[9] порядочного тона.
— Да вы великолепны! Просто-таки великолепны в своем фраке, Сергей Николаевич! — воскликнула Нита при виде Птичкина на пороге гостиной.
И ироническая улыбка мелькнула в ее серых глазах и скользнула по алым тонким губам.
И тотчас же прибавила:
— Поздравляю вас и…
Она на секунду остановилась и глядела на великолепного молодого человека с веселой, чуть-чуть насмешливой улыбкой, эта блондинка с гладко зачесанными назад пепельными волосами, бойкая и живая, с выразительным лицом, хорошеньким и необыкновенно привлекательным со своим задорно приподнятым носиком. В ее чуть-чуть вздернутой кверху головке было что-то надменное и капризное. В живых, смеющихся глазах точно играл бесенок, и выражение в них быстро менялось. Она была среднего роста и хорошо сложена. Серое шерстяное платье обливало ее изящную, полную грации фигурку.
— И что же дальше? По обыкновению, какая-нибудь колкость, Анна Александровна? Что ж, говорите… Я к этому привык! — проговорил на ходу Птичкин умышленно веселым тоном, стараясь скрыть досаду на эту насмешливую барышню, не разделявшую к нему общего поклонения.
И, приблизившись к девушке, он почтительно поднес к губам ее крошечную, точно выточенную, розовую ручку.
— Они, я думаю, не особенно чувствительны, мои колкости… для такого умного человека! Не правда ли? — лукаво прибавила Нита. — Я просто не решаюсь вам ничего желать.
— Это почему?
— Да потому, что и без моих желаний… успехи не заставят вас ждать…
— Остается поблагодарить за такое лестное мнение обо мне! — промолвил молодой человек, наклоняя голову.
— Да ведь вы и сами уверены в этом? Вы ведь вообще влюблены в себя!
— Вы думаете? — промолвил, краснея, молодой человек.
— Думаю…
— Напрасно так думаете…
— Ну уж что делать…
— А мне это обидно…
Молодая девушка усмехнулась.
— И этому не верите?
— Досадно — это я еще пойму, но чтобы обидно…
Эта «девчонка», как про себя ее звал Птичкин, положительно его раздражала своим ироническим тоном и разными неприятными откровенностями, а между тем она ему нравилась, настолько нравилась, что он порой мечтал, что жениться на ней было бы очень недурно. Она невеста богатая — сто тысяч приданого. Но она, видимо, ему не доверяла и не оказывала ему особенного расположения, и это раздражало его самолюбие. То ли дело Элен… Та охотно пошла бы за него замуж, но ей тридцать три, а ему двадцать пять… Уж слишком она зрела, эта отцветшая красавица! — думал Птичкин.
Он принял строго-оскорбленный вид и мягко, мягко заговорил о том, что Нита глубоко заблуждается и совсем не понимает его. Он вовсе не так дурен, как она его считает, и ему обидно, что именно она так относится к нему.
— Мне всегда было искренно жаль, что я не заслужил вашего расположения, Анна Александровна… а я всегда был и буду глубоко вам предан…
Он проговорил эту фразу не без огонька, сделал паузу и бросил взгляд на девушку. Она, казалось, слушала внимательно.
«Клюнуло!» — подумал молодой человек и, понизив голос до нежного минора, продолжал:
— Теперь, когда, быть может, нам долго не придется увидеться, я не скрою от вас, что меня всегда мучило ваше недоверие… Чем я его вызвал? За что оно? А между тем… я больше чем предан вам… я…
В эту минуту из залы донеслись голоса Батищевой и Элен.
Птичкин остановился.
— Что ж вы, мосье Серж?.. Allez, allez toujours![10] — с громким смехом проговорила Нита, и презрительная улыбка светилась в ее глазах.
Птичкин позеленел от злости.
— Здравствуйте, Серж! Поздравляю вас!
И Батищева и Элен радостно пожимали ему руку, высказали много самых искренних и добрых пожеланий и находили, что он прелестен во фраке.
— А ты, Нита, отчего так хохотала? — спросила мать.
— Сергей Николаевич рассмешил…
— Чем?
— Он великолепно прочитал комический монолог из… «Тартюфа».
Года через четыре Серж Птичкин показался на петербургском горизонте в качестве видного товарища прокурора, уже успевшего зарекомендовать себя. Карьера его обеспечена. Его считают дельным, солидным юристом, но только чересчур непреклонным. Но это не смущает Птичкина, так как он мнит себя носителем идеи самого чистого консерватизма и аристократических тенденций. Он стал еще солиднее и принял вид государственного человека. Он одевается с изысканно строгой простотой, «по-английски», и по праздникам посещает аристократические церкви, сделавшись религиозным человеком настолько, насколько требует хороший тон последнего времени. «Для увенчания здания» оставалось сделаться богатым человеком. И это не заставило его ждать. Год тому назад он женился на хорошенькой купеческой дочке с миллионом. Он снисходительно позволяет себя любить, считает жену дурой и строго дрессирует ее. В год он выдрессировал жену настолько, что она уже тянет слова, щурит презрительно глаза и боится своего благоверного как огня.
Сам Серж Птичкин, получив миллион, еще более влюбился в собственную особу и стал говорить еще медленнее, точно произносить звуки ему в тягость. Ходит он с большим развальцем, словно бы ноги у него развинчены, зевает артистически и совсем не узнает на улице многих прежних знакомых и в том числе Элен. У Батищевых он бывает раз-два в год. Чаще бывать ему некогда. Он так занят!
Недавно я имел счастье видеть Сержа Птичкина у одного из его подчиненных, которого он осчастливил своим посещением. За картами он обратил внимание на какой-то портрет, висящий на стене, и, немного гнусавя, процедил:
— Что это? Фо-то-ти-пия или фо-то-гра-фия?
И вдруг так зевнул, что смутившиеся хозяева поспешили объяснить, что это фотография.
— А я по-ла-га-л, фо-то-ти-пия! Не-дур-но. О-чень недурно!
Вообще, Серж Птичкин счастлив. У него прелестная квартира, экипажи на резиновых шинах, лошади превосходные, влюбленная дура-жена, впереди очень видная карьера…
Одно только по-прежнему терзает его, это — его фамилия.
— Птичкин… Птичкин! — повторяет он иногда со злобой в своем роскошном кабинете. — И надобно же было родиться с такой глупой фамилией!
Танечка
Профессор математики, Алексей Сергеевич Вощинин, высокий худощавый старик, с гривой волнистых седых волос, выбивавшихся из-под широкополой соломенной шляпы, окончил копаться в саду и, поднявшись на террасу своей маленькой, спрятанной в зелени дачи, уселся в плетеное кресло у большого стола,
