та, что первым живым звуком, некогда раздавшимся на континентах планеты, было кваканье лягушачьих предков. Рёв, рык, писк и мычание начали сотрясать воздух гораздо позже. Блеять и ржать тоже долгое время было некому. Так что, если заглянуть в даль времен, можно прийти к неожиданному выводу: наша речь — это кропотливо измененное и отшлифованное эволюцией кваканье. Правда, в необозримо далеком прошлом земноводные, скорее всего, квакали не так, как нынче. Но как именно, не знал никто, кроме них самих, — уши тогда были тоже только у земноводных.
Лягушки квакают от полноты чувств, их песня — это древнейший призыв к поддержанию непрерывного потока жизни. А вот замысловатая соловьиная трель всего-навсего вопль эгоиста, предупреждающего о частной собственности на участок, где построено гнездо, чтобы сосед не лез. И уж если не соловьям, то другим пернатым неплохо бы отдать должное вокальным данным американской жабы и некоторых древесных квакш: они издают звук флейты и свирели да еще звенят, словно бубенчики. А японская веслоногая лягушка поёт совсем как птица. Пучеглазые певцы услаждают слух японцев, которые специально держат их дома.
Жаль, что голоса наших лягушек подкачали. Но это не помешало зоологам, подслушивая их хоровые номера и интимные беседы, выяснить, например, что лягушки-дамы молчаливее лягушек-кавалеров и что наземные виды лягушек молчаливее водных. В лексиконе прудовой лягушки обычно шесть криков: громогласный квакающий призыв к продлению рода, два негромких территориальных крика, два сигнала о высвобождении и крик тревоги. Если ничего не подозревающую лягушку внезапно и грубо схватить, она иногда издает пронзительный вопль, похожий на кошачий. Это крик ужаса, прощание с жизнью.
Пальмы первенства
Этих пальм у земноводных не счесть, они во многом первые. Земноводные первыми стали обмениваться информацией с помощью звуков. Они были первыми существами, которые 300 миллионов лет назад встали на ноги: прежде на Земле ни у кого из позвоночных просто не было ног. Не было и другой полезной части тела — той, на которой сидят. Чтобы присесть и тем более переставлять ноги, эволюция наделила земноводных шаровидными сочленениями — суставами. Это достижение природы доктор биологических наук Б. Ф. Сергеев сравнил с изобретением колеса человеком.
На руках обезьян и человека большой палец отведен в сторону, противопоставлен другим. Так же и у лягушек. Иными словами, они раньше нас узнали, что такое настоящая хватка.
И в то же время лягушки — первые слюнтяи планеты. Это не каприз: чтобы на суше можно было глотать сухую добычу, потребовалась смазка — слюна. Она у лягушки жиденькая, водянистая, ферментов в ней нет. И еще одно приобретение лягушачьих предков — насморк. И здесь дело не в капризе, а в необходимости: лягушки ощущают запах только растворенных веществ, и поэтому их обонятельная полость усиленно снабжается влагой из множества мелких желёзок.
Перечень принадлежащих земноводным физиологических патентов длинен. Этими изобретениями теперь пользуются самые разные животные. И мы тоже. Об этом отлично сказал герой тургеневских «Отцов и детей» Базаров. «На что тебе лягушки, барин?» — спросил его один из мальчиков. «А вот на что, — отвечал ему Базаров, — я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что у нас внутри делается».
При всей своей хрупкости лягушачьи внутренности необычайно прочны. Нервы отказывают у нее при давлении в 14 атмосфер, а мышцы парализуются лишь при 400 атмосферах! Низкое давление лягушкам тоже нипочем: в барокамере первые признаки кислородного голода они чувствуют на шестнадцатикилометровой высоте. Зачем такая выносливость? Горы-то на Земле вдвое ниже.
Лягушка — это гораздо больше, чем лягушка. Так сказал знаменитый Жан Ростан в председательской речи, произнесенной в Зоологическом обществе Франции. И еще он сказал: «Хорошо ли, плохо ли, я — лягушатник, лягушачий академик и останусь им до конца своих дней...
Журналисты считают, что я провожу весь день, склонившись над толпой лягушек, и все они мои личные знакомые и более или менее ручные. Они считают, что я убиваю их в огромных количествах. Поэтому почти ежедневно я получаю письма примерно такого содержания: 'На том свете вы будете наказаны за всех лягушек, погубленных вами на этом'».
Пострадает уж кто-кто, но не Ростан, великий почитатель лягушек. Может, наказания заслуживает Джон Макнамара, победитель нелепого чемпионата по глотанию живых (!) лягушек? Макнамара завоевал пальму первенства, проглотив за минуту пять лягушек. Один из его соперников был дисквалифицирован, потому что начал жевать трепыхающиеся существа...
Вообще-то, на Западе вкусные задние лягушачьи лапки в цене. Выпускают даже соответствующие консервы, для чего специально разводят земноводных. А в Швейцарии, где лягушачьих ферм вроде нет, строго-настрого запретили кушать отечественных лягушек. Как швейцарцы узнают, какая лягушка на сковороде — своя или заграничная? Так или иначе, но раскаленная сковорода для лягушки равносильна замогильному холоду.
Почему лягушка холодная?
В самом деле, почему она не греется изнутри? Да из-за величины красных кровяных телец — эритроцитов. У лягушки они огромные: длина 23, а ширина 16 микрон. Ничего хорошего в этом нет: чем меньше эритроциты, тем лучше. Миллилитр лягушачьей крови вмещает 400 тысяч эритроцитов, нашей — пять миллионов, а козьей даже 18 миллионов. Общая поверхность эритроцитов в миллилитре козьей крови дает умопомрачительную цифру, у нас величина тоже будет внушительной, а у лягушки — скромной.
Из-за этого она и холодная. Ведь чем больше поверхность эритроцитов, тем интенсивнее газообмен. Крошечные быстрее поглощают кислород и легче отдают его, чем эритроциты-гиганты. После того как кислород в эритроцитах вступил в контакт с гемоглобином, его надо доставить к тканям и органам. Тут принцип один: внутри всех животных действует трубопроводный транспорт. И чем мощнее мотор, прокачивающий кровь по венам, тем быстрее она снова попадает в легкие за следующей порцией кислорода. Но и с насосом у лягушки дела обстоят неважно — маломощен он и медлителен. Вес ее сердца в девять раз меньше, чем у равной ей по весу ласточки. Правда, лягушка может возразить, что у нее не один, а много моторов, что у нее еще две пары сердец. Но это не помощники, а нахлебники главного сердца. Они перекачивают лимфатическую жидкость, которая занимает обширные полости под кожей. (Одну полость даже назвали большой цистерной.)
И с легкими лягушкам не повезло — уж очень мала их поверхность, ее не хватило бы даже на то, чтобы прикрыть тело. Если, например, тщательно разровнять легкие быка и обернуть его получившейся тканью, получится кокон почти из ста слоев. Простеньким лягушачьим легким требуется помощь — кожное дыхание. Зато тут лягушка своего не упустит: она впитывает кислород животом, спиной и даже слизистой оболочкой рта. Летом прохладная кожица выделяет до трех четвертей всей углекислоты, выбрасываемой организмом, а зимой еще больше. Так что кожа — более мощный вентилятор, чем легкие.
Даже громадным ртом, «от уха до уха», лягушке пришлось обзавестись для того, чтобы побольше набрать воздуха. Но понапрасну рот разевать она не станет — задохнется. Ведь ребер у лягушки нет и воздух изо рта в легкие накачивает нижняя стенка рта. Из-за этого у нее и дрожит кожа на горле.
Постоянные неурядицы с кислородным снабжением заставили лягушку приглушить обмен веществ. Она и пищу переваривает медленно: жук, не сильно пострадавший при поимке, остается в ее животе живым более часа (жалеть его не надо — обычно это вредитель, которым брезгуют птицы). А в прохладные дни у лягушек совсем нет аппетита. Млекопитающие и птицы в это время страшно прожорливы: им надо покрывать потери энергии, поддерживать температуру тела. Но у лягушек таких хлопот нет, они не дрожат от холода, даже замерзая насмерть.
Чтобы не рисковать, лягушки спешат на зимние квартиры, едва воздух устойчиво станет холоднее воды. Большинство земноводных зимой спят в воде. Но, например, остромордой лягушке подводный ночлег не нравится, она предпочитает зимовать в ямах возле пней, среди опавшей листвы и хвои.
В коллективной подводной спальне собирается десятка два холоднокровных постояльцев. Но бывает, что рядышком в особо уютном местечке в ил зарываются и по сто особей разного пола и возраста. Здесь
