Один толстый англичанин

как невротик – а так оно, наверно, и есть, – пускай. Так или иначе – перед грубой силой я могу не устоять, но мы условились не прибегать к грубой силе, а слова на меня не подействуют, во всяком случае те, которые вы можете мне сказать, поэтому что вы собираетесь делать?

– Что я собираюсь делать?

– Совершенно верно. Что вы собираетесь делать? Каковы ваши личные планы на следующие несколько часов, если конкретней – на ближайший час?

Все это время Элен стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор и гневно глядя на Роджера. Теперь она присоединилась к Мечеру:

– Почему бы тебе просто не уйти, Роджер? Тебе здесь нечего делать. Драться ты не собираешься, нам нечего сказать тебе, а тебе – нам. Так что иди домой.

– У меня есть много чего сказать и тебе, женщина, не сомневайся на этот счет, и ты…

– О боже! – Элен закрыла лицо руками. – Ничего не желаю слышать. Если б ты только знал, как мне все это надоело. Я просто хочу забраться в постель.

– Еще бы, уверен, что хочешь.

Она отняла руки от лица.

– Убирайся с глаз долой, жирный болван. Не понимаю, как только я позволяла тебе дотронуться до себя…

– Нет, Элен, – остановил ее Мечер, – не так. Это ему нипочем. Надо по-другому. Вот, смотри, я тебе покажу. – Он, дразня, высунул язык и запел: – Британцы идут, британцы идут. Стреляй британцев, стреляй британцев. Роджер – второгодник, ля-ля, ля-ля, ля-ля. – Он помахал руками, касаясь большими пальцами ушей, и снова запел: – Роджер писать не умеет, Роджер считать не умеет, о-е-ей, о-е-ей.

– Парень… парень совершенно… Как ты только могла… с этим… Замужем за таким прекрасным человеком, как Эрнст, и… нате вам… с этим…

– Давай оставим Эрнста в покое, не будем вмешивать его сюда, ладно? – сказала Элен и поджала губы.

При слове «оставим» мысли Роджера приняли другое направление.

– Значит, ты все-таки оставила его? Такого замечательного человека. Как ты смогла? Нет, это выше моего разумения. Он там совсем с ума сошел от беспокойства, ты это понимаешь? Я был у него сегодня вечером и долго сидел с ним. Бедняга просто не в себе. От беспокойства. Как ты могла…

– Чепуха, он знает, что я вернусь. Я все предусмотрела, обо всем позаботилась, так что ему не нужно ни о чем…

– Ты думаешь, что можно все предусмотреть, а я знаю совершенно другое. В то, теперь уже далекое, время, когда ты собиралась уехать со мной на выходные, прежде чем, как у вас, женщин, водится, передумать и решить, что предпочитаешь этого жуткого молодого говнюка… Что же ты не поехала к тетке в Цинциннати, ведь ты собиралась? Артур думает, что ты там, но у Эрнста нет иллюзий по этому поводу…

– Просто я поняла, что не смогу солгать ему. – Впервые за время разговора в Элен появилась неуверенность. – Я уже хотела, но поняла, что не смогу. Но он знает, что я вернусь.

Печальным, прямо-таки элегическим тоном Роджер спросил:

– Почему ты сделала это, дорогая? Ах, зачем это было нужно? Почему надо было так злиться на меня? Ведь ты разозлилась, скажи?

– Конечно разозлилась. Но теперь это не имеет значения.

Роджер мгновенно представил себе субботний вечер.

– У тебя не было причин злиться. Ничего такого не было. Все, что она сделала, так только укусила меня. Вот сюда, можешь посмотреть, если хочешь убедиться.

– Не желаю я смотреть. Да и на что смотреть? Что все это значит, Ирвин, ты чего-нибудь понимаешь?

Ирвин засмеялся, на сей раз медленно и спокойно.

– Кажется, кое-что понимаю. Он ухаживал за Сюзан, там, на острове, во время пикника, и она укусила его, и после этого он больше за ней не ухаживал. Да, кстати, извините меня, мистер Мичелдекан. Наверно, тут я отчасти виноват. Не в том, что она вас укусила, это была собственная идея Сюзан, и меня это даже шокировало. Слишком уж грубо. Я думал, у нее больше воображения. Кое в чем она удивительно неразвита. Нет, она неплохая девчонка, только слишком буквально воспринимает все, что я ни скажу. Самостоятельности в суждениях ей не хватает. Слишком молода еще.

– Как тебе могло взбрести такое в голову? – спросила Элен Мечера.

– Мы с Сюзан решили, что забавно будет посмотреть, как мистер Мичелдекан поведет себя, если сделать вид, что она может уступить ему. Такая, кажется, поначалу была идея. Но потом у меня появился особый интерес. Я уже знал, что у меня есть какой-то шанс соблазнить тебя, насколько верный – сложно сказать. Невооруженным глазом видно было, что наш английский друг очень увлечен тобой. Мне захотелось понять, до такой ли степени он увлечен, чтобы устоять перед соблазном. Ответ я получил. Нет, не до такой.

Элен устало кивнула.

– Хочешь сказать, что ты ничего не знала об истории с Сюзан? – спросил Роджер.

Она отрицательно покачала головой.

– Откуда я могла узнать?

– Я думал, ты нас заметила. Мне казалось, что я видел, как кто-то наблюдает за нами, кто-то в таком же светлом платье, как у тебя.

– О, чтобы я подглядывала за обнимающейся парочкой! Я?

– Я не то имел в виду…

– Ты напрасно беспокоился. В тот вечер на мне было другое платье, не светлое.

– Ах, вот как, другое? Тогда за что же ты сердишься на меня? Что я такого сделал?

– Ты вел себя, как обычно себя ведешь.

– В каком смысле?

– Ты действительно хочешь, чтобы я сказала?

– Извините меня, – вмешался в разговор Мечер, – вы тут объясняйтесь, а я пойду приму ванну. Или, может быть, обойдусь душем. Решу на месте.

Когда Мечер ушел, Элен сказала:

– Ладно, Роджер, скажу. Раз уж ты просишь. Мне вообще не надо было обещать поехать с тобой в Нью- Йорк на выходные. Просто ты был очень милым, каким иногда умеешь быть, причем специально не старался, а вел себя естественно, ничего не требовал от меня. А потом я еще подумала, что если смогу поехать с тобой, то, может, наконец-то перестану чувствовать себя виноватой перед тобой, поэтому…

– Виноватой? Почему ты чувствуешь себя виноватой передо мной? Что это значит?

– Когда я уступаю тебе, то меньше переживаю за тебя, ты меньше меня раздражаешь, я перестаю чувствовать себя ответственной за твое поведение, и когда ты опять становишься ужасным, я могу просто негодовать или злиться на тебя со спокойной совестью, как на любого другого, поэтому, когда в тот день ты отмахнулся от меня и продолжал дозваниваться до Мейнарда Пэрркша вместо того, чтобы еще немного побыть со мной, я только расстроилась, не… возмутилась, вовсе нет, но…

– Так ты ложилась со мной в постель только потому, что чувствовала себя?… Ты хоть получала удовольствие? Хоть когда-нибудь?

– Ты, конечно, не задумывался об этом, да? Ты думал только о себе, так? Ты стремился к этому, добивался. Как большинство мужчин. Знаешь, когда я начала спать с мужчинами, то первые несколько лет мне казалось, что все это они делают ради меня. Если тебе посчастливилось испытать наслаждение и ты показала это, тогда все в порядке, тогда все прекрасно, потому что они убеждаются, какие они молодцы, но трудно испытывать настоящее наслаждение, зная, что ты тут ни при чем, тебя там как бы нет. Потом я встретила мужчину, который, обладая мной, иногда смотрел на меня, а не делал все с закрытыми глазами, как другие. Он знал, что с ним – я. От начала и до конца. Поэтому я вышла за него замуж.

Роджер с удивлением заметил, что на ближней полке появилась бутылка виски. Должно быть, решил он, Мечер и Элен принесли с собой. Он откупорил ее, сделал два таких больших глотка, что поперхнулся.