признает.
Оба, и Костя, и Илона, были почти раздеты. Накинули на стройные тела короткие махровые купальные халаты и пошли открывать. Раиса Сергеевна подняла их с постели, похоже, ее приход прервал плотские утехи молодой пары. Вон у Кости вся шея в кровоподтеках и свежая царапина на плече…
– Мама, как ты нас нашла? – Костя отступил в глубь передней. Раиса Сергеевна заметила у него в руке пистолет с глушителем.
– Чтобы вас найти, мне пришлось убить шестерых… нет, семерых человек.
– Мама, я серьезно…
– И я серьезно.
– Мама, ты не понимаешь…
– Да, я не понимаю! – перебила Раиса Сергеевна сына, не сдержалась, сорвалась на крик. – Я ничего не понимаю! И я хочу, чтобы ты, Костя, все мне объяснил! Хочу услышать от тебя правду, а не сказку про Липу и завистников-сослуживцев! Хочу знать, что ты натворил вместе с этой твоей сучкой с собачьим именем!
– Костя, ты слышал?! – Илона побагровела от злости. – Ты слышал, как она меня обозвала, как она меня оскорбила?
– Заткнись, стерва, когда я с сыном разговариваю! – Раиса Сергеевна шагнула к Илоне, окинула ее нехорошим взглядом. Взглядом гробовщика, снимающего мерку с покойника.
– Константин! Уйми свою мамашу! По какому праву она…
– По праву матери! – Рысь схватила Илону правой рукой за отворот махрового халата, дернула на себя и раскрытой левой ладошкой хлестко ударила ее по носу.
Илона вскрикнула, всплеснула руками. Рысь выпустила из пальцев пушистую ткань халата, освободившейся рукой поймала Илону за кисть и резко выкрутила хрупкое девичье запястье. Илона рухнула на колени, скорчилась у ног Рыси, ее неестественно выкрученная рука торчала вверх, словно воображаемое крыло балерины в финале танца умирающего лебедя. Рысь продолжала жестко фиксировать запястье Костиной любовницы, не давая девушке ни малейшей возможности пошевелиться. Одно неосторожное движение – и рука Илоны сломается, как сухая ветка.
– Мама, что ты делаешь? – воскликнул Костя, одновременно испуганно и удивленно.
– То, что я сделала с этой стервой, сынок, называется «болевая фиксация», – спокойно ответила Рысь, так спокойно и холодно, что у Кости мурашки пробежали по спине. – Я, сыночек, не слишком хорошо умею выполнять болевую фиксацию. Учти, я запросто могу не рассчитать силы и случайно сломать твоей фифочке лапку. Поэтому прошу тебя как можно быстрее рассказать мне всю правду. Говори быстро, на что спровоцировала тебя эта стерва?! Во что она тебя втянула?!
Рысь слегка усилила давление на Илонино запястье. Девушка застонала, еще больше сгорбила спину, выгнула шею. Ее щека легла на грязный пол прихожей, из разбитого носа по верхней губе потекли густые багрово-красные кровяные сгустки. Снизу вверх с пола она смотрела на Костю округлившимися от ужаса и боли глазами.
– Отпусти ее! – Костя поднял пистолет, направил ствол на Раису Сергеевну и прицелился прямо в сердце.
– Неужели ты выстрелишь, Костя? – спросила Раиса Сергеевна своим прежним голосом со знакомыми Костику с детства интонациями. Тон предыдущей тирады, пугающий и чужой, бесследно исчез.
– Отпусти ее!!! – произнес Костя громче и тверже. Его палец на спусковом крючке дрогнул.
И снова она преобразилась на глазах у сына. На этот раз изменился не только голос. Изменилось лицо, сделалось строже и безразличней. Изменилась осанка, расправились плечи, гордо выпрямилась спина, надменно вытянулась шея. Изменился взгляд, зеленые глаза стали бездонно-пустыми, как у змеи.
– Стреляй! – Рысь неожиданно резко крутанула запястье Илоны.
Крик боли любимой девушки ударил по барабанным перепонкам Кости, он зажмурился и заставил себя нажать на курок.
Пистолет почему-то не выстрелил. Незнакомая женщина, которую Костя всего минуту назад называл мамой, отпустила руку Илоны, коротким прыжком приблизилась к нему и сильно ударила кулаком в подбородок. Костя потерял равновесие, стукнулся затылком о стену. Перед глазами запрыгали огненные всполохи, закружились черные снежинки. Константин Николаевич Поваров потерял сознание…
…Костя пришел в себя через пять минут. Он сидел на кухне, на шатком трехногом табурете. Его руки были крепко связаны за спиной полотенцем, ноги привязаны к табуретным ножкам поясом от махрового халата.
– Мама… – Костя моргнул, в глазах у него двоилось, изображение плыло и рябило.
Рысь мерно расхаживала взад-вперед по тесной кухне. Три шага от уголка с раковиной до окна, три шага обратно. Так же бродят по пространству тесной клетки хищники в зоопарке. Без суеты, без спешки. Пружинистые, размеренные шаги сжигают адреналин звериной злобы, не имеющий выхода.
– Мама…
– Давай договоримся, Костя, о наших с тобой новых взаимоотношениях. – Рысь откликнулась на зов сына лишенным какой бы то ни было эмоциональной окраски голосом. – Будем считать, что свою маму, Раису Сергеевну Поварову, ты застрелил шесть с половиной минут тому назад. Нажал на курок, пуля пробила сердце бывшей бухгалтерши, по совместительству портнихи, и она скончалась на месте, царство ей небесное…
– Но это не так!
– Было бы так, если бы ты не забыл снять пистолет с предохранителя, дурачок…
– Мама, я…
– Маму ты застрелил! И хватит об этом… Будем считать, что я родная сестра твоей мамы, сестра- близнец. Притворимся, что я твоя тетя. Мы встретились впервые. Я не питаю к тебе каких бы то ни было особо нежных чувств, но все же я обязана тебя спасти, поскольку такова последняя воля моей сестры- двойника, Раисы Сергеевны.
– Мама, что за бред, я…
– Это не бред, Костя! Я смогу тебя спасти только в том случае, если буду к тебе относиться как к постороннему человеку. Хирург никогда не должен оперировать близкого и любимого родственника. Ради спасения жизни подчас приходится причинять пациенту боль, а испытывать сострадание хорошему хирургу непозволительно… Я тебя спасу, но для этого я должна узнать от тебя всю правду. И прежде всего правду о предательстве собственной матери!
– Мама…
– Обращаясь ко мне, называй меня Рысь, иначе я не стану тебе отвечать.
– Мама, ты сошла с ума!
– Итак, продолжим. Я хочу знать, что…
– Мама!
– Я хочу знать, что ты натворил… Что вы натворили вместе с Илоной…
– Мама! А где Илона? Что с ней?!
– …Что вы натворили вместе с Илоной, и почему на вас объявлена охота…
– Мама, что с Илоной?!! Ответь!
– …Объявлена охота неким Акелой. Еще я хочу знать…
– Рысь!
– Да, Костя, я тебя слушаю.
– Что с Илоной? Где она?!
– Лежит в прихожей, связанная, как и ты. Успокойся, она жива-здорова. Вывих плеча не в счет. Травма пустяковая, кость я вправила, наложила тугую повязку. Послезавтра Илона забудет о том, что у нее болела рука, все пройдет… Если, конечно, она доживет до послезавтра…
– Ты не посмеешь ее тронуть!
– Еще как посмею! Учти, Костя, мне известно множество мелких деталей о твоих похождениях. И если ты не пожелаешь рассказать всей правды, если начнешь врать в ответ на мои вопросы, она пострадает, так и знай!
– Ма… Рысь! Все, что сейчас происходит, – это какое-то сумасшествие, какой-то сон, кошмар… Ведь ты
