десятков, но все-таки они прорвались на наш берег. Это, – махнул в сторону приехавших с ним рабирийцев, большинство из которых оказались ранеными, – все, что осталось от заставы. Люди идут по дороге к крепости, к вечеру доберутся. Их ведет сам Аквилонец…
– Так, – без всякого выражения сказал Князь. – С чего вы решили, будто он явился сюда?
– Там его знамя. От его имени предлагались переговоры, – объяснил гонец. – И мы видели его в сражении. Это он, точно. Лев пришел за своим наследником.
– Как замечательно все складывается, – вполголоса заметил Князь, и уже громче, чтобы слышали все, добавил: – Благодарю, Соллис. Ты и твои друзья отважно сражались, и в том, что люди оказались сильнее, нет вашей вины. Алдрен! – названный подъехал ближе. – Забирай всех. Отправляйтесь к Штольням. Сражения не будет – пока не будет.
– А… а как же… – опешил Алдрен, догадавшись, что Князь не собирается возвращаться вместе со своим войском.
– Ты хотел сказать: «а как же мой князь»? Твой князь желает лично удостовериться, в самом ли деле к нам пожаловали столь высокие гости, – безмятежно отмахнулся Блейри. – Хеллид составит мне компанию. Мы приедем ближе к ночи или завтра утром. И скажи госпоже Раоне, что я велел ей оставаться в пещерах. Это приказ.
Алдрену решение повелителя лесов явно пришлось не по душе, но возражать он не решился. Всадники вскоре скрылись за деревьями, и только тогда Хеллид отважился поинтересоваться:
– Можно узнать, зачем это нужно? С этим заданием справился бы любой из моих лазутчиков. Тебе вовсе ни к чему рисковать.
– Любой из твоих лазутчиков не видел аквилонского принца и вряд ли сможет узнать его родителя, – возразил Блейри. – Я хочу убедиться, что у наших беглых воителей глаза не застланы страхом и действительно ли в Рабиры приехала людская легенда. Если это правда, то многое переменится, друг мой Хеллид, многое скоро переменится…
Им пришлось ждать почти до наступления вечера, когда на дороге появился передовой отряд людского воинства и устремился к распахнувшимся навстречу воротам крепости. Войско оказалось не так уж и велико, что-нибудь около пяти сотен клинков – в спешке удиравшим от берегов Алиманы рабирийцам враг показался в два-три раза грознее, чем это было на самом деле – но вкупе с гарнизоном форта, да по сравнению с домодельным рабирийским ополчением, сила получалась впечатляющая. Отряд возглавляли двое: долговязый жилистый пуантенец и рослый, могучего сложения мужчина с седой шевелюрой, восседавший на мощном вороном жеребце и облаченный в великолепный кольчужный доспех. Что ж, теперь сомнений не оставалось: то мог быть только Конан, Король-Лев, легендарный варвар с Полуночи, основатель новой династии аквилонских владык.
Двое гулей из своего укрытия видели все происходящее как на ладони, сами оставаясь притом незаметными для постороннего наблюдателя. Блейри, провожая взглядом гиганта в сверкающей броне, пошевелил губами – Хеллид, безмолвной тенью державшийся рядом с хозяином, услышал:
– Ты силен и отважен, киммериец. Но я знаю твое слабое место. Посмотрим, поможет ли тебе твоя сила, когда я нанесу удар.
ЧАСТЬ 2. ВИТКИ ВРЕМЕНИ
Глава первая. Дорога через холмы
Сдавшаяся крепость спускает свое знамя, но в Токлау не было победителей и побежденных – маленький форт просто оставляли на произвол судьбы. Темно-синее полотнище с изображением трех золотых леопардов сняли с флагштока еще на рассвете. С самого утра через открытые ворота тянулась и тянулась печальная процессия из обитателей поселка, покидавших обжитое место, и пуантенской гвардии, сопровождавшей их к переправе через Алиману. Повозки, всадники и пешие воины спускались вниз с вершины плоского холма, пересекали обширную луговину и исчезали между деревьями. Поначалу многие не хотели уходить, бросая нажитое добро и отправляясь в полную неизвестность, но страх оказаться в клокочущем котле распрей между рабирийцами и людьми оказался сильнее.
Кое-кто продолжал упрямо цеплялся за мысль о том, что войны начинаются и заканчиваются, а опасное время можно переждать где-нибудь в городах Полуденного Пуантена, но большинство понимало: вернуться уже не удастся. С таким трудом налаженные добрососедские отношения разрушились в одночасье и вряд ли наладятся вновь. Понадобится не одно десятилетие, чтобы восстановить утраченное – если его вообще возможно возродить. Тоненькая нить, связавшая правый и левый берега Алиманы, оборвалась, больно хлестнув по всем, кто оказался рядом. Забытые Леса вновь стали такими, как их описывали страшные рассказы – замкнутыми, полными опасностей и враждебными людям.
Однако все бедствия Рабиров меркли перед горем Айлэ диа Монброн. Вернувшись после затянувшегося на три седмицы отсутствия, она, к своему ужасу, выяснила, что наследника Аквилонского престола, Коннахара Канаха, нет ни в крепости, ни в пределах Лесного Княжества.
Конни и трое его друзей бесследно пропали, сгинув в магических вратах.
Когда Айлэ осознала услышанное и поняла его смысл, она, пожалуй, впервые в жизни испытала приступ настоящего бешенства. Обычно спокойная и разумная девица накинулась на человека, ставшего для нее олицетворением всех былых и грядущих неприятностей – на магика Хасти по прозвищу Одноглазый. По причине болезненного состояния тот не мог оказать ей никакого сопротивления, и от повозки, отведенной рабирийскому колдуну, баронету Монброн оттаскивали трое – Меллис Юсдаль со своим приятелем Гиллемом, и вмешавшаяся в свару гулька Иламна, герольд покойного князя Рабиров. Айлэ визжала, ругалась, проклинала все на свете и утихомирилась только после личной угрозы правителя Аквилонии отправить ее обратно в Орволан, если она не прекратит свои вопли.
Сам Хасти к творившемуся рядом скандалу отнесся безучастно – как и ко всему, происходящему вокруг него в течение трех последних дней. Он по-прежнему лежал в своем возке, напоминая мертвеца и даже не дыша. Его друзьям оставалось только полагаться на утверждение чародея, брошенное им незадолго до погружения в полное оцепенение: «Я не умер, я только сплю…»
Причина столь внезапного и несвоевременного безмолвия Одноглазого пока оставалась тайной за семью печатями. Собственные догадки Айлэ постоянно возвращались к дням пребывания в столице Пограничья, где произошло столкновение Хасти с колдуном из Круга Белой Руки, Крэганом Беспалым. Уступив в поединке магических умений и лишившись Силы, гибореец наверняка решил поквитаться. Вдруг Крэгану удалось исполнить свое намерение – несмотря на то, что его держали под замком и в цепях? По слухам, он отнюдь не последний в своем чародейском сообществе… Смог ли Одноглазый за минувшие дни придумать способ, который вернет его к жизни? И зачем ему непременно требовалось попасть в Рабиры, точнее – в свою магическую школу, затерянную где-то среди лесистых холмов?
В отличие от прочей молодежи, составлявшей маленькую свиту принца Аквилонии, на долю барышни Юсдаль и Гиллема Ларберы выпало наименьшее число испытаний. Их не затянуло, подобно Коннахару и девице Монброн, в распахнувшийся зев колдовских дверей, не выбросило в сотнях лиг от Рабиров в краю, не отмеченном ни на одном чертеже земель Материка, вынудив сразиться за право встать на долгую дорогу, ведущую обратно. Они остались там, где все началось, в охотничьем имении на берегу озера Рунель – и вместе с прочими обитателями Токлау угодили в число осажденных.
– Как утверждает мой папенька, в жизни непременно надо побывать как победителем, так и побежденным – это помогает обрести верный взгляд на жизнь, – невесело подшучивала над собой Меллис. В первое мгновение Айлэ даже не признала лучшую подругу: осунувшаяся и подурневшая молодая госпожа Юсдаль носилась по крепости в охотничьем костюме, больше напоминая мальчика-посыльного, нежели
