Никого другого, только полковника.
Заткнись, ты разбудишь полковника.
Полковник, это антимагнетрон, дорога к спутникам. Больше никаких ракетных двигателей!
Заткнись, новичок!
Драка с ними, потом крик, когда кто-то наступил на сломанную ногу.
Кошмар кончился, он на белой кушетке в белой комнате с черными решетками на окнах и с рослым полицейским у двери.
— Где я?
— Это больница, больница при гауптвахте, лейтенант.
— Боже, что случилось?
— Хоть убейте меня, сэр. Вы как будто хотели убить какого-то рядового. Все время всем говорили, как он выглядит.
Он положил руку на лоб.
— Рядовой. Его нашли?
— Лейтенант, такого человека нет в составе части. Честно. Служба безопасности проверила все досье. Не волнуйтесь так, сэр.
Стук. Полицейский открывает дверь. Голоса.
— Лейтенант, с вами хочет поговорить майор Томпсон. Как вы себя чувствуете?
— Плохо, сержант, плохо… Но я поговорю с ним, если он этого хочет.
— Он успокоился, сэр.
Новый голос — тот самый голос! Барроус сжал руку так, что искры из глаз посыпались. Не смотри; если ты прав, ты его убьешь.
Дверь. Шаги.
— Добрый вечер, лейтенант. Когда-нибудь приходилось раньше разговаривать с психиатром?
Медленно, в ужасе перед взрывом, который должен произойти, Барроус опустил руку и открыл глаза. Чистый аккуратный мундир с майорскими нашивками и знаками различия медицинского корпуса не в счет. Профессиональные уверенные манеры, слова этого человека — все неважно. Единственно важный факт — когда он в последний раз видел это лицо, оно принадлежало рядовому, который без жалоб и без интереса таскал тяжелый детектор весь жаркий день, который разделил с ним открытие и который неожиданно улыбнулся ему, потянул за ручку, и грузовик-развалина начал подниматься в небо.
Барроус прыгнул.
Кошмар снова поглотил его.
В больнице делали все, чтобы помочь ему. Позволили самому проверить архивы, чтобы убедиться, что такого рядового никогда не существовало. Эффект «размагничивания»? Никаких данных. Конечно, лейтенант сам признавал, что отнес все относящиеся к делу записи к себе на квартиру. Нет, у него на квартире их нет. Да, на поле есть яма. Нашли и так называемый «детектор», хотя этот прибор совершенно не имеет смысла: он измеряет только магнитное поле собственного магнита. Что касается майора Томпсона, есть свидетели, видевшие его в самолете на пути сюда, когда это произошло. Если бы только лейтенант избавился от навязчивой идеи, что майор Томпсон и есть исчезнувший рядовой, мы добились бы гораздо большего; но он не избавился, понимаете ли, не смог избавиться. Но, конечно, капитан Бромфилд, возможно, добьется большего…
Я знаю, что сделал, знаю, что видел. Я найду это приспособление и того, кто его изготовил. И я убью этого Томпсона!
Бромфилд оказался хорошим человеком, и, Бог свидетель, он старался. Но в пациенте соединились талант к наблюдениям и годы практики, и эта комбинация не позволяла ему отказаться от своего. Когда лейтенант перестал требовать доказательств, миновал истерический период и наступила вначале меланхолия, а потом внешнее равновесие, ему попытались устроить встречу с майором. Лейтенант сразу набросился на него, и потребовалось пять человек, чтобы защитить майора.
Слишком умный парень, знаете ли. Такие часто сходят с ума.
Его продержали еще немного, убедившись, что единственной целью агрессии является майор Томпсон. Потом предупредили майора и вышвырнули лейтенанта. Жаль, сказали ему.
Первых шесть месяцев прошли как в дурном сне. Он все еще был полон отцовских советов капитана Бромфилда и пытался найти работу, пока не наступит «адаптация», о которой все время толковал капитан. Но она не наступила.
У лейтенанта были небольшие сбережения и выходное пособие. Он может потратить несколько месяцев, чтобы разобраться в этой истории.
Вначале ферма. Приспособление находилось на грузовике, а грузовик, очевидно, принадлежал фермеру. Найди его, и получишь ответ.
Потребовалось шесть месяцев, чтобы отыскать городской архив (жителей местности переселили, когда создавался зенитный полигон) и узнать имена двух единственных людей, которые могли рассказать ему о грузовике. А Продд, фермер. Полоумный батрак, имя и местонахождение которого неизвестны.
Но почти год спустя он отыскал Продда. Слухи привели его в Пенсильванию, а намек — к воротам психиатрической лечебницы. Продд находился в последней стадии старческого слабоумия, от него удалось узнать, что старик ждет жену, что его сын Джон так никогда и не родился, что старина Лоун, может, и был придурком, но никто лучше него не мог вытаскивать грузовик из грязи, что Лоун был хороший парень, он жил в лесу со зверями, а он, Продд, никогда не пропускал дойку.
Гип никогда не видел такого счастливого человека.
Барроус отправился в лес. Три с половиной года он прочесывал леса. Питался орехами, ягодами и тем, что мог поймать в ловушки. Забыл о том, что он инженер, почти забыл собственное имя. Его интересовало только одно. Поставить такое приспособление на старый грузовик мог только дурак, а Лоун и был дураком.
Гип отыскал пещеру, детскую одежду и кусок плетеной серебристой трубы. И адрес.
Он отправился по этому адресу. Узнал, где найти детей. Но тут он столкнулся с Томпсоном — и Джейни его нашла.
Семь лет.
Прохладно, под головой теплая подушка, а его волосы мягко поглаживают. Он спит и в то же время не спит. Он так устал, так истощен и измучен, что сон и бодрствование превратились в синонимы. Все стало безразлично. Он знает, кто он и кем был. Знает, чего хочет и где это найти. И, выспавшись, найдет.
Он счастливо пошевелился, и мягкое прикосновение от волос перешло к щеке. Его потрепали по щеке. Утром, удовлетворенно подумал он, я отправлюсь искать полоумного. Но, пожалуй, потрачу час на воспоминания. На воскресном празднике в школе я выиграл гонку в мешках, и меня наградили носовым платком цвета хаки. В скаутском лагере я до завтрака поймал три щуки, поймал на блесну; я греб в каноэ, а леску держал в зубах; самая большая щука порезала мне рот. Терпеть не могу рисовый пудинг. Люблю Баха, и ливерную колбасу, и последние две недели мая, и глубокие чистые глаза, как у…
— Джейни?
— Я здесь.
Он улыбнулся, удобнее положил голову на подушку и понял, что голова лежит на коленях Джейни. Открыл глаза. Голова Джейни была черным облаком в ореоле звезд: темнее самой ночи.
— Ночь?
— Да, — шепотом ответила она. — Хорошо поспал? Он лежал улыбаясь, думая о том, как хорошо выспался.
— Никаких снов не видел. Потому что знал, что снова могу их видеть.
— Я рада.
Он сел. Она осторожно передвинулась. Он сказал:
— У тебя, должно быть, все тело затекло.
— Ничего, — ответила она. — Мне нравится смотреть, как ты спишь.
