– Я ничего не говорила.
Теперь уж он сам должен был что-то сказать; и он сказал то, что вертелось у него на языке весь вечер:
– У меня еще не было возможности поблагодарить вас… Вы так хорошо подыграли мне в этой истории с телефонным звонком.
– С каким телефонным звонком?
– Ну, вы знаете – когда я разговаривал с Бертраном и назвался репортером.
– А… Если вы не возражаете, я бы предпочла не возвращаться к этому.
Ну нет, так легко она не отвертится!
– А если я возражаю?
– То есть как это?
– Вы, как видно, позабыли, что без меня, без моего маленького розыгрыша вы, вероятно, не попали бы сюда сегодня.
– Ну и что же? Не так уж много я бы потеряла.
Танец кончился, но они остались стоять посреди зала.
Когда вокруг захлопали в ладоши, Диксон сказал:
– Может быть, но тогда вам очень хотелось пойти, разве не так?
– Послушайте, нельзя ли все-таки прекратить этот разговор?
– Ладно. А вы перестаньте задирать нос. С какой стати вы себе это позволяете?
Она смущенно пожала плечами и опустила глаза.
– Простите. Разумеется, это было глупо. Я не хотела вас обидеть.
Раздались аккорды рояля, едва слышные из-за шума – вступление к последнему танцу, за которым должен был последовать перерыв.
– Забудем об этом, – сказал Диксон. – Потанцуем?
– Да, конечно.
Они стали танцевать.
– Мне кажется, мы недурно справляемся, – сказал он, помолчав.
– Я очень жалею о том, что наговорила вам. Конечно, это было глупо. Я вела себя, как идиотка.
Диксон заметил, что, когда она не поджимает губы, видно, что они у нее полные и чуть-чуть выпяченные вперед, как и у ее дядюшки.
– Ну что там! Все это вздор, пустяки, – сказал он.
– Нет, не пустяки. Я вела себя нелепо и глупо. Я ведь сама считаю эту историю с газетой отличной выдумкой, очень смешной.
– Ну, будет, не надо впадать в противоположную крайность.
– Я не хотела говорить об этом с вами только потому, что нехорошо смеяться над Бертраном за его спиной. Боюсь, что я немного сухо разговаривала с вами по телефону, когда вы позвонили мне, но я не могла иначе, не могла позволить себе говорить все, что мне хочется. Ведь тогда бы получилось, что я в сговоре с вами против Бертрана – вот ведь в чем дело.
Какое детское объяснение! Но, во всяком случае, это лучше, чем ее злые шпильки. Однако до чего женщины любят осложнять себе жизнь! Мужчины тоже часто заваривают такую кашу, что лотом никак не могут ее расхлебать, но всегда из-за чего-то по-настоящему нужного, простого и понятного.
Диксон ничего не ответил Кристине – его спасли вырвавшиеся из репродуктора пронзительные, нечленораздельные звуки. В голосе певца что-то смутно напоминало интонации Сесила Голдсмита, но больше всего это было похоже на приступ астмы у какого-то великана-людоеда.
Стараясь уберечь Кристину от столкновения с коротконогим краснолицым толстяком, танцевавшим с высокой, очень бледной женщиной, Диксон совсем сбился с такта.
– Начнем снова, – пробормотал он. Но теперь у них почему-то не ладилось.
– Нет, у вас никогда ничего не получится, пока вы держитесь от меня на таком расстоянии, – сказала Кристина. – Вы так далеко, что я не чувствую, куда вы меня ведете. Держите меня как следует.
Диксон с опаской придвинулся ближе. Правая рука Кристины, мягкая и теплая, снова очутилась в его руке, и он повел девушку вперед. На этот раз дело пошло куда лучше, хотя Диксон, к своему удивлению, неожиданно очень запыхался. Теперь он ощущал ее тело, оно казалось довольно тяжелым и вместе с тем податливым. Танцуя, они удалились от оркестра, и ухо Диксона уловило лающий смех. Бертран, закинув назад большую голову, вынырнул на секунду из толпы танцующих и снова скрылся. Лица Кэрол Диксон видеть не мог, но решил, что Бертрану удалось, по-видимому, немного се умилостивить. Какую, черт возьми, игру ведет этот Бертран? Этот вопрос заслуживал столь же пристального внимания, как и вопрос о том, почему он отрастил себе бороду. Хочет ли он иметь двух любовниц сразу или намерен отделаться от одной, чтобы сохранить другую? И если он замышляет последнее, то какую из них старается он сохранить и какую – примирить с предстоящей ей отставкой? Станет ли он, впрочем, беспокоиться о том, чтобы примирить кого-то с той участью, которую он сам ему уготовил? Едва ли. А в таком случае на престол, видимо, должна взойти Кэрол, так как только этим и можно объяснить ее присутствие на балу. Роль же Кристины, должно быть, сводится к тому, что она – племянница Эркварта, и, следовательно, се расположение нужно сохранить до тех пор, пока все дела Бертрана с Гор-Эрквартом не получат
