— Если этот твой Неуловимый думает, что он неуловим, так мы очень скоро убедим его в обратном! — уверенно заявил другой.
В кабинете Йотова все осталось нетронутым, и все же Трифон чувствовал себя прескверно. Ему казалось, что кто-то грязной рукой залез ему в душу...
Как только двое из управления ушли, пришел Чавдар Выгленов со своим помощником Данчо. Чавдар еще вчера распорядился, чтобы ему сразу сообщили, как только Йотовы вернутся. Он попросил разрешения провести дополнительный осмотр, причем подчеркнул, что хотел бы, чтобы при этом присутствовал только глава семьи. Румен был страшно разочарован — ему так хотелось стать действующим лицом криминальной истории.
Оставшись наедине с Йотовым, Чавдар сразу же приступил к делу.
— Товарищ Йотов, у меня такое чувство, что преступников интересовали не столько ценности и деньги, сколько нечто совсем иное. Проверьте, пожалуйста, не исчезло ли что-нибудь из ваших научных разработок.
Йотов открыл дверцу письменного стола. Обе полки были завалены папками с бумагами. Йотов вынул их и аккуратно сложил на столешницу. Потом откуда-то из глубины достал небольшой шпенек, напоминавший по виду толстый карандаш. После этого выдвинул ящик стола.
— Позади ящика я устроил тайник, — объяснил Йотов. — Обычно храню в нем самые важные документы, кое-какие личные вещи и главные результаты научных разработок...
Вызвав Данчо в кабинет, Чавдар протянул ему шпенек:
— Пусть в лаборатории проверят, не осталось ли на нем отпечатков пальцев. Мне кажется, этот брусок вынимали... Товарищ Йотов, а вы посмотрите внимательно все ли на месте.
Йотов сосредоточенно перелистывал страницы. Вдруг что-то его насторожило. Он перелистал еще раз и с тревогой сказал:
— Товарищ Выгленов, все на месте, только вот бумаги лежат не в той последовательности, как я их оставил: на месте первой — сейчас последняя страница...
— Наверно, страницы не переворачивали, а клали стопкой в обратном порядке, — заметил Данчо.
— Вот именно, — подтвердил Чавдар. — Тот, кто их фотографировал...
— Значит, вы считаете, что моя работа переснята?
— К сожалению, да. И если мы не сумеем обнаружить пленку, кто-то другой, а не вы, к тому же в чужой стране, будет числиться изобретателем...
— Это Эрих, только он. Просто больше некому, — твердо сказал Йотов.
— Неужели вы открывали перед ним тайник? — с упреком в голосе спросил Чавдар.
— Нет, но понимаете, он дружит со Златановым. А письменный стол мне делал знакомый столяр Златанова. Он и ему установил такой же тайник.
— А почему столь важные расчеты хранились дома? — удивился Чавдар.
— Все дело в том, — принялся оправдываться Йотов, — что я еще не закончил работу. Необходимо было опробовать действие изобретения в специальных условиях. И тем не менее, для человека сведущего суть разработки абсолютно ясна из схем и расчетов...
— Что ж, я думаю, мы можем вам гарантировать, что преступники будут задержаны...
В этот миг, постучавшись, вошел Герчо.
— Товарищ Выгленов, разрешите доложить: Дюлгеров покончил жизнь самоубийством, — выпалил он.
— Дюлгеров? — переспросил Чавдар и подумал: «Жаль, он был важным звеном цепи», а вслух сказал:
— Сообщив уголовный розыск, чтобы послали на место происшествия бригаду с фотографом и врачом. Я еду туда. А ты позаботься о том, чтобы под любым предлогом задержали вылет из Болгарии Ганса Шульце, или Эриха Брюмберга — смотря какие документы он попытается представить. Его следует задержать и препроводить для справки в наше управление. Кроме того, позвони начальнику паспортного стола и скажи, что документы Зико Златанова для поездки в Вену, которые он задержал по моему требованию, могут быть выданы. Давай, действуй!
40
Выйдя из дома Йотова, Крачмаров и Дюлгеров быстро направились за угол, где их ждала синяя «Шкода», и спустя минуту машина уже летела по направлению к Симеоново. За ней на значительном расстоянии следовали две машины. Недалеко от железнодорожного переезда «Шкода»остановилась, Крачмаров вышел из нее и направился к лесу. А синяя «Шкода» свернула на шоссе, ведущее к автосервису: у Дюлгерова на этот день была назначена встреча для передачи одной из пленок...
Незадолго до шестнадцати часов Дюлгеров вернулся к себе в ателье и поспешил проявить вторую пленку, чтобы приготовить ее к приходу Койчева... О провале Симо ему, разумеется, и в голову не могло прийти.
...Симо же несколько дней тому назад перед лицом неопровержимых улик во всем признался. При обыске у него была найдена пленка, спрятанная в тайнике в левом рукаве. Опасаясь за свою судьбу, Симо согласился выполнить все распоряжения Выгленова. Стреляный воробей, он хорошо знал, что теперь с него не спустят глаз. Он тут же отдал пленку, полученную от Дюлгерова, как и двести левов вознаграждения за «честный» труд, получив взамен другую пленку, которую ему надлежало переправить за границу...
Согласно уговору, Койчев появился у Дюлгерова в четыре часа пополудни. В это время на улице обычно было мало народу. Однако Койчев решил сначала «прогуляться». Со скучающим видом он прошел мимо ателье и, дойдя до угла, огляделся по сторонам. Не заметив ничего обеспокоительного, вернулся к дому и позвонил в дверь. Дюлгеров вышел.
— Что вам угодно?
— Мне срочно нужны снимки. Не могли бы вы меня сфотографировать? Собственно, может вы заняты, или вас ждут другие клиенты?
— Заходите, вы будете первым.
Койчев вошел в дом и, пройдя в рабочую комнату, уселся на стул перед установленным на треножнике фотоаппаратом.
А Дюлгеров тем временем вышел на улицу и с помощью клейкой ленты прикрепил на двери записку, текст которой продиктовал ему «клиент». «Ателье закрыто на десять дней».
— А куда я должен буду уехать? — вернувшись, спросил он у Койчева.
— Я тебе все подробно объясню. Сейчас давай пленку. Ты проявил ее? Сколько кадров вышло?
— Всего двадцать семь кадров — схемы и пояснительный текст.
Койчев удовлетворенно спрятал пленку в карман:
— Чистая работа. Шеф тобою доволен. Он решил, что пора тебе перебираться в свободную страну. Ты согласен уехать отсюда?
— Еще бы! У меня есть кое-какие сбережения. Мне и пожить хочется спокойно, и мир посмотреть... А паспорт?
— Мы обо всем побеспокоимся. Однако шеф просит, чтобы ты написал нечто вроде просьбы: тебе-де больше невмоготу так жить, и ты хотел бы лично изложить свои идеи насчет расширения поля деятельности... Это нужно для того, чтобы там... ты знаешь, где, не сомневались, что ты сам, по собственному желанию, уезжаешь...
— Хорошо, завтра же у тебя будет такая бумага!
— Зачем же завтра, когда можно и сегодня... Прямо сейчас садись и пиши... Ну, хотя бы так:
«Я не могу так больше жить...» Ну-ка, покажи, что ты написал? Гм... Нет, лучше напиши так (Койчев быстро подсунул фотографу другой листок): «Прошу разрешить мне и в будущем, как и ныне, пересылать пленки в Милан... Пиши, пиши, чего остановился?.. алчным миланским торгашам...»
Ручка выпала у Дюлгерова из рук, он вскочил, но пути к бегству были отрезаны: дверь заперта, а
Койчев держит руку в кармане, готовый при малейшей попытке убежать пустить ему пулю в лоб.
