ее обратно сюда, ну, э… я, то есть…
— Насколько я понимаю вы ее боитесь.
— Ну, э… я бы этого не сказал, — сказал судья. — Поражен, да. Хм. А вы бы не были?
— Нет, — сказал Монетр. — Вы лжете, сэр.
— Я? Лгу? — Блуэтт выпятил грудь и уставился на хозяина карнавала.
Монетр полуприкрыл свои глаза и начал считать пункты на пальцах.
— Похоже, что несколько минут назад вас испугал вид левой руки этой девушки. Вы сказали лилипуту, что пальцы снова выросли. Очевидно, что вы в первый раз видели регенерацию руки. И однако вы рассказываете мне, что вы консультировались с остеологом по этому поводу.
— Здесь нет никакой лжи, — сказал Блуэтт напыщенно. — Действительно, я видел восстановленную руку, когда она стояла здесь в двери, и это было в первый раз. Но я так же видел, как она отрубила эти пальцы!
— Тогда зачем, — спросил Монетр, — приходить ко мне и задавать вопросы о регенерации? — Глядя как судья с трудом подыскивает ответ, он добавил: — Давайте, Судья Блуэтт. Либо вы не назвали изначальную цель своего прихода сюда, либо — вы видели случай такой регенерации раньше. Ага. Значит в этом дело. — У него загорелись глаза. — Я думаю, вы лучше расскажите мне всю историю.
— Дело не в этом! — запротестовал судья. — Послушайте, сэр, мне не нравится этот перекрестный допрос. Я не вижу…
Будучи человеком проницательным, Монетр протянул руку и коснулся страха, который так близко навис над этим человеком с влажными глазами.
— Вы в большей опасности, чем вы подозреваете, — прервал он. — Я знаю в чем состоит эта опасность, и я пожалуй единственный человек в мире, который может помочь вам. Вы будете сотрудничать со мной, сэр, или вы уйдете отсюда немедленно — и будете расхлебывать последствия. — Когда он говорил это, его гибкий голос был настроен на мягкий, резонирующий диапазон, который явно напугал судью до полусмерти. Цепочка воображаемых ужасов, которые отразились на бледнеющем лице Блуэтта, вероятно была цветистой, мягко говоря. Слегка улыбаясь Монетр откинулся на спинку стула и ждал.
— В-вы позволите… — Судья налил себе еще вина. — Э… Значит так, сэр. Я должен сразу же сказать вам, что все это просто… э… предположение с моей стороны. То есть, вплоть до того момента, когда я сейчас увидел девушку. Кстати — я не хочу, чтобы она меня видела. Не могли бы вы…
— Когда Гавана приведет ее обратно, я вас спрячу. Продолжайте.
— Хорошо. Спасибо, сэр. Так вот, несколько лет назад я привел в дом ребенка. Уродливое маленькое чудовище. Когда ему было не то семь, не то восемь лет, он убежал из дома. С тех пор я о нем ничего не слышал… Я думаю, ему сейчас должно быть около девятнадцати — если он жив. И похоже есть какая-то связь между ним и этой девушкой.
— Какая связь? — подсказал Монетр.
— Ну, она похоже знает о нем кое-что. — Поскольку Монетр беспокойно заерзал ногами, он выпалил: — Суть в том, что с ним были кое-какие неприятности. Мальчишка был однозначно буйным. Я его выпорол и запихнул в кладовку. Его рука — совершенно случайно, как вы понимаете — его рука была раздавлена дверью. Хм. Да — очень неприятно.
— Продолжайте.
— С тех пор я… э… ищу, ну вы знаете, то есть, если этот мальчик вырос, вы понимаете, он может быть обижен… кроме того, он был крайне неуравновешенным ребенком, и неизвестно как такие вещи могли повлиять на слабый ум…
— Вы имеете ввиду, что вы чувствуете себя чертовски виноватым и душа у вас в пятках, и вы искали молодого человека, у которого не хватает нескольких пальцев. Пальцев — переходите к сути! Какое отношение это имеет к девушке? — Голос Монетра был как удар кнута.
— Я не могу сказать точно, — пробормотал судья. — Она похоже что-то знает о мальчике. Я имею ввиду, что она намекнула на кое-что о нем сказала, что она собирается напомнить мне как я причинил когда-то боль другому человеку. А затем она взяла нож и отрубила свои пальцы. Она исчезла. Я нанял человека, чтобы он нашел ее. Он узнал, что она должна приехать сюда — и послал за мной. Это все.
Монетр закрыл глаза и задумался.
— Когда она была здесь с ее пальцами все было в порядке.
— Черт побери, я знаю! Но я говорю вам, я видел, собственными глазами…
— Хорошо, хорошо. Она их отрубила. А теперь скажите конкретно, зачем вы сюда приехали?
— Я — это все. Когда случается что-нибудь подобное, то забываешь все, что знал, и начинаешь с самого начала. То, что видел, было невозможно, и я начал думать способом, который допустил возможность… всег…
— Переходите к сути! — заревел Монетр.
— Ее нет! — заревел в ответ Блуэтт. Они уставились друг на дуга и между ними пробегали искры.
— Именно это я вам и пытаюсь сказать; я не знаю. Я вспомнил этого ребенка и его покалеченные пальцы, и была эта девушка, и то, что она сделала. Я начал думать, а может быть она и мальчик были одним и тем же… Я сказал вам, что слово «невозможно» больше не имело значения. Знаете, у девушки была абсолютно здоровая рука перед тем, как она ее отрубила. Если, каким то образом, она была этим мальчиком, то он должен был заново отрастить эти пальцы. Если он мог сделать это один раз, он мог сделать это и снова. Если он знал, что сможет сделать это снова, он бы не боялся отрубить их. — Судья пожал плечами, его руки поднялись и упали. — Итак я начал интересоваться какой вид существ может отращивать свои пальцы по желанию. Это все.
Монетр сделал широкие навесы из своих век, его горящие темные глаза изучали судью.
— Этот мальчик, который мог быть девочкой, — пробормотал он. — как его звали?
— Гортон. Мы его называли Горти. Злобный маленький звереныш.
— Подумайте, сейчас. Было ли в нем что-то странное, когда он был ребенком?
— Еще бы! Я не думаю, что он был нормальным. Он цеплялся за свои детские игрушки, такие вещи. И у него были мерзкие привычки.
— Какие мерзкие привычки?
— Его выгнали из школы за то, что он ел насекомых.
— Ах! Муравьев?
— Откуда вы узнали?
Монетр встал, прошел до двери и обратно. У него в груди начало биться возбуждение.
— За какие детские игрушки он цеплялся?
— О, я не помню. Это не важно.
— Это мне решать, — огрызнулся Монетр. — Подумайте! Если вам дорога ваша жизнь…
— Я не могу думать! Я не могу! — Блуэтт посмотрел на Монетра и сник перед этими горящими глазами. — Это был какой-то попрыгунчик, отвратительная штука.
— Как она выглядела? Говорите же, черт побери!
— Как она — о, хорошо. Он был такого размера, и у него была голова как у Панча — ну вы знаете, Панч и Джуди. Большой нос и подбородок. Мальчишка едва ли вообще смотрел на него. Но он должен был держать его при себе. Однажды я его выбросил и врач заставил меня найти его и принести обратно. Гортон чуть не умер.
— Правда, а? — проворчал Монетр возбужденно, с триумфом. — А теперь расскажите мне — эта игрушка была с ним с самого рождения, — не правда ли? И в ней было что-то какая-нибудь драгоценная пуговица, или что-нибудь блестящее?
— Откуда вы знаете? — снова начал Блуэтт и снова сник под излучением бешеного, возбужденного нетерпения, исходившего от хозяина карнавала. Да. Глаза.
Монетр бросился на судью, он схватил его за плечи и начал трясти.
— Вы сказали «глаз», правда? Там был только один камень? — он задыхался.
— Н-не надо… — прохрипел Блуэтт, слабо отталкивая цепкие руки Монетра. — Я сказал «глаза». Два глаза. Они оба были одинаковые. Отвратительные глаза. Казалось, что они светятся сами по себе.
Монетр медленно выпрямился и отошел.
— Два, — выдохнул он. — Два…
