Молодой паренек, перехватывая заготовку, сказал:
— Вам сегодня хватит, дядя Микола. Теперь мы с Петром поднажмем.
Пожилые рабочие отошли в сторону.
— Ну, Василь, — сказал «дядя Микола» напарнику, — давай подзаправимся да трошки отдохнем.
— Николай… Простите, как вас по отчеству? — осведомился я.
— Отца Егором звали.
— Николай Егорович, сейчас мы с товарищами должны посетить цех, где монтируют мины, но освободимся через каких?нибудь полчаса, можем доставить вас домой на машине.
Старый рабочий тщательно вытирал руки ветошью:
— Спасибо… Только не ждут нас дома, товарищи военные. Сыны на фронте, жинки в ночной смене… Да и нам сподручнее тут ночевать. Мало ли что! Гад вон все время бомбит!
В цехе, где монтировались мины, в ночной смене работало двенадцать человек. Дневная смена спала тут же, кто где. Подошел, прихрамывая, мастер. Оказалось, в ноге сидит осколок с Карельского перешейка. Вспомнили места, где воевали оба.
— Вы не тревожьтесь, — успокоил мастер. — Продукцию выдадим с опережением графика. А как же? Нам объяснили что к чему.
Взвыла сирена воздушной тревоги. Всполошенно захлопали зенитки. В цехе никто даже головы не поднял, не прерывал работы.
Посещение заводов обнадежило: казалось, получим все необходимое в нужные сроки. Но по– прежнему не существовало ясности с электрохимическими взрывателями, и по–прежнему ничего не было слышно о пропавшей колонне с радиоминами. Генерал Невский непрерывно запрашивал военные комендатуры, не появлялась ли колонна, но на все телеграммы приходил один и тот же ответ: «Сведений об интересующей вас колонне не поступало».
Взгляд генерала сделался отчужденным…
Вспоминалось почему?то, что я так и не отправил из Москвы посылку жене и детям, что четвертый день не пишу им ни строчки. Но писать рука не подымалась. Хорошо еще, дел было по горло.
Приехав поздним вечером из штаба 38–й армии, я собирался поужинать, когда дежурный по группе доложил, что меня спрашивает какой?то лейтенант. Хомяк или Хомнюк…
Я отбросил стул, сбежал по каменной лестнице в гулкий вестибюль химико–технологического института, где в заляпанной грязью шинели стоял по–мальчишески худощавый лейтенант с кирзовой полевой сумкой на боку. Рядом в такой же шинели — сержант.
Лейтенант вытянулся, вскинул руку к пилотке:
— Товарищ полковник, разрешите доложить: спецтехника в порядке, команды потерь не имеют, готовы к выполнению боевого задания!
Оба они, и лейтенант Хомнюк, и сержант Сергеев, — его помощник, едва держались на ногах от усталости.
— Спасибо, товарищи! — не по–уставному сказал я. — Молодцы! Но как вы добрались? Где были?
Они добрались потому, что понимали: медлить с доставкой спецтехники нельзя. Не стали ждать у моря погоды, а всеми правдами и неправдами дотащили машины по непролазной грязи до Купянска и навалились на военного коменданта. Тот погрузил напористых саперов в вагоны и прицепил к первому же эшелону, идущему в Харьков. Отбыли вовремя: снова гремели зенитки, отражая очередной воздушный налет.
Лейтенант Хомнюк не успел закончить рассказ, как в вестибюль вбежал Владимир Петрович Ястребов. Я — не в силах описать гамму чувств, отразившихся на его измученном ожиданием лице.
Казалось, теперь, когда вся оперативная группа в сборе, можно вздохнуть посвободнее, почувствовать себя уверенней. Не тут?то было!
Сначала выяснилось, что, несмотря на все усилия харьковчан, мы не сможем получить необходимое количество мин замедленного действия и что вместо трехсот тонн взрывчатых веществ получим не более ста. Затем воентехник Леонов доложил, что один из поставленных на испытание электрохимических взрывателей–замедлителей сработал раньше срока. Пришлось срочно заняться конструированием и изготовлением надежных предохранителей с большими сроками замедления: иначе ставить мощные мины на важных объектах в собственном тылу невозможно! На заседании Военного совета нас упрекнули в нерасторопности и неподготовленности. Н. С. Хрущев сказал, что войска должны всегда иметь готовые взрывные средства заграждения. Я ответил, что много лет пытаюсь добиться этого, но безуспешно.
— Значит, нужно было обратиться прямо к товарищу Сталину!
— Я пытался, но письмо до товарища Сталина не дошло, вернулось обратно в ГВИУ для принятия мер,
— Приготовьте доклад о положении дел с минно–взрывными заграждениями, сошлитесь на опыт минирования в Харькове, мы отправим доклад в ГКО!
Требуемый доклад мы с генералом Невским подготовили и представили в Военный совет фронта быстро. Да и время не позволяло медлить: из вечерней сводки Совинформбюро за 7 октября мы узнали, что на фронтах появились брянское и вяземское направления.
В те дни были обнаружены и признаки наблюдения за работой минеров со стороны вражеской агентуры.
Немедленно были приняты меры к дезориентации соглядатаев врага. Прежде всего усилили минирование «макетами»: ложные мины надежно маскируют боевые, сбивают противника с толку, вынуждают при разминировании распылять силы, притупляют бдительность чужих саперов и способствуют нанесению им урона.
Но наибольшую осторожность, наибольшую бдительность проявляли мы в те дни при установке в городе и ближайших его окрестностях мин, управляемых по радио.
Уже 3 октября я получил новый приказ: поставить радиомину в доме №17 по улице Дзержинского. Этот дом — особняк, выстроенный в начале тридцатых годов для секретаря ЦК КП(б)У Станислава Викентьевича Коссиора, был впоследствии передан детскому саду, и теперь, после эвакуации детского сада, его занимали некоторые руководители партии и правительства УССР. Поскольку в доме жили и работали, я ограничился осмотром особняка с улицы и прикинул, сколько взрывчатки потребуется для полного его разрушения. После седьмого числа мы поставили paдиомины в здании штаба военного округа, на Холодногорском и Усовском путепроводах, кое–где еще. В дневное время саперы делали вид, что оборудуют дзоты и убежища, а по ночам в мешках, бутылях, патронных ящиках завозили на объекты взрывчатку, укладывали глубоко в землю и устанавливали сложные радиоаппараты, снабжая их взрывателями и замыкателями, обеспечивающими немедленный взрыв зарядов при обнаружении мины противником.
Если не ошибаюсь, 10 октября генерал Невский напомнил о приказе заминировать дом №17 по улице Дзержинского, а 12 октября приказали поставить в особняке радиомину, и приказ категорический, поступил уже от самого Н. С. Хрущева, проживавшего в этом особняке. Я пытался предостеречь от поспешного минирования: радиомины — новинка, город бомбят, от близкого взрыва, даже от сильного сотрясения может случиться непоправимое…
— Вы в свою технику верите? — перебил Хрущев.
— Верю.
— Выполняйте приказ!
… Доступ в дом №17 для проведения необходимых работ получили шесть человек: военинженер 2–го ранга Ястребов, воентехник 2–го ранга Леонов, сержанты Лядов, Лебедев, Сергеев и я.
