никогда больше не возвращалась. Твой папа («Па… па… па…») добрый и работящий. Он скоро вернется…
Мои сказки, Дмитрий, длинные. Сын заснет, а я все еще рассказываю. Для себя. И становится легче. Наговорюсь, намечтаюсь и засну…
Ты, Дмитрий, писал, чтобы побольше заботилась о нашем малыше. Я все понимаю, все для Мити делаю. А вернешься, будем воспитывать сына вместе.
Спрашиваешь, как живем? День за днем. Я уже писала тебе, что Фитевка выставила нас из дома — к ней сын с невесткой приезжают, — и мы перешли жить к Павлу в отдельную комнату, что с выходом на улицу. Не пойму только, почему ты не отвечаешь на мое письмо? Рассердился? Не стоит. Другого выхода у нас не было.
Мы с Митенькой каждый день подходим к календарю, и наш сынок своей ручонкой срывает листок. Считаю дни до нашей встречи.
Ждем с нетерпением. Горячо целуем. Твои Митя и Ирина».
Ветер раскачивал ветки над головой. У ног журчал чистый — каждый камушек видно — ручей. Ирина ощутила холодок, поднялась и пошла вверх. Ей попались два боровика. Вдосталь налюбовалась их молодецкой статью, а потом срезала и положила в корзинку. Стала искать грибы.
Она любила ходить по грибы с Дмитрием. Последний раз они отправились в лес, когда уже ощипывал деревья первый морозец. В ущельях еще держалось тепло, и грибы росли густо. Две корзины набрали. Было что мариновать, сушить, жарить…
«У нас осень, — писал Дмитрий из колонии, — и я вспомнил наш последний поход за грибами. Ты еще тогда приговаривала: «Хоть грибочки малы, я им кланяюсь до земли». Как было хорошо! И как захотелось грибного супа. Вот приеду — и сразу по грибы! Ведь опять будет осень».
На это последнее письмо Ирина сразу ответила:
«Добрый день, а может, вечер, дорогой Дмитрий!
Как видишь, мы живы и пишем тебе письмо. И здоровы. Митя недавно чуть приболел — прошло. Без фельдшера обошлось.
В предыдущем письме я тебе второй раз сообщила: живем у Павла. Ты почему-то об этом ничего не пишешь, как будто не знаешь. А может, не получил наше письмо? Павел как раз ехал в город, и я попросила его опустить письмо там, чтобы скорее дошло. Неужели где-то потерялось?!
Наш Митя растет с каждым днем. Веселый, как воробушек весной. Я посылала тебе фотокарточку. В этот конверт кладу вторую. На ней улыбается наш сынок, наша с тобой кровинка. Он уже говорит. Только «р» чисто не выговаривает. Спросишь у него: «Ты чей?» Говорит: «Балагулев». Научится к твоему возвращению.
Ты спрашиваешь, не забыл ли нас Павел. Будь спокоен. Дров он привез, его дровами греемся. С тех пор как умерла мать, грустит. Даже похудел. А квартиру сам нам предложил. Интересуется, что пишешь. Сказал, что, если бы ты был поближе, он съездил бы к тебе. У него много работы — бригадирствует. С утра до ночи в поле, на ферме.
Теперь немного о нас с Митенькой.
Живем хорошо. Сына отвожу в детский сад, сама иду на работу. Так проходят дни. Если тебе нужно, если можно прислать денег, напиши, не стыдись. Я вышлю.
Спрашиваешь, какие новости? Все без изменений. Погода у нас, как всегда в эту пору, хорошая. Погляжу кругом — сердцу любо, подумаю — грусть до глубины пронимает: все это без тебя. На этом кончаю письмо — за Митей идти пора.
Крепко обнимаем и целуем. Твои Митя и Ирина».
Дышит и не надышится Ирина лесным воздухом. Быстро бежит время. Солнце на миг остановилось посреди неба и длинным лучом, словно прутиком, выгоняет из глубокого ущелья остатки тумана, похожего на белый дым, что катится над сельской хатой, в которой топят сырыми дровами. Корзинка с грибами оттягивает руку. Но идти легко. На опушке леса выбросила палку, стряхнула еловую хвою, поправила волосы — и к шоссе: может, случится попутная машина, а нет — автобус будет.
Ждать пришлось недолго. Грузовик остановился, хотя Ирина и не поднимала руку. «Кто-то знакомый?» — подумала.
— Садитесь, подвезу, — открыл дверцу молодой, веселый шофер. Ему не было еще тридцати.
Ирина поднялась в кабину. Водитель умело вел машину, часто поглядывал на утомленную, но счастливую пассажирку.
— По грибы ходили?
Приподняла иссеченные листья папоротника, которыми была накрыта корзина.
— Где вы их столько?..
— В лесу.
— Мне с грибами не везет. Разве только наступлю — тогда замечу.
— А взгляд у вас внимательный, — рассмеялась Ирина и смутилась от беспричинного смеха.
— На девчат, — захохотал и шофер. Он чем-то напоминал Дмитрия: так же уверенно переключал скорость, плавно тормозил, нетерпеливо сигналил при обгонах… И в кабине чисто. Бывало, Дмитрий усталый вернется из рейса, а машину приведет в порядок. Его даже прозвали Чистюлей. Иногда звал Ирину: «Давай быстрей помоем — и в кино». Как давно не была она в кино… Может, сейчас, во время отпуска, сходит…
— Если бы я ближе жил, — сказал шофер, — обязательно пошел бы с вами по грибы.
— Если бы я взяла вас, — подмигнула, как, бывало, Дмитрию. — Вам с грибами не везет.
— Я же взял вас в кабину.
— Разве я просилась?
— Ну а я бы попросился.
Вот и город. Белеют многоэтажные дома, видные издали. Ирина искала взглядом свой дом, но он прятался правее за гостиницей.
— Вам в центр? — спросил шофер.
— Чуть ближе.
Остановился против подъезда. Ирина протянула деньги. Он не взял.
— Скажите лучше, как вас зовут?
— Ирина.
— А я Федор. Федор Шапка из колхоза «Заря коммунизма».
Во двор выбежал Митя, заглянул в кабину.
— Сын?
— Митя.
— Садись покатаю.
Очень хотелось Мите проехаться, но не пошел. Вот если б с отцом…
Ирина поблагодарила и пожелала счастливого пути. Трогаясь с места, Федор глянул на табличку: «Летняя, 8».
Через неделю Федор заехал к Ирине. Положил на стол целлофановый мешочек лесных орешков. «Мите». Потом соседка Ирины Феня рассказывала, что и в четверг приезжал на машине, расспрашивал об Ирине. Шапку в прошлом году бросила жена, оставила дочку. Через какое-то время он предложил: «Давай поженимся, Ирина». — «Не могу», — отказала она. Но Федор все приезжал и приезжал…
Однажды, когда опять заговорил о женитьбе, Ирина попросила его уйти. «Никто мне не нужен!» И едва он закрыл за собой дверь, зашлась в таком плаче, что испуганный Федор вернулся и долго успокаивал ее.
И опять приезжал и приезжал. Привозил и дочку Зоряну. Так что мог он знать и о дне рождения Ирины. Правда, о Федоре она говорила неохотно. Наверное, боялась, чтобы как-то не дошло до Дмитрия, что нашла другого. Вины за собой никакой не чувствовала, но не хотела, чтобы шли досужие разговоры, что полюбила третьего, в то время как некоторым нерешительным ни одного не досталось. Словом, Ирина скупо вспоминала о встречах с Шапкой. Так, может, это он убегал со двора?
И старший лейтенант Кушнирчук даже вообразила себе разговор между Шапкой и Балагуром:
Федор: «Ты к кому?»
