вытащили из всех щелей смолу и паклю и открыли дверь. В довершение этого друзья наполнили Эммин котел водой, а тендер — сушняком, который в изобилии валялся на берегу.
Потом они развели огонь под эмминым котлом. На поверку оказалось, что прозрачые дрова горят так же здорово, как уголь. Когда вода в котле хорошенько закипела, они тронулись в путь. Славная старушка Эмма чувствовала себя гораздо лучше, чем в океане, потому что вода все-таки не совсем ее стихия.
Через некоторое время друзья добрались до широкой дороги, по которой ехать было быстро и удобно. Само собой разумеется, проезжать по маленькому фарфоровому мостику друзья не рискнули, ведь каждому известно, что фарфор — штука хрупкая и не очень привычная к тому, чтобы по нему разъезжали локомотивы.
Им повезло: дорога не виляла вправо-влево, а вела прямо в Пинь — столицу страны Миндалии. Сначала они все время ехали в сторону горизонта, над которым возвышались красно-бело-полосатые горы. Но приблизительно через пять с половиной часов пути Джим забрался на крышу локомотива, чтобы осмотреться, и увидел вдалеке нечто, похожее на бесчисленное скопление больших палаток. Палатки эти сверкали на солнце, как металл. Джим сообщил Лукасу про палатки, на что тот ответил:
— Это золотые крыши Пиня. Стало быть, мы на верном пути.
И уже через полчаса они добрались до города.
Глава шестая,
в которой большая желтая голова чинит друзьям препятствия
В Пине было страсть как много людей, и все — сплошные миндальцы. Джим, еще ни разу не видевший столько народу зараз, чувствовал себя неуютно. У всех миндальцев были миндалевидные глаза, косички и большие круглые шляпы. Каждый миндалец вел за руку миндальца поменьше, тот, что поменьше, вел другого, еще поменьше, и так до самого маленького, размером с горошинку. Вел ли самый маленький другого, меньше себя, Джим разглядеть не смог — для этого ему понадобилось бы увеличительное стекло.
Это были миндальцы со своими детьми, детками и внучатками. (У всех миндальцев очень много детей и внучат.) Улица ими кишмя кишела, они оживленно болтали и жестикулировали, так что у Джима закружилась голова.
В городе стояли тысячи домов, у каждого дома было много-премного этажей, и у каждого этажа была своя, выступавшая вперед крыша из золота, похожая на зонтик.
Из каждого окна свешивались флажки и цветные фонарики, а на боковых уличках от дома к дому тянулись сотни веревок для белья. На них жители сушили свою выстиранную одежду. Миндальцы — очень чистоплотный народ. Они никогда не надевают грязного, и даже самые маленькие, те, что не больше горошинки, ежедневно устраивают стирку и развешивают белье на веревочках не толще обыкновенной нитки.
Эмме пришлось очень осторожно прокладывать себе дорогу в этой огромной толпе людей, чтобы никого ненароком не задавить. Эмма ужасно волновалась, это было слышно по ее пыхтенью. Она все время тутукала и свистела, чтобы дети и внучата уходили с дороги. Бедная Эмма совсем запыхалась.
Наконец, они добрались до главной площади перед царским дворцом. Лукас нажал на рычаг — Эмма остановилась и с огромным вздохом облегчения выпустила пар.
От страха миндальцы бросились врассыпную. Они никогда не видели локомотивов и приняли Эмму за чудовище, которое направляет на людей свое горячее дыхание, чтобы убить, а потом съесть на завтрак. Лукас неспешно закурил трубку и сказал Джиму:
— Ну. пошли, паренек! Поглядим, дома ли царь Миндальский.
Друзья выбрались из локомотива и направились ко дворцу. Чтобы добраться до входных ворот, им пришлось шагать наверх по девяносто девяти серебряным ступеням. Ворота, десяти метров в высоту и шести с половиной в ширину, были сделаны из резного эбенового дерева. Это очень черная порода дерева, чернее смеси из сажи, смолы и угля. На всем свете имеется всего лишь сто два центнера семь граммов этой породы. Такое оно редкое. Добрая половина от этого количества пошла на строительство дворцовых ворот.
Рядом с воротами висела табличка из слоновой кости, на которой золотыми буквами было написано:
ЦАРЬ МИНДАЛЬСКИЙ
А внизу находилась кнопка звонка из большого цельного алмаза.
— Черт меня побери! — в восхищении сказал Лукас-машинист, хорошенько все разглядев. А у Джима глаза опять сделались круглыми-прекруглыми. Тут Лукас нажал на кнопку звонка.
В огромной двери из эбенового дерева распахнулось маленькое окошечко. Оттуда выглянула большая желтая голова и благожелательно осклабилась друзьям. Конечно, у головы имелось также и туловище, но оно было полностью закрыто дверью и потому не видно. Большая желтая голова спросила фальцетом:
— Что угодно двум вашим сиятельствам?
— Мы оба — иностранные локомотивные машинисты, — отвечал Лукас. — А угодно нам поговорить с царем Миндальским, если это возможно.
— По какому поводу вы желаете говорить с его царским величеством? — спросила голова, благожелательно улыбаясь.
— Мы лучше скажем ему об этом лично, — ответил Лукас.
— К сожалению, это совершенно невозможно, достопочтеннейший шиманист очаровательного молокатива, — почти прошептала голова с невидимым туловищем, улыбаясь еще благожелательней, — поговорить с его царским величеством совершенно и абсолютно невозможно. Или у вас есть приглашение?
— Нет, — смутился Лукас, — а зачем?
Большая желтая голова в окошке отвечала:
— Простите меня, недостойного, но тогда я не имею права вас пропускать. У царя нет времени.
— Но когда-нибудь за целый день, — рассудил Лукас, — у него наверняка найдется для нас время.
— Крайне сожалею! — ответила голова со сладкой улыбкой до ушей. — У его царского величества никогда не бывает времени. Прошу прощения! — И тут окошечко с треском захлопнулось.
— Черт побери меня совсем! — выругался Лукас себе под нос.
Пока они спускались обратно по девяносто девяти серебряным ступеням, Джим говорил:
— Мне кажется, царь как раз бы и нашел для нас время. Это все желтая голова. Она нас к нему пускать не хочет.
— Вот именно, — сердито согласился Лукас.
— И что же нам теперь делать? — спросил Джим.
— Для начала осмотрим-ка мы город! — предприимчиво предложил Лукас. Он никогда долго не сердился.
Друзья пересекли площадь, на которой собралась огромная толпа людей. Миндальцы разглядывали локомотив с почтительного расстояния. Эмма чувствовала себя не в своей тарелке. Она сконфуженно опустила глаза-прожекторы. Когда Лукас подошел к ней и щелкнул по толстому боку, Эмма с облегчением задышала.
— Послушай, Эмма, — сказал Лукас, — мы с Джимом пройдемся немного по городу.
Стой здесь, будь умницей и веди себя тихо до нашего возвращения.
Эмма покорно вздохнула.
— Это ненадолго, — утешил ее Джим.
И друзья отправились в путь.
Много часов бродили они по узким переулкам и пестрым улицам, и куда ни глянь, везде было много
