Я была гетерой в храме Девы Саиса – царицы небес и земли, всемогущей, вседержительной, тысячеименной Матери трисолнечного младенца, владычицы тайн и бездны бытия. Мое имя – Тонида. Моя красота была известна во многих землях и странах.
Юноша по имени Сабакон воспылал ко мне неодолимой страстью. Но он был беден. А за меня нужно было сделать дорогие подношения великому жрецу храма. Не достигнув цели, Сабакон обратился к жрецам красноликого бесплодного Бога Сета и поклялся, что, если они чарами отдадут меня во власть его желаний, он вступит в их общину, приобщится к ужасным таинствам, даст себя оскопить и сделается бесполым, как они. «Ибо тому, кто познал Тониду, невозможно желать иной женщины», – сказал Сабакон.
Тогда жрецы во время сна чарами овладели моей душой и завлекли ее в дом Сабакона, на его ложе. Он, погруженный в сон, обладал мною и утолил свои желания.
Проснувшись, я рассказала о насилии верховному жрецу Девы Саиса. Возмущенный, он позвал Сабакона и жрецов Сета на суд фараона, именем тысячеименной богини, требуя взноса в сокровищницу храма.
Божественный повелитель Египта выслушал нас и рассудил: «Сабакон, возьми сосуды – золотые и серебряные, и алебастровые с благовониями, – сколько требует жрец покрытой богини, – из моей сокровищницы. Я ссужаю тебя. Пойди со жрецом и с гетерой Тонидой к стенам храма. Возьми сосуды и води ими перед стеной то туда, то сюда Гетера же пусть ловит скользящую тень сосудов, так как мечта – лишь тень действительности. Сабакон лишь в мечте владел Тонидой. Поэтому лишь тенью он должен заплатить за нее».
И было так, как сказал фараон… Но я должна сократить рассказ. Сон Калиостро становится чуток. Он может проснуться с минуты на минуту.
С глубоким изумлением слушал князь Кориат речь таинственного видения. И в то же время эти слова звучали в его собственной груди. Он видел все предметы, стены, фолианты библиотеки, в окнах – Неву и город в сумерках белой ночи, и тут же сидящая перед ним вызывала видения седой древности, иной, давно угасшей жизни.
– Не буду рассказывать, как, уже став жрецом красноликого Бога, Сабакон продолжал преследовать меня, как во сне, так и наяву, уже бессильными, но потому и неутолимыми желаниями. Не могу рассказать, почему, отвергнутая, брожу две тысячи пятьсот лет тенью среди живых.
Знай, что жрецы Саиса, Фив и Мемфиса обладали такими тайными силами, что победили самое смерть, и в мумиях, в иероглифах, изваяниях они живут и теперь. Жив и Сабакон. Каждые пятьсот лет он перевоплощается, вселяясь в тело умершего и оживляя его. Граф Калиостро – его пятое перевоплощение. И я, несчастная, должна сопровождать его, перевоплощаться вместе с ним, служить ему наложницей и быть его рабой.
Знай, что срок пятого воплощения истекает. И вот Сабакон-Калиостро избрал, своими жертвами светлейшего князя Григория Александровича Потемкина и императрицу России Екатерину. Он хочет править через меня всем Севером. В этом ему помогают духи жрецов Сета, воплощенные в различных вельможах Европы. Они задумали низвергнуть царство Трисолнечного Божества и Сокровенной Царицы земли и неба и открыть царство красноликого Сета-Люцифера и его клевретов.
Не допусти этого. Ты посвящен в древние тайны и символы. Борись с проклятым Сабаконом-Калиостро. Уничтожь его чары и не дай ему перевоплотиться. Возврати и мою несчастную тень отрадной обители вечного забвения! Освободи меня от тысячелетнего рабства! А чтобы ты знал, что это не сон, пустой и лживый, что я действительно являлась тебе, прими от меня эту розу! Меня же сейчас здесь не станет.
С этими словами из складок покрывала вновь появилась трепетная, живая розовая рука, дышавшая эфиром тела и ароматом неги, и прозрачные персты протянули молодому тамплиеру большую черную розу.
Он схватил розу и подавшую ее эту живую руку и вскричал:
– Нет, мне мало этого! Хочу тебя видеть! Не уходи, не открыв передо мной покрывала!
– Безумный, о чем ты просишь? – раздался полный скорби голос. – Я уже сказала, что, если поднимешь мое покрывало, будешь несчастным на всю жизнь! Не желай же и не требуй невозможного. Не требуй, ибо я обязана теперь исполнять каждое твое желание, вручив в твои руки свою несчастную судьбу!
– Нет, я хочу! Я требую! Что бы ни было со мной, хочу, хочу видеть тебя, прекраснейшая из женщин! – в безумии повторял князь Кориат.
Тихий плач раздался под покрывалом и жалобный стон. Медленно поднялась она, и опять в складках звездной ткани просияли воды и воздушные глубины, просыпались цветы. И вдруг все померкло, ткань пожелтела, словно полуистлевшая, и все кругом потемнело, удушливым смрадом пахнуло из тьмы. Тихо спустилось покрывало; обвитые погребальными полотенцами руки держали перед лицом круглое зеркало, словно защищаясь им от взора дерзновенного безумца. Юноша протянул руку и отвел зеркало гетеры от ее лица. Ужасно и непередаваемо было то, что он увидел. В мгновение ее тело рассыпалось черным прахом, расплылось клубами коричневатого дыма. Исчезло все, только плачущий стон пронесся в воздухе, потом ласточка шмыгнула под потолком и, прокричав, исчезла.
Весь дрожа, в холодном поту, князь огляделся. Никого не было. Все имело обычный вид. Заря разгоралась за окнами. Кресло, на котором сидело видение, было таким же, как и остальные. А между колоннами не стояло никакого покрытого истукана. Там высилась ваза, действительно закутанная почему- то куском полотна, но давно ему знакомая. И сам он сидел у письменного стола, где еще лежали дела и патенты Калиостро. Что это было? Спал он? Бредил наяву? Голова его кружилась. Мучительно замирало сердце. Отвращение смешалось в нем с жалостью и безумной страстью. Странные предостережения, дикие тайны, сообщенные ему, не находили места в его сердце, и в то же время бред обладал всей убедительностью подлинной действительности. Он заглянул за таинственную завесу, отделяющую живых от мертвых. Бездна вечности дохнула ему в лицо. Был уже другим человеком. Что-то непоправимое было совершено им. И страшное знание, на которое дерзнул юноша, он должен был искупить муками Прометея…
Взгляд его упал на то место на полу, где стояла Серафима, и к своему ужасу и радости он увидел там мистический залог – черную розу. Бросился к цветку, схватил его… То была не настоящая, а искусственная, тафтяная роза. Но она была, была…
ГЛАВА
XXI Лестница
– Мне надоело одиночество! Мне скучно! Не могу понять, Джузеппе, чего ты еще дожидаешься?
Так говорила графиня ди Санта-Кроче, покоясь в ленивой позе на софе в надоевшей комнате в Итальянских. Джузеппее быстро повернулся на каблуках.
– Еще немного терпения, дорогая Лоренца, – сказал он.
– Но чего же ты ждешь? Ты был так торжественно принят. Проделки твои очень удались.
– Да, но выждать необходимо. Пусть они сами за мной явятся. А они явятся, это я знаю отлично.
– Мне надоело быть в твоих руках жалкой игрушкой, – с раздражением сказала Лоренца. – Ты заставляешь меня участвовать в своих глупых фокусах, как будто я фиглярка в ярмарочном балагане. Я служу приманкой для всяких олухов. Время идет. Я уже не так прекрасна, как прежде. Да, я старею, Джузеппе, что же меня ожидает?
– Тебя ждут богатство, знатность, слава, почетнейшее положение, клянусь Сатурном! – воскликнул Джузеппе.
– Ах, ты говорил это в Лондоне, потом в Париже, потом в Берлине…
– И говорю это же теперь в Петербурге!
– Говоришь, но я нисколько тебе не верю. Ты – шарлатан, Джузеппе. Ты – лжец. Ты хочешь обмануть весь мир, но прежде всего сам себя обманываешь. Ты вечно строишь воздушные замки, которые мгновенно разлетаются без следа, если не считать побоев, которые порой перепадают на твою долю, новых и новых долгов и необходимости как можно скорее бежать в другой город.
– Ты женщина, и видишь только кухонную часть жизни, видишь изнанку, грязное белье, домашний сор, пятна и заплаты!
Он принялся ходить по комнате. Лицо Джузеппе приняло грустное, задумчивое выражение. Большие глаза его сияли мыслью и были прекрасны.
