Чавдар.
— Послушай, Чавдар! Но если вы арестуете этого человека, как же я вернусь в Италию? Мне всего-то год остался, — голос Виолетты дрогнул.
Чавдар нежно обнял ее за плечи.
— Не беспокойся! Мы сделаем это так, что он не узнает, кто его разоблачил.
В этот момент с улицы донесся крик: «Васко, Васко! Оглох что ли!», а спустя минуту в дверь позвонили.
Чавдар пошел открывать. Вернувшись в комнату с Данчо, он представил его Виолетте. Потом протянул ему письмо:
— Отдашь в лабораторию! Пусть побыстрее расшифруют и сразу же доставишь сюда...
Данчо отправился выполнять задание, а Чавдар и Виолетта сели за стол. Ужин проходил в молчании, казалось, Чавдар забыл о девушке. Но вот взгляды их встретились, в глазах его мелькнуло раскаяние:
— Виолетта, милая! Прости меня. Расскажи о себе... И ни о чем не беспокойся... Все будет хорошо...
У Виолетты отлегло от сердца, а когда Чавдар принес из кухни пирог с брынзой, она совсем повеселела
— Жаль, что твоя мама уехала, а то бы я ей сказала, что такого вкусного пирога в жизни не ела. Женщине такая похвала всегда приятна. А завтра я тебя буду кормить. Что захочешь, то и приготовлю. И вообще, я согласна готовить тебе всю жизнь...
Они весело рассмеялись, но улыбка тотчас сбежала с лица девушки, когда она услышала, что говорит ей Чавдар:
— Завтра же утром передашь все Дюлгерову.
— И часы с золотом?
— И часы тоже... В дальнейшем они послужат доказательством. И сразу же отправишься к родителям.
— А ты? Разве ты не поедешь со мной к морю?
— Тебе нужно ехать одной, чтобы он ничего не заподозрил. Ты передала подарки и торопишься к родителям. Что может быть убедительнее? И тогда мы сможем действовать спокойно, не торопясь.
— Но как я посмотрю ему в глаза после того, что сейчас узнала?
— Сделаешь вид, что тебе ничего не известно. И вообще, я не понимаю, почему ты так волнуешься?
— Конечно, ты прав! — ответила Виолетта, успокаиваясь. — Я постараюсь хорошо сыграть свою роль, ты будешь доволен.
— А теперь давай его отпустим... Я думаю, как только мы погасим свет, он уйдет.
Чавдар повернул выключатель, и гостиная погрузилась в мрак. Они осторожно подошли к окну. Дюлгеров продолжал неподвижно сидеть на скамейке.
— Он что, всю ночь сторожить нас собрался? — встревожилась Виолетта.
— Не беспокойся, сейчас он уйдет. Ему надо убедиться, что я никуда не делся.
И действительно, подождав еще немного, Дюлгеров загасил сигарету и, окинув еще раз взглядом темные окна на четвертом этаже, направился к машине. Молодая пара с соседней скамейки, обнявшись, зашла за кусты сирени. Очень скоро оттуда вышел мужчина. Подняв воротник куртки, он, прихрамывая, направился к стоящей за углом машине.
— Вот молодец! Как быстро преобразился! — засмеялся Чавдар. — Теперь он на машине поедет следом за Дюлгеровым...
— А девушка его вышла с другой стороны кустов и пошла на трамвайную остановку... — заметила Виолетта.
— Верно, — усмехнулся Чавдар. — Придется тебя зачислить в штат.
— Я вам не подойду, мне выдержки не хватает.
— А мне ты именно такой нравишься — нежно глядя на девушку, промолвил Чавдар.
Тут зазвонил телефон. Чавдар поднял трубку. На другом конце провода сообщили, что Дюлгеров вернулся к себе домой.
18
Первое, что сделал Эжен, войдя в дом, это попросил тетю дать ему ножницы, назвав их при этом «ножнами», что привело Румена в неописуемый восторг.
Получив ножницы, Эжен закрылся в спальне и вспорол подкладку пиджака. Достав конверт, он переложил его в карман,так как не хотел,чтобы дядя узнал о том, что он прятал письмо. После этого принял душ и вышел к столу. Все уже ждали его. Настроение у Эжена было отличное: он весь ужин шутил, много рассказывал о матери, об отце, о Париже, причем почти не делая ошибок.
Трифон Йотов выглядел мрачным и хмурым. Он почти не слушал рассказ Эжена, редко смеялся его остротам и еще реже задавал вопросы. Но Эжену это не казалось странным, потому что его отец тоже был не из разговорчивых, и он решил, что это фамильная черта Йотовых. Маргарита чувствовала себя усталой. Она поздно вернулась домой — после обеда в школе проводилось заседание педсовета. Ужин не был готов, а ей хотелось приготовить что-нибудь повкуснее. вот и провозилась. Зато ужин удался на славу. Гость ел с удовольствием, нахваливая тетину стряпню.
После ужина Маргарита предложила Эжену идти отдыхать, высказав предположение, что он, должно быть, устал с дороги. Молодой человек решительно воспротивился, тем более, что вспомнил данное матери обещание позвонить. Когда был заказан разговор с Парижем, Эжен подсел к Трифону:
— Мне нужно тебе кое-что сообщить, дядя... Папа просил передать...
Трифон Йотов предложил Эжену пройти в кабинет.
— Может, возьмем Румена переводчиком? — сказал он, улыбаясь.
— Да нет! Я сам расправлюсь...
— Ха-ха-ха! — зашелся смехом Румен. — Кто же так говорит! Нужно сказать не «расправлюсь», а «справлюсь»...
Плотно прикрыв дверь кабинета, Эжен протянул дяде письмо.
— Это тебе. Отец просил прочитать и как можно скорее дать ответ...
Трифон Йотов вынул письмо из конверта. Вначале брат писал о своих делах, о жене, а затем перешел к вопросу об изобретении. Он сообщал Трифону, что согласен на тридцать процентов от общей стоимости патента, а семьдесят процентов будут внесены на имя Йотова в один из парижских банков. «Думаю, этих денег хватит Евгению, чтобы получить образование во Франции», — писал брат. Затем он перешел к практическим советам, как переслать чертежи, используя при этом чемодан Эжена с двойным дном. Причем Эжен не должен знать, что в его чемодане пересылаются документы, потому что может отказаться взять их. В конце брат просил непременно свозить Эжена в Заножене.
Трифон прочитал письмо брата вслух перед всеми членами семьи, старательно избегая тех мест, где говорилось об изобретении.
— Да, да! — оживился Эжен. — Папа очень хотел, чтобы я побывал в Заножене?!
— Да не Заножене?, а Зано?жене! — нетерпеливо поправил его Румен.
Все рассмеялись тому упорству, с которым Румен поправлял ошибки своего парижского двоюродного брата.
— Ты меня исправляй, Румен! Болгарский язык очень трудная...
— Ну вот опять... Не трудная, а трудный, — сказал Румен к всеобщему удовольствию.
В это время зазвонил телефон.
— Париж заказывали? — прозвучал в трубке голос телефонистки.
После разговора с Парижем все пожелали друг другу «спокойной ночи», и вскоре в квартире воцарилась тишина, Только Йотов долго не мог уснуть. Предложение брата вызвало в его душе бурю чувств. Предположим, что его уволят с работы, разве он и в таком случае не сможет распоряжаться собственным изобретением и тем самым обеспечить Евгению необходимые средства? Хотя о чем это он! Разве возможно,
