Принесете свои извинения Всаднику? Неужели даже теперь ты не можешь не лгать, Отец Обмана, даже видя, как нелепа твоя ложь?
— Довольно! — взревел гигант в золоте и рубинах, сжимая тяжелые кулаки. — Нет сил, более слушать эту прекраснодушную болтовню. Пора сказать все начистоту. Проклятье, Олвин! Да, мне нужны Кристаллы Радуги, мне и Эрианну, нам нужна Власть, которой не нужно будет делиться с кем-то еще. Я не могу спать спокойно, зная, что это темное отродье владеет Силой, превосходящей мою собственную! Я не знаю, замышляет он там что-нибудь или нет, но если замышляет, я должен ударить первым. Таков уж я есть, и другим мне не стать. И — да, мне нужны были твои воины, а еще пуще — твои корабли. Как бы иначе мы получили все это, не догадайся Эрианн сыграть на твоем благородстве? Нам пришлось схитрить, но, Олвин, это ведь ложь во благо! Что там еще тебя смутило? Поля? Стада? Сожженные деревни? Вырастет новая рожь, скот народится снова, что же до деревень, то поверь, когда вся Сила будет в моих руках, на месте каждой разрушенной хижины я построю дворец, облицованный яшмой, с окнами из драгоценного смарагда! Мертвецы? Да, это война, здесь иногда убивают! Но игра стоит любых жертв, поверь мне! Ведь ты — носитель Жезла, как и я. Творец Единый, я предлагаю нам троим разделить власть над миром! Эрианн согласился, дело за тобой. Ну? Решай!
— А потом ты сочтешь, что делить власть на троих тебе уже не хочется, — тусклым голосом проронил Корабел, не глядя на недавнего соратника. — И не сможешь уснуть, потому что у кого-то будет сила, равная твоей. Конечно — ведь ты во всем любишь быть первым… или единственным.
— Древние боги, что ты несешь! Клянусь тройным единством, я…
Он не договорил — Олвин вскинулся, будто подброшенный пружиной, лязгнул мгновенно вылетевший из ножен меч Морехода. Нет, два меча запели слитно — воитель в золотой броне был не менее быстр.
— Поклянёшься еще раз, — прошипел Олвин, — и я забью эту клятву обратно в твою лживую глотку.
— Попробуй, — оскалился Исенна.
Несколько долгих мгновений альбийские вожди мерили друг друга яростными взглядами. Наконец Олвин вздрогнул, его лицо исказилось мучительной гримасой, и он с размаху отшвырнул клинок, глубоко вонзившийся в земляной пол.
— Я увожу свое войско теперь же, — процедил он. — Корабли доставят нас к Яблочным Островам. Никогда более нога воина моего племени не ступит на эту несчастную землю, и никогда более я не возьму в руки оружия. Пусть порукой тому будут не три начала, оскверненные вашими лживыми клятвами, но сама жизнь моя и свидетельство Небесного Творца, и сила Благого Алмаза. Пусть он испепелит меня немедля, если я решусь нарушить данный мной обет. На ваши же головы да падет проклятье.
С этими словами он сплюнул под ноги Эрианну и мимо застывшего с мечом наголо Исенны Аллерикса вышел вон, с треском откинув полог.
— Пусть проваливает, — буркнул Исенна, с явной неохотой убирая оружие в ножны. — Когда Цепь Радуги станет нашей, мы притащим его сюда вместе с Островами и кислыми яблочками. Я отдам приказ, чтобы дверги на передней линии приглядывали в оба — чего доброго, этот одержимый честностью недоумок кинется предупреждать Всадника о нашем маленьком сюрпризе.
Он канул следом в ночную темень, не поглядев на Эрианна, оставшегося сидеть в одиночестве.
Хитроумный, проводив его взглядом, сладко улыбнулся своей острой улыбкой — и зажмурился от удовольствия, точно объевшийся сметаны кот.
…Напутственное проклятие и громкий хлопок дверью? Жест, нехарактерный для Олвина. Какая жалость, что Исенна не навязал ему поединок. Однако теперь мы можем быть уверены — назад Корабел больше не вернется. Один долой.
— Как справедливо отметил наш прямолинейный и несколько несдержанный в словах предводитель, для обладателя Цепи Радуги океан, разделяющий Материк и Гленнлах, перестает быть серьезной преградой, — раздумчиво цедя слова, проговорил Эрианн, глядя поверх наполненного вином бокала на собеседника. После так внезапно оборвавшегося военного совета он вернулся в державшийся особняком лагерь собственного войска, в палатку, наполненную зелено-серебристыми оттенками, воскрешающими в памяти такой далекий Альвар, Лесное Обиталище, к единственному существу, которое почитал отчасти достойным своего доверия.
Впрочем, доверие Эрианна имело четко определенные границы. Он не обманывался касательно собственного наследника. Слишком уж быстро и легко впитывал тот отцовскую науку: как распустить нужный слух, посеять семена недоверия между друзьями, переманить к себе нужного союзника и самое главное — вовремя оставить его, если тот станет опасен или бесполезен. Бастиан Ладрейн, несмотря на свой юный для Живущего Вечно альба возраст, преуспевал в этих искусствах, обещая в будущем стать достойной подмогой отцу. Злопыхатели утверждали, будто Ладрейнам стоит подумать о смене фамильного герба — якобы вместо золотого древа им куда больше подойдет изображение ависфены, змеи о двух головах.
— Однако Исенна желает видеть на месте нового владельца Радуги исключительно одного себя, — Бастиан, удобно устроившийся на горке сложенных в углу шатра подушек и кутавшийся в пепельно-серые одеяния, пошевелился. Отпрыск Хитроумного походил на родителя не только складом характера и живостью ума, но и внешне — оба тонкие, обманчиво хрупкие, с серебряной пряжей волос. Разве что глаза Эрианна имели переливчатый лазурный оттенок, а взгляд его сына был светло-фиолетовым, подернутым дымкой легкой мечтательности — каковая на самом деле в Бастиане отсутствовала напрочь.
— Он может желать чего угодно, хоть луну с неба, хоть секретов Цитадели, поднесенных на золотом блюде, — смешливо фыркнул хозяин Альвара. — До тех пор, пока его желания совпадают с нашими. Боюсь, после сегодняшнего вечера в его голову накрепко западет брошенная Олвином незамысловатая идея: зачем делиться властью? Алмаз, дополненный сиянием Радуги — довольно увесистая дубинка, чтобы пригрозить ею чрезмерно навязчивому сотоварищу… Но мы, конечно, не допустим ничего подобного. Исенна силен и отважен, как лев, он прирожденный воитель, однако поединок огромного льва и маленькой ядовитой змейки закончится, вернее всего, в пользу последней… Между прочим, куда запропал твой знакомец, склонный к невместному стяжательству? Давненько он к нам не наведывался.
— Скоро придет, — Бастиан бросил взгляд на маленькую клепсидру в виде причудливого древесного ствола. — Куда он денется… Если Исенна хоть краем уха прослышит о том, сколь удивительным образом его вернейший соратник распределял трофеи после захвата Тиллены и Драйжи, голова Ирваста продержится на плечах ровно столько времени, сколько Аллериксу потребуется, чтобы извлечь меч из ножен. Он это прекрасно понимает и знает, что я тоже это знаю. Он наш, отец, наш со всеми потрохами, я крепко держу его на крючке. Оттого он вскорости совершит для нас кое-что полезное, о чем Исенне знать совсем не обязательно.
Полог у входа в шатер слегка отодвинулся, всунулась голова бдевшего снаружи дозорного, почтительно известившего отца и сына Ладрейнов о приходе гостя. Эрианн махнул рукой, разрешая впустить позднего визитера, его отпрыск замер, превратившись в серую неподвижную тень.
Вошедший отбросил капюшон темно-синего плаща, с явной неохотой склонив голову с увязанным на затылке пучком волос цвета расплавленного золота. Хозяин шатра небрежно качнул в сторону вошедшего полупустой чашей, залпом допив оставшееся вино. Сесть гостю не предложили, да он и сам, не дожидаясь расспросов, отрывисто произнес:
— Я говорил с вождями подгорного народа. Мне удалось убедить только Зокарра и Кельдина Грохота. Прочие слишком доверяют обещанию Аллерикса достойно вознаградить их после захвата Цитадели. Кельдин заявил, будто прочие дверги не станут встревать, если получат клятву в том, что все прежние договоренности с Исенной сохраняют былую силу. Этого довольно?
— Для начала — да, мой драгоценнейший Ирваст, — медово проворковал Эрианн. — Но ты сам понимаешь: чего стоят обещания парочки двергских военачальников, когда речь заходит о том, чтобы призвать к ответу нашего разбушевавшегося предводителя? Ты еще наверняка не слышал, какую глупость он умудрился сотворить нынешним вечером? Одним махом лишил нашу армию трети воинства, повздорив с Олвином!
— В лагере Корабела царит сущая суматоха, я видел, когда шел сюда, — покачал головой Ирваст. —
