бурное испарение. Пар этот в виде могучей напорной струи выходит наружу по выхлопным трубам, что и служит движителем. Сдаётся мне, Бова, что скорость твой летучий корабль может развивать не хуже строфокамила, а то и круче. Что скажешь?
Ответом торгашу с Роси было молчание.
Благуша недоуменно обернулся.
И обнаружил, что Бова, вылупив глаза от изумления и явно потеряв дар речи, смотрит на него.
– Ты чего это, Бова? Разве я что-то не то сказал?
– Да я… – Бова натужно прокашлялся. – Да я даже Минуте об этом не сказывал! Откуда же ты можешь знать?
– А-а, ты об этом… – Благуша тяжко вздохнул и не стал скрывать – ежели уж его не поймёт сам настоятель Храма Света, то не поймёт уже никто. – Да, понимаешь, оторви и выбрось, вот с тех самых пор, как тебя повстречал, так со мной всякая всячина и происходит. В том числе и знания, ранее неведомые, сами собой приходят. Веришь – нет, ещё несколько минут назад я понятия не имел об устройстве твоего долгопарого движителя. А теперь знаю. Не знаю только, как объяснить само знание.
Бова задумчиво кивнул, наморщив лоб от напряжённого мыслительного процесса. Сразу было видно, что привыкший решать неразрешимые задачи ум настоятеля сразу же взялся за дело. Но с ходу не одолел. Бова покачал головой, отложив задачку на потом, и махнул рукой:
– Верю, слав. Верю. Только что убедился. Но что же на тебя могло так повлиять, включи-выключи? Уж не моя ли Думовина? От неё, понимаешь ли, всякие там невидимые глазу, но ощутимые телом эманации исходят, особенно после того, как мы те байты порченые использовали – из урания и плутония… Но ведь я возле Думовины с утра до вечера кружусь – и пока ничего особенного…
«Ну да, ничего особенного, – подумал слав. – А вместо шара с корзиной – целый Дирижоплъ на долгопаром ходу выдал. Да ещё с немыслимой скоростью постройку закончил»
– Слушай, слав, а та книжица, которую ты мне в храмовнике показывал, ещё у тебя? – вдруг спросил Бова.
Благуша кивнул, снова присматриваясь к подозрительно знакомому золушку, все ещё возившемуся с топкой – много, видать, нагорело. Он заметил, что тот, в свою очередь, старательно отворачивает своё лицо в тень, и его нехорошие подозрения усилились. Кого же он ему так напоминал?
– А как же! Только я её Вохе Василиску дал почитать. А мне она уже почти без надобности, сам уже апофегмами сыплю не хуже. Да вот, например, как раз к случаю: «Мало построить корабль, надо на него ещё и сесть!» Или: «Можно быть уверенным только в том, что ни в чем нельзя быть уверенным, и ежели это выражение истинно, то тем самым оно и ложно».
– Забавно, забавно, – задумчиво повторил Бова. – Но вот интересно, что она мне самому может сказать насчёт всего этого предприятия с Проклятым доменом?
Тут Благуша, не выдержав, шагнул к обслужнику, взял его за плечо и развернул лицом к себе.
– Ну и что тебе от меня надобно? – угрюмо спросил дохлятина рыкающим басом, сверкнув белыми зубами на чёрном лице, измазанном сажей почти до неузнаваемости. – Мало об меня тогда кулаки почесал, плисовые штанцы, добавить хочешь?
– Оторви и выбрось! – ахнул Благуша, от неожиданности отступив на шаг, – Пивень, ты, что ли?
– Ну я, – ответил тот, пожав узкими плечами. – Так что ж тут такого?
Благуша непонимающе повернулся к настоятелю, который лишь добродушно улыбался, глядя на них обоих.
– Бова, да что же этот бандюк тут делает?!
– Тихо, тихо, слав, не кипишись. Нашим человеком твой Пивень оказался. Взял я его к себе, одарил штанцами плисовыми, по коим так бедняга страдал, да к Ухарю золушком определил, пародвижитель на Дирижопле обслуживать. Так на удивление хорошим работником наш крайн оказался! Вот что нормальная жизнь с человеком делает, включи-выключи!
– Да, я такой, хотя могу и чаще, – сразу засмущался Пивень, ковыряя пол носком сапога и потупив глаза – прямо как красна девица. Заметно было, что к похвалам крайн не привык. Оно и понятно – в ватаге бандюки более привычны к подзатыльникам ватамана.
«Что-то не верится в его исправление», – подумал слав, мрачно разглядывая Пивеня и при этом действительно ощущая явственный зуд в кулаках – угадал Пивень, битая шкура, опытная. Это ж бандюк! Дурная кровь! Ходит несвязанный, а ну как своим помогать станет? Вот уж взаправду говорится: «Чем тяжелее работа, тем легче на неё устроиться».
– А ну брось, слав, – недовольно сказал Бова, заметив, как Благуша смотрит на Пивеня. – Вижу, что-то нехорошее думаешь, нечего напраслину на человека даже в уме наводить – беду накличешь. Примета такая народная. Пойдём-ка лучше книжицу твою поищем да выпьем за твою с Минутой счастливую судьбину! И ты, Пивень, с нами иди, хватит тут усердствовать, пора и тебе отдохнуть.
– Рад стараться! – гаркнул в ответ Пивень.
С этими словами Бова выпрыгнул из Дирижопля на землю, и Благуше нечего не оставалось, как последовать за ним. А в затылок ему, с готовностью побросав инструмент, пристроился бывший бандюк, а ныне – человек мирного и почётного ремесла, оторви и выбрось! Нет, что творится на белом свете, а? Что творится!
Благуша догнал настоятеля и пристроился рядом, приноравливаясь к его размашистому шагу.
– Бова, а к чему это ты сказал? Обо мне с Минутой?
– Да ладно, включи-выключи, что я, глаз не имею? Вижу, как вы друг на дружку смотрите, прямо не налюбуетесь. И знаешь, что я тебе скажу, слав?
– Что? – Слав немного растерялся от такого поворота дела.
– Что я не против.
