубокие глаза. Невозможно было допустить, что это легкомысленный человек, растранжиривший миллионы на какую-то актрису, как о нем говорили. Нет, то было не легкомыслие, а сильная страсть и невероятное честолюбие… Когда вчера он обнял свою дочь, он сделал это с выражением такой боли и отцовской скорби, в которых читалось раскаяние человека, неспособного побороть свои страсти, что Александр Христакиев был тронут, а Антония расплакалась». Отец и дочь составляли очень красивую пару: он — высокий элегантный мужчина, еще полный сил, лет сорока пяти — сорока шести, и она — высокая, стройная, унаследовавшая от отца и деда рост и статность фигуры. Александр Христакиев испытывал зависть и ревность к ее отцу и одновременно гордился своей будущей женой. Наверно, и Варне некий торговец ненавидел его. Когда он услышал из уст дочери, что она помолвлена, он побледнел и отпрянул от нее, с неприязнью глядя на Христакиева, и какое-то мгновение мужчины изучали друг друга; потом, душевно сраженный, отец поздравил их глухим, упавшим голосом.
— Почему вы мне не написали? Неужели я должен был узнать об этом последним, Тони?
Таким же образом, с тем же благородным смирением, видимо, встречал он и свои проигрыши в игре. Трагический человек, траурно-печальный и суеверный… Александр Христакиев, однако, знал, что с ним рано или поздно он найдет общий язык; ведь тот увидит, что представляет собой его зять, а всю вину он свалит на Николу и Даринку, если еще не сделал этого. «Значит, вы лишаете меня финансовой поддержки, настраиваете против меня мое дитя, обручаете его, чтобы я не мог оказывать на него влияния, навсегда отрываете мою дочь от меня — ее отца!» Но скандал разразится позже, когда он узнает, что дочь пока отказывается требовать свою долю наследства, поскольку ее милый дядя, этот болван Никола, находится в затруднительном положении… Христакиев был убежден, что Никола будет молчать, будет молчать и Даринка. Но не переборщил ли он? В те два дня, когда отец его приводил в порядок счета Николы, он заходил к Хаджидрагановым дважды на дню — и утром, и после обеда, — используя создавшееся положение, чтобы, оставшись наедине с Антонией, подготовить ее к будущей роли, разжигая всеми известными зрелому мужчине средствами ее страсть. В этой нечистоплотной игре он, однако, умел сдерживать себя, хотя сгорающая от любопытства и стыда девушка сводила его с ума. Он решил не полагаться всецело на план отца, потому что при всей его тактической обоснованности этот план полностью не гарантировал его брака. Многие считали Александра ленивым, да и сам он не прочь был похвалиться этим, потому что леность — это признак добродушия… но это была обманчивая черта его характера. Если он принимал какое-то решение и начинал приводить его в исполнение, он не останавливался ни перед чем и выявлял вдруг непредполагаемую находчивость, энергию и, главное, дерзость…
В тот день рано утром, после неспокойной ночи, когда он все обдумал в последний раз, Александр Христакиев отправился к отцу в контору и спросил его, не нашел ли он среди бумаг дедушки Драгана какой- нибудь описи его личных ценностей и денег. Оказалось, что такая опись действительно существовала, однако Никола изъял ее, чтобы скрыть кражу акций и денег, и теперь потребовалось на всякий случай подготовить новую опись, чтоб под нею подписалась и бабушка Поликсена. Христакиев отчитал отца и сразу же направился в магазин Хаджидрагановых, нашел там в конторе Николу и без всяких церемоний потребовал незамедлительно передать ему опись. Никола отрицал существование такой описи вообще, но Христакиев напомнил ему, что закон предусматривает двухлетнее тюремное заключение за уничтожение подобных документов, а бабушка Поликсена — старая женщина, и на ее память полагаться нельзя.
— Представь себе, что вдруг это получит огласку и твой зять ухватится за эту историю с монистами и их кражей. В каком положении окажется тогда мой отец?
Никола заморгал, как мальчишка.
— Новую опись надо сделать так, чтоб твоя мать осталась с убеждением, будто ничто не пропало из отцовского ящика. Что касается драгоценностей, то я нагоню на нее немного страху… — Христакиев подмигнул ему, чтобы сбить с толку, но и это не помогло — необходимо было нанести сокрушительный удар:
— Отец мой не только твой уполномоченный, но уполномоченный всей фирмы, а это значит, что он несет ответственность перед всеми наследниками. Я не позволю его компрометировать!
Никола вытащил из ящика стола старую толстую тетрадь в желтом кожаном переплете. Христакиев завернул ее в только что купленную газету и унес с собой. Он тут же отправился в почтово-телеграфное отделение и попросил редакции газет «Мир» и «Слово» поместить сообщение о его помолвке с барышней Антоанетой Тодоровой… Он избрал этот насильственный путь, во-первых, потому, что верил только фактам, и, во-вторых, потому, что был убежден: главный противник его женитьбы — Никола. И действительно, так оно и оказалось.
Никола назвал его вымогателем, хотел было сразу же отправить Антоанету к отцу, но старый Драган уже уходил из жизни, и для пререканий не оставалось времени. Что касается девушки, то она слепо выполняла указания Христакиева, а Даринка, сначала не понимавшая, почему ее муж так сердится, после того, как поговорила с ним, стала мрачной, и теперь судебный следователь знал, что она ненавидит его, ненавидит всем своим существом, оскорбленная темными помыслами его души, ненавидит его как врага их семьи и раскаивается, и презирает себя за то, что устраивала ему свидания с племянницей. Ведь он, используя Тони, вторгнется в их торговые дела, прижмет к стенке Николу, превратит его в своего слугу. Господи, как же она раньше не раскусила его, не поняла, что за хитрец этот человек…
День был холодный, но ясный, как это бывает в конце октября, когда солнце склоняется к закату уже к четырем часам; легкие перистые облака, словно раскиданные метлой по бледно-синей спокойной шири неба, отсвечивали серебром, а высоко над головой, как хлопья сажи, налетевшей с далекого пожарища, носилось стаями воронье. Прозрачный воздух был пропитан запахами осени, во дворах пламенели последние цветы, качали головками хрупкие хризантемы. Траурное шествие наполнило улицу топотом; волнами наплывал запах ладана, высоко над головами людей покачивался катафалк, и слышалось усердное пение священников. Наконец подошли к железным воротам церковного двора, и, пока гроб снимали с катафалка, чтоб внести его в церковь, люди сомкнулись в узкую и плотную колонну.
Действительно, получилось очень плохо: объявление о помолвке и некролог о хаджи Драгане были напечатаны одновременно. Жители города ожидали скандала, и это ожидание Христакиев читал на многих лицах. В конце концов, ему было совершенно все равно, что думают люди о его помолвке, зависть рождает злобу, а злоба — это единственное утешение громадного большинства никчемных людей, и нет ничего комичнее этих переживаний. Именно сейчас надо держать высоко голову не только перед своими согражданами, но и перед всей родней, чтобы не давать ни малейшего повода считать, что он чувствует себя виноватым. Виноватым? В чем?
Отпевание было долгим, Христакиев тяготился бесконечным стоянием в холодной церкви, купол которой сквозь цветные стекла пронизывали косые солнечные лучи. Наконец гроб вынесли и поставили у края свежевырытой могилы.
У гроба сгрудились близкие покойного и священники. Когда Александр Христакиев со шляпой в руке подошел к могиле, он остановился точно напротив адъютанта его величества, чтобы показать ему себя… Гвардейский капитан был в гражданской одежде, с почтительно-скорбным выражением красивого лица, на котором явственно проступали благоприобретенные непроницаемость и высокомерие. Камергерское выражение! Христакиев так готовился к встрече с этим человеком, желая составить о себе наилучшее впечатление, а что получилось? Александр больше всего рассчитывал на него, поскольку тот был адъютантом царя, и надеялся в какой-нибудь момент воспользоваться его связями, а сейчас убеждался, что от этих людей ничего ожидать нельзя.
Никола вообще не хотел его видеть. Даринка тоже. Заплаканная, расстроенная — не столько из-за смерти своего свекра, сколько из-за изъятия у ее супруга описи, она не раз спрашивала себя, а не поднимет ли Христакиев вопрос о драгоценностях и краже и не потребует ли однажды у Николы вернуть ему полагающуюся их часть. В черном крепе она была похожа на безутешную вдову после долгих бессонных ночей. Александр Христакиев старался не глядеть на нее. Во время отпевания он любовался своей
