– Литий.
Мы все купились на этот литий. Заглотили наживку. И полковник Том – он ни на миг не усомнился. И Хай Талкингорн – но тот вообще не видит дальше своего носа. И Трейдер – потому что поверил ее прощальному письму. А как же, предсмертные слова имеют особый вес. И я тоже приняла все за чистую монету. Ведь в противном случае…
– Литий? – переспросил он. – Исключено. Литий? Чушь собачья.
Мы сидим в Охотничьем зале, на следующий вечер после Дня дураков: нет, Дженнифер нас не разыгрывала. Просто мир стал бесчувственным. В центре зала все тот же сонный лабух бацает по клавишам белого рояля… Нет, эту фразу надо переписать. Длинноволосый музыкант, склонясь над клавишами белого рояля, наигрывает «Ночной поезд». Как по заказу. В стиле Оскара Петерсона, с трелями и фиоритурами. Без напора, без страсти. С опаской поворачиваю голову, боясь увидеть на соседнем стуле Арна Дебса, широко расставившего мощные ляжки. Но вижу только обычных завсегдатаев – и еще утиные чучела, батарею бутылок во всю стену и облезлые усики Поли Ноу.
Тут я говорю: постой-ка. Если человек долго глотал это дерьмо. Допустим, год. Что покажет вскрытие?
Ну, в первую очередь реагируют почки, отвечает он. Это уже через месяц видно. Почти наверняка.
А что видно-то? – спрашиваю. Что происходит в организме?
Он объясняет: видны повреждения периферических сосудов в местах реабсорбирования соли. А еще высока вероятность нарушения функций щитовидки.
У Рокуэлл ты заметил такие симптомы?
Да ты что? – возмущается. У нее внутренние органы были как в учебнике по анатомии. Почки? Хоть на выставку. Не, это ты брось. У нее было здоровье… дай Бог каждому.
– Поли, этот разговор – между нами.
– Ясное дело.
– Не подведи меня, Поли. Я всегда к тебе хорошо относилась.
– Неужели? А мне казалось, ты узкоглазых недолюбливаешь.
– С чего ты взял? – удивилась я, причем совершенно искренне. Я к узкоглазым никаких особенных чувств не испытываю. Среди них есть и отличные ребята, и редкостные подлецы. Но я развожу руками, как принято у копов, и говорю: – Бог с тобой, Поли, просто к тебе не подступиться – ты зациклился на своей работе.
– Это верно.
– Приятно провели время. Надо будет повторить в скором будущем. Значит, договорились: молчок. Иначе полковник Том тебя в два счета на улицу вышвырнет. С ним шутки плохи. Путь в анатомичку тебе будет заказан. Пойдешь в похоронное бюро мусор выносить. Но я верю, ты не проболтаешься. За это тебя и уважаю.
– Давай еще по чуть-чуть, Майк.
– На ход ноги.
И с облегчением добавляю:
– Мне сельтерской. Давай. Заказывай.
Тоуб отправился на соревнования по видеоиграм, вернется не раньше одиннадцати. Сейчас девять вечера. В десять буду звонить полковнику Тому. Все рассчитано. Сижу на кухне со своими записями, с магнитофоном и компьютером. Надела новые бриджи с золотой пряжкой и белую, мужского покроя блузу. И думаю… Ах, Дженнифер, скверная девчонка.
С полковником Томом планирую переговорить по телефону – у меня не хватит духу поднять на него глаза. На то есть несколько причин. Прежде всего, полковник Том всегда видит, когда я вру. Он скажет: «Ну-ка, Майк, посмотри мне в глаза». По-родительски так. А на это меня как раз и не хватит.
Сегодня прочла в «Тайме» статью о недавно открытом психическом расстройстве, которое назвали «райский синдром». И подумала: дальше можно не копать. Именно этим страдала Дженнифер. Оказывается, этот же недуг заставляет недалеких миллионеров – кинозвезд, рок-певцов, спортсменов – искать неприятностей на свою задницу. Сами расставляют себе ловушки – капканы в райской жизни.
Вряд ли ее профессия – призвание, склонность – имела здесь особое значение; разве что дистанцию увеличивала. Сейчас попытаюсь объяснить. Интеллектуальная пропасть между Дженнифер и Ла Донной, Дженнифер и Де Леоном, Дженнифер и тринадцатилетней девочкой, убившей младенца из-за подгузника, – эта пропасть кажется непреодолимой, но с помощью привычных рассуждений об устройстве мира через нее можно перекинуть мостик. Взять того же Трейдера: «Ты самый добрый человек на планете», – но где мера доброты? Или Мириам, самая нежная мать. Где мера нежности? Том был самым любящим отцом. Где мера отцовской любви? Дженнифер была красавицей. Где мера красоты? Задумайтесь о том, как выглядит человеческое лицо: борозды ушных раковин, никчемная поросль волос, нелепые дырки ноздрей, шары глаз и вечно влажный рот, в котором торчат белые костяшки.
Психологи, изучавшие случаи суицида, раньше высказывали такое мнение: чем страшнее способ самоубийства, тем тяжелее удар, который самоубийца рассчитывает нанести своим близким. Он как бы кричит:
