почтовыми весами, со множеством справочников – или чем-то в этом роде; стены были сплошь увешаны картинками, свидетельствовавшими о пристрастиях хозяина. Я отметил репродукцию «Света мира» Хольмана Ханта, фото епископа Кентерберийского, одного известного американского евангелиста, одного негритянского священника и еще кого-то, очень сильно напоминавшего Семюэля Весли, потом литографическое изображение Гайдна (по-видимому, в момент создания «Сотворения мира»), какие-то манускрипты, свитки, иллюминированные рукописи.
На все это помахав рукой, мистер Коупс заметил: «Для всеобщего обозрения!» – и повел нас к карточному столику под грубым розовым сукном, на котором стоял серебряный поднос с графином и тремя бокалами. Он немедленно разлил и подал нам напиток.
– Не слишком хорош, правда? – едва мы отпили, спросил он (на что я про себя согласился). – Называется кипрский шерри. Более точное определение, пожалуй, кипрский изюмовый чай с добавлением спирта. Они замачивают изюм на солнце в резервуаре с водой, и то ли он сам начинает бродить, то ли они кладут какую закваску – точно не скажу, – только после этого процеживают и добавляют спирт. Но изумительно полезный напиток! Слыхали, что у них там творится? Сегодня в газете.
Ему пришлось пояснить, что он имеет в виду уже не изготовителей кипрского шерри, а правительство при исполнении обязанностей. Те то ли одобрили, то ли рассмотрели вопрос о повышении цен, а может, о повышении заработной платы. Мистер Коупс пояснил, что не питает интереса к политике и никогда не питал, но считает, что нашей стране, очевидно, не хватает диктатора, разумеется, не злодея, а такого, который сложит с себя полномочия правителя, как только необходимый период военной диктатуры себя изживет. На вопрос, каковы, по его мнению, могут быть результаты этого периода, если все пойдет как надо, мистер Коупс отвечал, что восстановятся единство и добропорядочность, причем самыми справедливыми методами, без всякого выпячивания отдельных классов или групп: предприниматели- спекулянты, равно как и забастовщики с агитаторами, будут засажены за решетку, цветные землевладельцы вместе с цветными арендаторами – высланы из страны, студентов-бунтовщиков и хулиганствующих болельщиков футбола будут отстреливать поодиночке на улицах. В установившейся подобным образом атмосфере обмена мнений обсуждение таких проблем, как аборт или гомосексуализм, скорее всего, само по себе упразднится.
Поприсутствовав несколько минут в нашем обществе, Вивьен удалилась на кухню. Мистер Коупс подлил мне в стакан и произнес кротко, в присущей ему манере:
– Думаю, не ошибусь, мистер Йенделл, если скажу, что вы, вероятно, спите с малюткой Вивви?
Этот вопрос застал меня буквально врасплох. Быть может, я встретил бы его куда достойней, будь он (этот вопрос) задан чуть позже, в обстановке, смягченной присутствием Вивьен, если бы этому хотя бы предшествовало некоторое покашливание и если бы еще не были так свежи в моем мозгу идеи о насаждении добропорядочной жизни путем военной диктатуры. Но сейчас я услышал, как произношу, прямо-таки выпаливаю, следующее:
– Нет-нет! Вы ошибаетесь! Ничего подобного!
– Ничего подобного? В таком случае у вас, должно быть, имеется другая или другие молодые особы из вашего окружения, с которыми вы спите, не так ли?
– Нет! Разумеется, нет! Что вы!
– Нет? Тогда, возможно, вы предпочитаете иметь дело с родственным вам полом? Должен признаться, глядя на вас, никогда бы не подумал…
– Господи, о чем вы!
– Ну, тогда остается только предположить, что вы находите уединенное удовлетворение в тайных пороках, от которых нас пытаются оградить еще со школьной скамьи?
– Я… как вы могли подумать!
– Так-так. И давно вы встречаетесь с Вивви?
– Месяца четыре.
Тут мистер Коупс резко дернулся, как будто его легонько ударило электрическим током:
– И сколько же вам лет?
– Тридцать три года.
– Ясно. Послушайте, мистер Йенделл, наверное, я слишком старомоден, только мне никак не кажется нормальным, что здоровый и физически развитый молодой человек, как вы, имея дело со здоровой и физически развитой девушкой, как Вивви, способен до такой степени подавлять в себе естественные потребности.
– Я приму это к сведению, – сказал я, с тоской отвлекаясь на мысль, что там в данный момент поделывает Сильвия.
– Я называю свой прием «Вилка Коупса»! – Тут мистер Коупс зашелся тихим довольным смешком, как смеются над потешным домашним животным. – Чем-то напоминает игру в шахматы. Стоит вам ответить «нет» на первый вопрос – а вся хитрость состоит именно в том, чтобы вынудить вас ответить сразу отрицательно, – и тогда единственный для вас шанс свести игру вничью – это ответить утвердительно на второй вопрос и потратить оставшееся время на описание того, как высоки ваши чувства к Вивви. У одного посетившего меня субъекта именно так получилось. По-моему, он говорил, что работает в каком-то издательстве. Но это – случай совершенно исключительный. Должен отдать вам должное, мистер Йенделл, вы шли на проигрыш, не теряя достоинства. Должно быть, вам все нипочем. Наверное, Вивви именно это в вас и нравится. Она любит таких, кому все нипочем. Можете курить, если хотите! В последние годы, – продолжал он, – Вивви приводила ко мне много молодых людей, всех не перечесть. Один даже был в летах, по-моему, вы даже знаете его имя. Разумеется, не женат. Но и не разведен. В то время Вивви было двадцать два, не больше. Я решительно против него восстал. Во-первых, слишком большая разница в возрасте, а во-вторых, я вообще не доверяю мужчинам, которые до сорока не женятся и не имеют детей. Я сказал об этом Вивви, ну и все.
– Что, она перестала с ним встречаться?
– Она перестала его ко мне водить, а это кое-что да значит. Не думаю, что у нее столько свободного времени, чтобы встречаться с тем, кого она хотя бы изредка ко мне не приводит. Сами знаете, мужчин она любит. Не будем обсуждать почему, но я никогда особо не задумывался, как она устраивает свою жизнь. Тут можно предположить три варианта. Либо она и не собирается спать с теми, кого приводит ко мне, либо с одними спит, с другими нет, либо спит со всеми. Правда, бывало так, что она кое-каких приводила регулярно в течение года или дольше, только они у нее в основном больше чем на пару месяцев не задерживаются. Так вот, если она не желает спать ни с кем, значит специально выбирает таких, которые готовы встречаться с ней, просто потому что им нравится с ней общаться. Но чтоб в наши дни продержаться в течение десяти лет, подбирая парней по такому принципу, – это требует от девушки особой исключительности. А Вивви особо исключительной вряд ли назовешь. Что и подводит меня к мысли о втором варианте. В этом случае гораздо сложней все точно определить, но я обратил внимание, что обо всех, кого она приводит, Вивви отзывается в одной и той же манере и ведет себя с ними одинаково. Этого для меня вполне достаточно. Вивви рассказывала, что ваша работа связана с музыкой. Я сам очень даже музыку люблю.
Я уже начал избавляться от чувства неловкости, внушенного мне «Вилкой Коупса», благодаря общему доброжелательству ее изобретателя, и у меня окончательно отлегло от сердца, когда он принялся рассказывать мне о виденной им (и мной) телевизионной постановке оперы «Иоланта». Затем последовало обсуждение правомерности модернизации либретто оперетт, сюжеты которых были злободневны для своего времени. Посредине этой дискуссии вошла Вивьен. Она взглядом спросила: «Ну как?» – и я ей взглядом же ответил: «В порядке!»
– Мне все время кажется, что заслуги Гилберта явно преувеличиваются, – заметил я мистеру Коупсу, но, перехватив взгляд его дочери, свидетельствовавший, что меня повело несколько не туда, поспешно добавил: – Однако в лучших своих произведениях он проявляет большой талант и фантазию!
– Рад, что вы так считаете! Знаю, теперь его модно ругать, только мне старик очень даже симпатичен. Может, потому, что я к нему давно привык и многое знаю наизусть. Разумеется, я согласен, что Салливан в этой паре занимает более значительное место. Кстати, Вивви, как дела? Увенчались ли твои попытки успехом?
Судя по всему, Вивьен восприняла это как осведомление насчет ужина, который, кстати сказать, уже
