ухватывал в лучшем случае половину… а потом болезненный возглас и широкий, заплывающий кровью разрез на одежде гульки. Левое плечо. Правое бедро. Левое запястье. От последнего пальцы Иламны бессильно разжались, и один из ножей воткнулся в песок. Рабирийка стиснула другой так, что побелели костяшки пальцев, и Рейе понял: она побеждена и сама это знает. В глазах бывшего герольда князя Драго, когда Рейенир встретился с ней взглядом, застыл ужас.
Тогда Князь, стоявший поодаль воплощением безучастности, заговорил равнодушным скучливым тоном, размеренно подкидывая кинжал и всякий раз аккуратно ловя его за лезвие:
– Что, боги отвернулись от тебя, Иламна из рода Элтанар? Сама виновата, милая. Ты ведь не истины искала в круге моррет – просто хотела меня прикончить. Ненависть и месть, вот и все твои чувства, а? Ты проиграла поединок. Хочешь сказать что-нибудь напоследок?
– Чтоб ты сдох, ублюдок, – звенящим от ненависти голосом произнесла Иламна.
Она резко взмахнула рукой. Что-то маленькое, острое прожужжало через весь двор. Блейри поймал это на лету, небрежно, двумя пальцами. И тут же отправил обратно.
Обеими руками Иламна схватилась за горло. Колени у нее подломились, и рабирийка мягко повалилась на песок, будто сломанная игрушка, у которой внезапно оборвались все нити, связывающие с жизнью – а воины Князя разразились коротким торжествующим воплем.
Повисла тишина, в которой прозвучал холодный голос Блейри:
– Один долой. Следующий! – и предостерегающий возглас, предназначенный королю Аквилонии: – Стой где стоишь, киммериец! Все было честно! Боги явили свою волю!
Действительно, все было честно. Конан под прицелом четырех луков сдержался, не двинулся с места, вполголоса сыпля проклятиями. Айлэ теснее прижалась к принцу.
На какой-то миг перед тем, как шагнуть в круг, Рейениром овладела чудовищная усталость.
Все, что он совершил с самого первого дня после того, как вместе с Хасти покинул Кордаву – бешеная скачка в Холмы, погоня за разбойничьим караваном, сидение в Токлау под стрелами своих же соотечественников и отчаянная затея с освобождением заложников, ради которой он вернулся в «Сломанный меч» – все геройства последних трех седмиц на родной земле вдруг представились ему пустой бесполезной суетой, а гордо брошенный моррет – невероятной глупостью. Что бы он ни делал, полагая свои поступки благом, серебряная нить его судьбы неуклонно бежала к нынешнему серому рассвету. Пришла пора ей оборваться – сейчас Блейри прирежет его с той же небрежной легкостью, что и несчастную Иламну. Даже быстрее: Рейе прекрасно знал, что никогда не был и не будет мастером кинжала. Самозванец полностью оправдается в глазах любых свидетелей. А он, Рейенир да Кадена, законный наследник последнего истинного князя Забытых Лесов, осмелившийся претендовать на божественную истину, умрет без чести и славы. Его труп пустят в лодке по течению Хорота, на поживу хищным птицам и морским тварям.
«Во имя Предвечного Творца, почему?! Древние боги, лесные хранители, почему вы помогаете ему, самозванцу, почему не мне?!» – беззвучно взмолился Рейе.
И ответ пришел – внезапно и оглушающе, как удар грома.
«Личность не имеет значения. Важны помыслы».
Голос, могучий, как рев водопада… Нет. Не голос. Мысль, чужая, чудовищной силы мысль, возникшая сама собой прямо в голове у потрясенного Рейе, столь мощная, что она воспринималась как невероятно низкий голос – будто заговорила сама земля. В каком-то смысле так оно и было: духи-хранители Забытых Лесов ответили на призыв того, кто искал их покровительства. Мощь неведомого разума была такова, что окружающий мир утратил звуки и стал наливаться серебристым сиянием, но только для Рейенира – все прочие в круге, в том числе и Блейри, лишь недоуменно переглянулись, наблюдая, как потомок Драго медленно, молча опускается на колени, белея лицом.
«Неужели помыслы этого ублюдка чище моих?!»
«У него нет помыслов. Только целесообразность. Он – воплощенная Сила Венца. Мы не видим его».
Рейе рванул на себе рубаху, разрывая плотную шерстяную ткань и обнажая грудь, словно свободный воротник душил его.
«Он убьет меня, как убил Иламну!»
«Возможно».
«Но я взыскую справедливости!»
«Нет. Взыскующий справедливости отрекается от себя во имя высшей правды. Женщина была исполнена жажды мести. Это сделало ее уязвимой. Ты же полон страха смерти и жалости к себе. Твой дух слаб».
Последняя мысль оставила горький привкус разочарования. Почти наяву Рейе видел, как отворачиваются от него с презрением лесные боги, как растет меж ними невидимая стена – и тогда всем своим существом он грянулся в эту стену.
«Именем жизни, крови и памяти предков, всеми духовными заслугами, какие только есть у меня в этой жизни! – мысленно воззвал он со всей силой отчаяния. – Я прошу очищения! Очищения!»
Пришедшее затем непередаваемое ощущение было сродни океану, катящему свои тугие валы через крохотное сознание смертного существа: лесное божество проявляло интерес.
«Ты знаешь, чего просишь?»
«Да!»
«Хорошо. Да будет так!»
Слабый порыв ветра коснулся озерной глади, зашептал в листве, всколыхнул и погнал прочь туман.
Будто молния взорвалась в сознании Рейе. В беззвучной белой вспышке Рейенир Морадо да Кадена увидел самого себя – ясно, как на ладони, увидел то, чем он себя сделал, и то, чем мог бы стать. Узрел растраченные попусту годы, несбывшиеся надежды, сокровенные страхи, тщательно накопленные обиды, подспудные сомнения, неприглядную изнанку своих благих намерений – и увиденное наполнило его стыдом и гневом, а гнев обратился белым огнем.
Скверна сгорела в этом огне. Божественный гнев наполнил его до краев, и сам он сделался воплощением чистого гнева.
«Теперь иди и сражайся».
– Я иду, – прошептал Рейенир.
…Блейри ждал его в пятнадцати шагах, как только что ждал Иламну, боевые ножи лениво порхали в его пальцах. Рейе поднялся с колен и с кинжалом в опущенной руке пошел на Князя – молча, быстро, даже не пытаясь принять стойку. В глазах рабирийца плескался белый огонь. Видимо, Блейри уловил что-то в этом взгляде, и железная доселе выдержка ему изменила: он атаковал первым, своим коронным трюком, исчезнув там, где только что стоял, и возникнув в шаге за спиной противника.
За полмига до того Рейенир обернулся.
Князь напоролся на нож.
Клинок погрузился в левый бок да Греттайро едва на четверть, но у зрителей исторгся дружный изумленный возглас. Блейри мгновенной скруткой ушел в сторону, выткав перед собой сложный стальной узор. Стрелки забыли про свои луки, Хеллид охнул: по меньшей мере три выпада Князя должны были достичь цели, самое малое один был практически неотразим… невероятно, но потомок Драго уклонился. И сам перешел в нападение.
Блейри был великолепен, два его ножа плели в воздухе безупречную смертельную паутину. Тем не менее ему приходилось отступать – шаг за шагом. Еще дважды Князь пытался испробовать фокус с исчезновением. В первый раз у него почти получилось – почти. Во второй – получилось у Рейе, и листовидное лезвие распахнуло рукав самозваного правителя Забытых Лесов, заодно располосовав ему руку от локтя до плеча. Сама по себе рана не представляла опасности, однако Князь терял кровь, терял силы. На изрытом песке появились редкие черные капли.
Пристально следившие за боем рабирийцы озадаченно переглядывались. Творилось что-то непонятное. Князь должен был покончить с этим заморышем да Каденой через пять, самое большее десять ударов сердца – а поединок все длился! Мало того – Блейри ушел в глухую защиту, противник гонял его по кругу,
