Кстати, по части остывания и нагрева ни одному млекопитающему не под силу тягаться с летучими мышами — температура их тела без ущерба для здоровья может меняться от —7,5° до +48,5°! Вот это да — разброс в 56°, то вроде бы ледышка, то почти как горячая сковородка.
Казалось бы, при такой выносливости плевать мышам на коммунальные услуги. Но среди этих существ есть почитатели двойных рам и центрального отопления. Не верите? Вот факт: более сорока лет с летучими мышами не было сладу в учебном корпусе химфака Ужгородского университета. Зоолог И. Турянин пишет, что работать в комнатах, где между рамами висели гирлянды рукокрылых зверьков, было не очень-то приятно. И вправду, постоянный запах аммиака, исходящий от зимующей тысячеголовой стаи, резкие крики, пока мыши не впали в спячку, вряд ли способствовали гладкому течению учебного процесса.
Насекомоядным зверькам шли навстречу, старались улучшить их жилищные условия. Спящих зверьков складывали в ящики и уносили в другие дома, где условия для них вроде бы получше. Но, едва спадал мороз, мыши возвращались. Однажды их спровадили за 22 километра, но они вернулись и оттуда. Если бы так поступили с памп, нашли бы мы родную постель?
Вообще-то, все рукокрылые очень привязаны к своим зимним квартирам. Наша самая большая колония веками обитает в одной из пещер Нагорного Карабаха. Здесь регулярно зимует около 12 тысяч зверьков.
Летучие мыши, окольцованные в Воронежском заповеднике, во время сезонных миграций встречены на Кавказе, в Крыму и за границей. На лето они прилетают в те же дупла, на те же чердаки, где жили прежде. Но вот парадокс: у некоторых мигрирующих видов на летние квартиры, на свою настоящую родину, возвращается лишь один самец на 20 самок, а у других, очень близких видов вообще все крылатые мужчины остаются в курортных местах. Что же влечет беременных самок из благодатных краев на Север? Вот что. В июне-июле, когда они выкармливают детенышей, насекомых, летающих ночью, здесь явно больше, чем там, где остались самцы. Именно обилие насекомых позволяет крошечной матери — самке нетопыря-карлика, весящей всего пять граммов (вес пятака) и родившей двух детенышей весом в один грамм (вес копейки), за три или четыре недели выкормить молоком обоих до 4,5 грамма.
В вольере под Звенигородом, наблюдая сквозь заднюю прозрачную стенку убежищ, увидели, как голодный двух-трехнедельный детеныш, мать которого решила передохнуть в другом укрытии, подкарауливает чужих кормилиц. Он успевает вцепиться в сосок влетевшей в искусственное дупло самки и вместе с ней быстро семенит туда, где она оставила свое потомство. Родное дитя, убедившись, что место занято, спешит прильнуть к свободному соску. Выходит, что рукокрылые мамаши бескорыстно дают молоко всем двух-трех-недельным малышам.
И дело тут не только в доброте душевной, но и в физиологии. Количество образующегося у самок молока очень и очень велико для таких мелких созданий. И если его не отцедят дети, самке грозит воспаление молочных желез.
Наверное, уже ясно, сколь нежелательно тревожить летучих мышей в их жилищах. Особенно в июне и июле. Ведь обычно у них лишь по одному-два детеныша, рождаемых раз в год. Однако не менее опасно и беспокойство зимой, во время спячки. Насильственное пробуждение и поиски другого места — это громадные траты жира, накопленной летом энергии. В средней полосе примерно полгода нет летающих насекомых и жизнь в миниатюрных тельцах теплится лишь за счет запасенной летом энергии жира. Зверек экономит изо всех сил. Если во время полета сердце делает 400—600 ударов минуту, а температура тела около 40°, то в спячке — вялых 3—4 удара, а температура опускается до температуры подземелья или чердака. Скорость биохимических процессов падает в сто раз! И если спячка протекает в тиши и спокойствии, износа организма почти нет.
Но и летом, днем, когда рукокрылые спят, тело остывает почти до температуры окружающей среды. Правда, самкам такой отдых не приносит особых благ — им надо выработать молоко. Зато у ленивых самцов, проводящих в зимней спячке и дневном оцепенении девять десятых жизни, срок пребывания на белом свете больше, чем у подруг. Некоторые из них живут и по 30 лет. Однако настоящей, активной жизни у них всего два-три года, столько же, сколько у прочих теплокровных созданий такого же размера.
Обитающие в нашей стране летающие зверьки безопасны для людей. Даже рукокрылая великанша — гигантская вечерница (численность в РСФСР 16—20 тысяч), кормящаяся жуками внушительного размера, например жуком-носорогом и жуком-оленем, весит лишь 50 граммов и вполне безобидна. Кстати, и гигантская вечерница, и эти жуки, к превеликому сожалению, ныне значатся в Красной книге СССР.
В отечественные Красные книги разного ранга внесены несколько видов летучих мышей. В основном те, кто особенно уязвим при прямом воздействии человека. Но для некоторых хозяйственная деятельность оказалась благоприятной, даже ее издержки. В небрежно построенных кирпичных и панельных зданиях, представляющих для рукокрылых своего рода скалы, щели между панелями, кирпичами и над оконными коробками напоминают убежища в горах. Так, зазоры между бетонными плитами зданий одного из маслоэкстракционных заводов Краснодарского края стали для них любимой квартирой. А здание МГУ на Ленинских горах, богатое всякого рода «излишествами», один из перелетных видов — двухцветный кожан начал использовать для зимовки. Трудно сказать, за что кожаны принимают высотный дом, но раньше они летели на Кавказ.
Еще будучи на студенческой практике в Воронежском заповеднике, С. П. Каменева в конце лета привезла в Москву несколько рыжих вечерниц. О содержании летучих мышей в неволе тогда не было никаких публикаций. Она старалась угодить им, как могла, и зверьки, прожив в квартире больше года, были опять выпущены в заповеднике. Потом путем проб и ошибок, стоивших жизни нескольким питомцам, удалось выработать целую систему содержания рукокрылых в неволе. Этот опыт и стал той базой, на которую в 60-е годы опиралась жизнь подопытных существ в лаборатории бионики МГУ.
По научной литературе 50—60-х годов кочевало утверждение, будто подковоносы злобны и склонны к каннибализму. С. П. Каменева доказала, что это не так. Анатомическое строение подковоносов таково, что если их держать в руке горизонтально, как других собратьев, то у них через несколько минут наступает жестокий кислородный голод. И не мудрено, что, задыхаясь, зверьки начинают биться в руке и кусать все, что подвернется. Дело в том, что их жизнь течет либо в спящем положении вниз головой, либо в полете. Ребра у них неподвижны — они затягивают в себя воздух с помощью диафрагмы. В горизонтальном же положении обескровливались соответствующие мышцы и подковонос попросту задыхался. Когда это стало ясно, пойманных зверьков стали сразу же сажать не в мешочки, а в капроновые или металлические сеточки, где они могли подвеситься вниз головой. И оказалось, что подковоносы — милые и добродушные смышленые существа, охотно идущие на контакт с человеком.
Пара этих симпатичных постояльцев дома у С. П. Каменевой облюбовала для подвешивания край одной из верхних книжных полок. Они быстро научились прилетать на свист и садиться на указательный палец руки, за что получали мучного червя.
Подковоносов очень и очень интересовало человеческое лицо. Ночью, зависнув в воздухе в 15—20 сантиметрах над спящим человеком, они своим ультразвуковым локационным пучком то и дело тщательно «ощупывали» лицо, особенно закрытые веками глаза. Вероятно, движения глазных яблок в так называемой фазе быстрого сна их интересовали в первую очередь. Стоило крылатому зверьку заметить, что со стороны за ним кто-то следит, или шевельнуться спящему, как подковонос тут же стыдливо мчался прочь, будто его застали за скверным занятием.
Или вот такой факт. Не было случая, когда бы зверьки пытались укусить за лицо. А вот за палец кусали часто.
Как же истолковать столь разное отношение подковоносов к рукам и лицу? Во всяком случае, у исследователей сложилось убеждение, будто для летунов руки и лицо кажутся разными существами. Такие крошечные зверьки, наверное, просто не могут представить себе, что есть «мышь», которая по размеру превосходит их в тысячи раз. Кроме того, у подковоносов очень узкий локационный пучок, несущий информацию лишь об очень малой площади. Из небольших фрагментов они и складывают мозаику представлений о любом теле и предмете. Поэтому подковоносам весьма трудно обживать новое помещение. Когда им разрешили летать в прихожей, целую неделю, порхнув туда на несколько секунд, исследовав маленький кусочек стены или шкафа, они тут же возвращались в знакомую комнату. Лишь заложив в память «услышанное» с помощью локатора, снова летели в переднюю за новой порцией новостей. Но зато когда
