Володя, молодой, довольно пригожий офицер, остриженный под гребенку, высокий и стройный, с кольцом на мизинце и браслетом на руке. Он имел заспанный вид и протирал глаза.
— Вот и поздние птички явились, — ласково приветствовал молодых людей полковник. — Ну, здравствуй, милая племянница, здравствуй, мой друг Володя… Видно, вчера ужинал, а? — подмигнул глазом полковник.
— Было дело под Полтавой, дядюшка! — весело смеясь, отвечал Володя.
Дядя поцеловался с молодыми людьми, после чего они подошли к матери и поцеловали ее руку.
Мать с видимым восторгом любовалась своими птенцами.
— Про какую это вы шубку говорили, дядя? — спросила Женечка.
— Вообрази себе, Женечка, — сказала Олимпиада Васильевна. — Тетя Тоня сделала Леночке новую ротонду… Денег нет, а они ротонду…
— В семьсот рублей, Женечка, — досказал полковник.
— Ловко! — откликнулся Володя.
В Женечкиных глазах блеснул завистливый огонек, и она заметила:
— Тетя так любит Леночку… Недавно вот новое бальное платье ей сшила… И прелестная, дядя, я думаю, ротонда?.
— Разумеется. И деньги прелестные…
Олимпиада Васильевна бросила недовольный взгляд на полковника, что он своим разговором об этой «дурацкой ротонде» только смущает Женечку, и заметила:
— Это разве любовь настоящая!.. Просто пыль в глаза хотят бросить… Антонина воображает, что эти шубы да бальные платья помогут скорей найти Леночке жениха…
— А о женихах что-то не слышно! — вставил полковник.
— Еще бы… Леночка хоть и милая, а — сапог! — засмеялся Володя… — А кто на сапоге без хорошего приданого женится, а?
Олимпиада Васильевна бросила многозначительный взгляд на сына. «Дескать, не говори при дяде!» И то она уж пожалела, что сама дала волю языку из-за этой шубы. Братец ведь все передаст Антонине.
И Олимпиада Васильевна поспешила заметить сыну:
— Володя! Какие выражения! И ты неправду говоришь. Леночка хоть и не красавица, а прехорошенькая. Очень миленькая, особенно глаза у нее прелестные. Ведь правда, братец?.
Горничная вошла и доложила, что подан завтрак. Олимпиада Васильевна с обычным своим радушием пригласила братца позавтракать чем бог послал.
— Посидеть с вами — посижу, а есть не стану… Боюсь, сестра… У тебя всегда все так вкусно, а у меня, сама знаешь, катар…
— Отличное средство есть против катара, дядюшка! — проговорил Володя.
— Какое, мой друг?
— Три рюмки перцовки перед каждой едой, вернейшее средство! — рассмеялся Володя.
— Шутник ты…
— Нет, в самом деле попробуйте… Мамаша, а разве водки не полагается сегодня?.
Олимпиада Васильевна достала из буфета графинчик, бросив меланхолический взгляд на Володю.
Завтрак был вкусен и обилен, и полковник, несмотря на катар, отведал и маринованной осетринки и телячьей котлетки, не переставая рассказывать о том, как он сегодня утром был на Сенной и приценивался к провизии, как потом встретил богатые похороны и узнал, что хоронили купца Отрепьева, оставившего пятьсот тысяч, как потом прошел на Большую Морскую…
— И знаешь, сестра, кого я встретил?
— Кого, братец?.
— Твоего Сашу… Стоит у витрины и брильянты рассматривает… — Что, он разве больше не служит?.
Олимпиада Васильевна встревожилась.
— Он, может быть, на службу шел…
— Едва ли… Служба его совсем в противоположном конце. Да и двенадцатый час был.
— Странно… разве дело какое, что он не пошел на службу…
— То-то и я подумал… Но ежели дело, к чему разглядывать брильянты?
— Покупать собирается… Женечке подарить, — иронически усмехнулся брат.
— Он брильянтов не признает, — насмешливо заметила Женечка.
В это время из прихожей раздался звонок, и через минуту в столовую вошел Саша Пинегин.
— Вот легок на помине. Только что о тебе говорили, мой друг! — поспешил сказать самым любезным тоном полковник.
Все притихли. Приход «отщепенца» встречен был сдержанно и молчаливо.
Пинегин поцеловал у матери руку, пожал руку дяде, брату, сестре и присел к столу.
— Завтракать будешь? — без особенной приветливости спросила Олимпиада Васильевна, бросая тревожный взгляд на несколько возбужденное лицо сына.
«Наверно, опять бросил место?» — подумала она.
— Пожалуй, что-нибудь съем…
— Сейчас разогреют котлетку, а то холодная.
Дуня, принесшая прибор, хотела было унести блюдо, но Пинегин остановил ее.
— Не стоит… Так съем…
— Напрасно, Саша, горяченькая вкуснее, — заговорил своим мягким, ласковым голосом полковник и, подвигая к нему графин с водкой, прибавил: — Чудная, братец, осетринка для закуски.
— Он не пьет водки, — сказал Володя, заметно притихший при брате.
— Не пьет?. И без водки осетринка прелесть. И мастерица же ты, сестра!
Пинегин молча ел. Олимпиада Васильевна терзалась желанием скорей разрешить беспокоившее ее недоумение: отчего Саша не на службе и зачем он зашел? И она дипломатически спросила:
— Давно ты, Саша, у нас не был. Уж и записку хотела писать: здоров ли?
— Здоров, мамаша… Занят был это время…
— По службе?
— И по службе и так… дела были.
— То-то сегодня ты не на службе. Видно, заработался и отдохнуть денек собрался… Это ты умно придумал… Служба-то у вас тяжелая, а платят гроши… Везде протекция да протекция! — вздохнула Олимпиада Васильевна.
— Такому умнице, как Саша, давно бы тысяч пять получать, если бы у нас места по заслугам давали! — воскликнул не без пафоса полковник.
— Спасибо за комплимент, дядюшка, и за пять тысяч! — иронически промолвил Пинегин и, обращаясь к матери, прибавил. — Я больше, мамаша, совсем не пойду на службу… Довольно с меня!
— Бросаешь? — испуганно спросила Олимпиада Васильевна.
— Да, бросаю.
— Саша, верно, лучшее место получил. С его умом не сидеть же ему на пятидесяти рублях, кандидату естественных наук, — проговорил полковник с едва слышной иронической ноткой в своем вкрадчивом, тонком голоске.
— И лучшего места не получил, даже и с моим умом, дядюшка.
Все неодобрительно взглянули на этого «отщепенца», который бросает место и еще иронизирует.
— Думаешь одной литературой пробавляться? — насмешливо спросил Володя.
Пинегин только повел равнодушно-презрительным взглядом на брата, не удостоив его ответом, и сказал обращаясь к матери:
— Вы не волнуйтесь, мамаша… Теперь мне места не надо… Я женюсь, и на богатой девушке…
Брат и сестра иронически хихикнули, подтолкнув друг друга локтями. Полковник саркастически улыбался. Олимпиада Васильевна недоверчиво смотрела на сына, не зная — верить ему или нет. Он ведь любит иногда потешаться над родными. У него есть эта злая привычка. Да, наконец, какая богатая девушка пойдет за такого голыша, за человека без какого-нибудь определенного положения. Это что-то
