потом еще надо было найти нужный класс.
Когда я открыла дверь, все уставились на меня, словно на какое-то наглядное пособие, вроде чучела. Я никого не знала: ни Черпака, ни Водяного, ни Софии, ни Нетты, ни Пэры, ни Данне, ни Пепси, ни Клары, ни Скунса, ни Исака, ни Берсы, ни Катти, ни Мурашки, – а они все таращились на меня.
Учительница была довольно молодая и миловидная. В своем кремовом летнем платье она была похожа на сдобную булочку. Клубнично-красные губки улыбнулись мне, и она спросила:
– Это ты – новенький?
– Наверное, я, – ответила я как можно беспечнее.
– Ты ведь должен был прийти еще вчера, верно?
Ну что тут ответишь? Не рассказывать же, как дедушка в дамских сапогах заявился из больницы, чтобы умереть в нашем доме. Что проку? Скажешь правду – никто не поверит. Хочешь, чтобы верили, – ври.
– Я заблудилась, – пробормотала я неуверенно и сразу поняла, как нелепо это звучит.
Черт! С самого начала выставить себя круглой идиоткой! Я видела, как ребята перешептываются, фыркают и ерзают на стульях. Не слишком-то удачное начало.
– Раз дорога отняла у тебя так много времени – присядь отдохни, – миролюбиво предложила учительница. – Вон там, у окна.
Я-то надеялась занять место в дальнем углу, чтобы можно было перевести дух и разглядеть остальных. Не вышло. Придется сидеть в первых рядах, бок о бок с каким-то надутым воображалой – долговязым веснушчатым парнем со взъерошенными светлыми волосами и голубыми глазами.
– Меня зовут Исак, – шепнул он и улыбнулся.
– Что скалишься, придурок! – огрызнулась я.
Постепенно в классе стало тихо.
– Итак, – объявила учительница, которую звали Гудрун Эрлинг, – у нас новый мальчик – Симон Кролл, прошу любить и жаловать. Надеюсь, тебе у нас понравится и мы станем друзьями.
Новый мальчик! Симон!
Ведь это она обо мне! А все мое дурацкое имя – Симона. Привалило счастье! Я с этим имечком намучилась – хоть плачь! Вечно приходится по десять раз повторять. Ну почему меня не зовут Фридой, Анной или Стиной? Линдой, на худой конец?
'Симона – красивое французское имя', – твердила мама в ответ на мои жалобы. Может, и так, но мне оно ни к чему. Я бы предпочла иметь нормальное шведское, чтобы никто не переспрашивал и не пялился, такое, с которым можно жить по-человечески, быть скучной, грустной, глупой – какой угодно.
И вот снова кто-то что-то недослышал или записал неверно. Буква 'а' потерялась, и все ждали мальчика по имени Симон. А заявилась я! Ну что теперь прикажете делать? Сказать по правде, у меня редкостный талант влипать в самые невообразимые истории.
Допустим, я бы сказала: 'Извините, видимо, произошла ошибка. Вообще-то я девочка. Меня зовут не Симон, а Симона'. Нет уж! Знаю, чем бы все это кончилось. Все бы просто с парт попадали от смеха. И я бы это еще долго расхлебывала, и все равно меня прозвали бы Симоном, или Парнишкой, или еще как-нибудь не менее забавно.
Я осторожно ощупала стриженые волосы и попыталась припомнить свое отражение в зеркале. Волосы были довольно короткие, без всяких там заколок и бантиков, которые могли бы меня выдать. Хорошо, хоть грудь еще не выпирает! И что я с утра не вырядилась в платье! Такую одежду, как на мне, мог бы носить любой мальчишка. Кроме трусов, конечно, но их-то никто не видит.
– Спасибо! – сказала я по-мальчишески хрипло. – Мне наверняка понравится.
Сдобная булочка у доски благосклонно улыбнулась мне клубничными губами.
– Подлиза! – прошипел мой сосед по парте.
– Крыса! – огрызнулась я.
– Обезьяна! – выпалил Исак. Его бойцовский задор вызвал у меня уважение.
– Придурок вонючий! – выдала я.
– Жаба надутая! – парировал он.
Но тут учительница оборвала нашу перепалку. И слава Богу! Еще немного, и Исак бы меня одолел. Я прямо-таки возненавидела этого мальчишку.
– Понимаю, вам не терпится познакомиться, – просияла учительница. Она-то видела только наши губы и решила, что мы нашептываем друг другу всякие любезности. – Договорите на перемене. Между прочим, – добавила она, – неплохо бы тебе, Исак, показать Симону школу, раз вы успели поладить.
Исак добродушно кивнул учительнице и постарался изобразить этакого Доброго Старшего Брата, а сам тем временем шарил рукой под партой – и вдруг как ущипнет меня!
Сквозь боль я ощутила живейшую радость: я их всех надула! Они поверили! Никто ни на секунду не заподозрил, что я не тот, за кого они меня приняли.
Быстро и ловко разделалась я с этой дурочкой Симоной, с которой вечно что-нибудь да не так, и превратилась в задиру по имени Симон.
Знала бы я тогда, к чему это приведет!
После звонка я быстренько натянула чью-то выцветшую джинсовую куртку, висевшую в коридоре на вешалке. Она была велика мне на несколько размеров, да еще вся в заклепках. На спине красовались большие серебряные буквы MOTORHEAD. Куртка мешком висела на моем тщедушном теле, воняла грязью, табаком и бензином. Это была находка. Я решила побыстрее избавиться от розовой девчачьей куртки, в которой пришла в школу.
– Не думай, я с тобой нянчиться не стану, – предупредил Исак.
Он подошел ко мне, когда я околачивалась у металлического жареного цыпленка, который при ближайшем рассмотрении оказался мертвой лошадью с задранными вверх копытами. На школьном дворе было полно уток, ковылявших повсюду в ожидании подачек – остатков от наших завтраков. Кормить их запрещалось, но все кормили.
– А я в няньке и не нуждаюсь, – огрызнулась я и плюнула в одну из уток.
– Ладно. Только не очень-то задавайся.
– Я и не задаюсь. Ты сам задаешься.
– Чем же это я задаюсь?
– Не скажу. Ну давай, начинай.
– Начинать что?
– А ты, как я погляжу, тугодум.
– Это почему?
– Да переспрашиваешь все время.
– С тобой невозможно разговаривать!
Я могу пререкаться сколько угодно. Это у меня здорово получается. Исак бесился, и мне это было приятно. Я состроила кривую ухмылочку, совсем как мальчишка. Исак повернулся и пошел было прочь.
– Он что, всегда такой? – спросила я.
– Какой? – переспросила девчонка в толстых очках и выдула из жвачки ядовито-розовый пузырь, который тотчас лопнул, залепив ей все лицо.
– Да такой неприветливый. Должен ведь был мне школу показать.
– Правда, Исак, учительница тебе велела! – крикнула очкастая, пытаясь ногтями отлепить жвачку.
Исак не ответил. Просто посмотрел на нее как бы с жалостью – девчонка в самом деле была невзрачная – и зашагал прочь. Я припустила за ним. Шла близко-близко, то и дело наступая ему на пятки.
– Что ты делаешь! – возмутился он.
– Иду за тобой, разве не видишь, придурок, – съехидничала я и опять наступила ему на ногу так, что он споткнулся.
