землянином на Дирбану был бы голубой! Как бы ты к такому отнесся? Небось, захотел бы убрать его оттуда, и чем скорее, тем лучше, верно?
Молчун не произнес ни слова.
— А теперь, объявил капитан, — давай сообщим Дирбану хорошие новости.
Он отправился к пульту управления.
Понадобилось на удивление мало времени, чтобы связаться с планетой, отгороженной от всех силовым полем. Дирбану приняли их сигнал и передали закодированное приветствие. Декодер отпечатал расшифрованное послание:
— Ухты, — произнес Главный. — Хорошие ребята. Слушай, ты заметил, что нам не предложили приземлиться? Они и не думали разрешать посадку. Ладно, что им сказать насчет этих голубых?
— Мертвы.
— Ага. Они ведь и сами того хотят. — Он стал торопливо стучать по клавишам.
Спустя несколько минут декодер выдал ответ.
— Ну, вот мы и попались, — произнес капитан.
— Нет, — спокойно отозвался Молчун.
— Но ведь их детектор уловит… Ага, я понимаю твою мысль. Нет жизни — нет и сигнала. Точно такой же результат, если их вообще здесь пег.
Утвердительное мычание.
Декодер снова ожил.
Главный поперхнулся.
— Обычай, — пояснил Молчун. Декодер выстукивал новое соглашение.
— Мы вернемся, овеянные славой! — возликовал Главный. Он передал ответ:
Пауза, затем бойкий стук аппарата.
— Ах вы, свора ублюдков! — Главный в ярости стукнул неповинный декодер.
И хотя они, держась на приличном расстоянии, кружили над планетой почти четверо суток, никаких новых посланий так и не дождались.
Последняя реплика Главного перед прыжком, знаменующим возвращение домой:
— И все-таки приятно представить себе двух наших гомиков, ползущих, словно тараканы, по космосу в этой шлюпке. Они даже не смогут умереть от голода! Придется проклятым птичкам долгие годы мариноваться вдвоем, пока не найдется место, где можно сесть.
Эти слова эхом отдавались в слуху Молчуна, когда он очнулся, стряхнув оцепенение после прыжка. Великан бросил взгляд на корму и улыбнулся своим воспоминаниям.
— Долгие годы вдвоем, — шепнул он. Слова свернулись клубком, закружились и выстроились в ряд:
Потом аккуратно добавил:
Молчун не спеша поднялся и потянулся, наслаждаясь драгоценными минутами одиночества. Подошел ко второй койке. Присел на краешек.
Он всматривался в лицо спящего капитана, как мать любуется младенцем, с особой, чуткой нежностью и вниманием читая книгу его души.
И слова сказали: «Почему должны мы любить там, где ударит молния, а не там, где выбираем сами?».
Потом: «Но я рад. Что это ты, маленький принц, рад, что это ты».
Великан протянул руку и своими толстыми неуклюжими пальцами нежно, как перышком, коснулся неподвижных губ.
БОГ МИКРОКОСМОСА
ЭТО РАССКАЗ об одном человеке, который слишком многое мог, и о другом, который слишком многого хотел. Того, кто был почти всемогущ, звали Джемсом Киддером, а второй был его банкиром.
Киддер был ученый и парень хоть куда. Жил он совершенно один на маленьком островке близ берегов Новой Англии. Однако он вовсе не походил на тех страшных ученых гномов, о которых вы, наверное, не раз читали. Он не был ни дельцом, думающим лишь о личной выгоде, ни циничным безумцем с манией величия. Он никому не строил козней и, насколько я знаю, ничего не собирался уничтожать. Он аккуратно стригся, следил за своими ногтями и вообще жил и мыслил, как самый обыкновенный нормальный человек. Он любил уединение, был немного ребячлив, невысок, полноват и блистателен. Его специальностью считалась биохимия. Все называли его мистер Киддер. Не доктор и не профессор. Просто м и с т е р Киддер.
С детства был он, что называется, кислым яблочком, да таким и остался. Он не закончил ни колледжа, ни университета, так как считал, что такой путь к науке слишком долог, а главное — слишком истоптан. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что его учителя, может быть, кое-что знают о том, что говорят. Так же относился он к книгам. Он всегда задавал вопросы, порой весьма щекотливые, но последнее его ничуть не заботило. Он считал Грегора Менделя[1] отъявленным лжецом, Чарлза Дарвина — смешным философом, а Лютера Бербанка[2]
