стопку досок. Прикидки расстраивали – шансов обмануть пулю практически нет. Куда же делось везение, доселе сопутствовавшее ему? Почему небо от него отвернулось?
Пуля свистнула возле почти победившего временную глухоту уха, пробила целлофан с древесным мусором. Голос за спиной произнес сварливо:
– Пьяный космонавт в невесомости вовсе не то же самое, что вусмерть бухая черепаха на дне океанской впадины. Двигайся чуть быстрее, но учти: чего заподозрю, и кирдык, стреляю сразу. Учел? Повторяю по буквам: с-р-а-з-у!
Шанс есть!!! Все возможно, ПОКА ты живой и здоровый. Его НЕ пристрелили С-Р-А-З-У! Противник, скучавший на крыше, размечтался взять его в плен, а это ШАНС!
Голос за спиной прибавил надежды:
– Мы, вообще-то, пленных брать не планировали, однако, ежели и впредь будешь пай-мальчиком, я тебя пожалею, дружок. Вижу, ты отличаешься от прочих камикадзе навязчивым желанием выжить, а сие означает, что я и ты, мы, в принципе, сможем договориться. Меня, дружок, чертовски интересуют ВСЕ подробности про вашу секту, и я с удовольствием поболтаю с тобой по душам, если ты не разочаруешь меня вдруг какой-либо глупой шалостью, усек? Будь умницей, и все будет о’кей, ферштейн?
Внимательно прислушиваясь к интонациям голоса за спиной, маджнун покорно вставал, старательно избегая резкости в движениях. Он поднялся на ноги, когда противник закончил свою задушевно- насмешливую реплику, и задал человеку за спиной вежливый вопрос:
– Можно я повернусь к вам лицом?
– Валяй. Только медленно и печально. И, сделай милость, разожми-ка правый кулачок, плавно.
Маджнун расслабил пальцы правого кулака, выпустил зажигалку. Она упала на кучку опилок, желтая струйка деревянной трухи из порванного мешка тут же засыпала брошенный предмет. Переминаясь с ноги на ногу, перемещая тело, маджнун поворачивался, стараясь не давать поводов для агрессии словоохотливому противнику.
– Скольких наших ты, дружок, укокошил?
– Восьмерых, – откровенно признался «одержимый надеждой», повернувшись вполоборота к девятому.
– Восьмерых?! Ха! А ты, мужик, не промах!
– За комплимент благодарствую, – приторно-вежливым тоном вышколенного лакея со стажем поблагодарил «одержимый», заканчивая гибкий, замедленный разворот кругом через правое плечо к обладателю строгого баритона с нотками насмешливого превосходства.
Девятый стоял, отступив на шаг от закрытой двери на чердак. Фигура мужчины, одетого в стандартный комбинезон чужих, отнюдь не стандартна. Девятый стоял заметно скособочившись. Из прорези капюшона смотрят васильковые глаза европейца. В левой руке – «стечкин» с глушителем. Вместо правой кисти торчит, изогнувшись вовнутрь к телу, крючковатое лезвие, очень похожее на лезвие миниатюрной косы и заточенное так же, как точат сельскохозяйственное орудие косари – по внутренней дуге. Комбинезон подпоясан железной цепочкой, завязанной на узелок. К кончикам цепочки приделаны цилиндрические грузила. За пояс-цепочку кособокий заткнул палку длиною в локоть. На конце крепкой, удобной для обхвата кулаком палки такое же лезвие.
– Чего уставился? Удивлен, дружок? Никогда не видел хромых и одноруких ниндзя, да?
Как будто забыв о прежних угрозах и приказах девятого, маджнун усмехнулся и без всякой плавности в движениях скособочился, копируя фигуру напротив. Став кособоким и еще раз усмехнувшись громко, маджнун напряг пальцы правой кисти и дал им мысленный приказ заледенеть. Пошевелив рукой с неподвижными, словно неживыми пальцами, маджнун заговорил, талантливо подражая тембру голоса и манере выражения однорукого:
– Чего уставился, спрашиваешь? «Дружком» обзываешь, да? А я вовсе не дворняжка по кличке Дружок, ферштейн? Я ж близнец твой, Семен Андреич! Не узнаешь, нет? Мы ж с тобою, ха, бультерьеры из одного помета, видишь? Я ж хромать умею, тебя передразнивать, и клешня правая у меня, глянь, точно протез! Удивлен, Сеня? Да?
– Ого! Вот это встреча!
– А разве ты не по мою душу сюда заявился с дружками узкоглазыми, а?
– Думали о тебе, но, если честно, я и не надеялся тебя, близняшка, на месте застать, правда.
– А я и не догадывался, что ты, оказывается, тусуешься в стае. Я тебя, двойняшка, за одиночку держал.
– Как же здорово, что я не бабахнул тебя в затылок, пародист хренов.
– Еще бы! И мне здорово, и тебе в кайф. Договоримся, близнец!
– Так мы ж вроде уже обо всем договорились – ты ведешь себя паинькой, рассказываешь про опиум, а я...
– Извини, перебиваю! Про какой такой «опиум», я не понял?
– Религия – опиум для народа. Про секту свою расскажешь и...
– Стоп! Ступин, ты дурак или прикидываешься? Я вел себя паинькой, надеясь улучить момент и прикончить девятого встречного, разве ТЕБЕ это не понятно, а? Разве ТЫ вел бы себя иначе на моем месте?
– Ха! Та прав – я прикидываюсь. К твоему величайшему сожалению, я, увы, далеко не дурак. Но иного варианта выживания, прости, не могу тебе предложить.
– И не надо! Пускай условия остаются теми же, но с одной малюсенькой поправкой.
– А конкретно?
– Поспаррингуем, Ступин?
– Шутишь?
– Не, я серьезно.
– Слышь, двойник, мы чего? Герои голливудской дешевки, что ли? Идею кровавого махача Добра со Злом на крыше в лучах заката ты явно позаимствовал из какого-то малобюджетного американского кино.
– Знаешь, близнец, во-первых, я не смотрю американское кино, а...
– Погоди! Что? Совсем телевизор не смотришь?
– Вообще не смотрю в последнее время.
– Почему?
– На телеэкранах слишком много насилия. Сплошная кровь!
– Резонно.
– А во-вторых, скажи-ка: кто из нас ху? Кто Зло, ху из Добро?
– Каждый считает себя хорошим, ясен пень.
– На мне, между прочим, крови поменьше будет, чем на тебе, Бультерьер.
– Возможно. Всякое, знаешь ли, со мною случалось в жизни. И, между прочим, похожий на этот санаторий я, было дело, завоевывал. И с фанатиками, замутившими мозги моему сыну, был случай, спарринговал. Я старый и битый. Вишь – определили мне, инвалиду, соратнички теплое местечко на крыше, покуда сами на этажах рискуют. А оно видишь как обернулось. Судьба тебя на меня вынесла.
– Вот! Ты сам обмолвился, дескать, с фанатиками спарринговал! Чем те фанатики лучше меня? Подари нам обоим шанс на хеппи-энд! Ведь должен же ты понимать, что я скорее умру, чем...
Ступин выстрелил. Пуля просвистела в миллиметре над скрытой под серым капюшоном макушкой маджнуна, но «одержимый», не моргнув глазом, закончил фразу:
– ...чем просто так соглашусь сотрудничать.
– Ну а ежели не просто так? Если я тебя, скажем, отправлю в нокаут, и ты сознание потеряешь. Очнешься, а тебе уже укольчик сделан, и ты, под действием наркотика, станешь ах каким разговорчивым.
– «Сыворотка правды» не существует, это миф!
– Думаешь?
– Уверен. Приду в сознание и, что бы ты мне ни вколол, откушу себе язык.
– Ха-а-ха-а-ха... – расхохотался Ступин. – Веришь ли, и то, как пытаются откусывать себе язык, я тоже уже видел! Долго живу, скучно становится.
