Лошадь снова остановилась. Послышалось журчание падающей на землю струи. Пять... десять, одиннадцать секунд... Мне казалось, что это никогда не кончится.
- Что за дурацкое представление?
- Смотреть тошно!
- Не хватает еще, чтобы...
Лошадь бесстыдно повернулась своим широким задом к женщинам и подняла хвост. В нос мне ударил запах свежего навоза.
Я почувствовал себя так, будто я сам оправился на глазах почтенной публики. Не в силах больше терпеть позор, я сполз с лошади, и глупое животное, получив свободу, устремилось к хозяину.
Женщины, давясь от смеха, старались на меня не смотреть. А мужчины громко хохотали, хлопая меня по плечу.
Марико у озера не было...
И все же этот постыдный случай пошел мне на пользу. До сих пор сослуживцы сторонились меня, теперь же наши отношения стали более дружескими.
За обедом и в автобусе на обратном пути только и разговору было, что обо мне, но Марико всячески старалась защитить меня, и я часто ловил на себе ее сочувственные взгляды.
Чтобы не ехать дорогой, по которой мы прибыли сюда, мы выбрали другой, хотя и более длинный, путь.
Огромное рыжее солнце, висевшее над горизонтом, щедро заливало своими лучами деревню, поле и лес. Окутанный синей полумглой, высился величественный Фудзияма.
- Ты на меня не сердишься? - прижимаясь ко мне, шептала Марико.
- За что?
- За то, что я заставила тебя ездить верхом.
- Ну что ты! Подумаешь! И обезьяна, бывает, с дерева падает.
Я был счастлив.
Остались позади нищие студенческие годы. Постоянный голод, заработки у Кима-сан, его лживые афишки. Прощай, былое! Я - энергичный мужчина, твердо решивший стать головой петуха! Я сделаю карьеру! Во что бы то ни стало сделаю карьеру!
Уже в сумерках среди леса мы увидели несколько деревянных зданий, напоминавших казармы. Вокруг не было ни единого жилого дома.
- Что это такое? Школа? - спросил я у кондукторши.
- Где?
- Вот эти здания, похожие на казармы.
- А-а. Это лепрозорий, больница для прокаженных.
- Для тех, кого наказало небо?
- Для них.
- Скорей закройте окна, чтобы в автобус не залетели микробы!
Все засмеялись. Но некоторые все же бросились к окнам.
Больница для прокаженных! Она одиноко стояла в лесу. Вокруг не было никакого жилья. Под серым вечерним небом поле и здания выглядели печально, на них словно легла тень невыразимой грусти.
- Прокаженных нужно держать на островах и стерилизовать, чтобы у них не было потомства, - сказал я.
- Ты это серьезно? - устало спросила Марико.
- Да, вполне. А разве я не прав?
- Но это жестоко. Неужели тебе не жалко этих людей?
Мы оба смущенно замолчали. Но вот показалась Одемба, и неловкость рассеялась. Какое нам дело до прокаженных? Знать их не хочу. Глупо даже задумываться над тем, стоит ли им сочувствовать.
Марико снова повеселела. Я рассказывал ей анекдоты, она громко смеялась, прикрывая рот рукой.
В Токио мы попрощались. Семейные пошли по домам, а холостяки не торопились расходиться.
- Сейчас бы ванную! Или баньку!
- Правильно! Поехали в турецкую баню! - предложил кто-то, и все ухватились за эту мысль.
- В турецкую баню!
В последнее время в Токио начали строить турецкие бани. Дневную усталость там как рукой снимало, но главное - и это нас привлекало больше всего - там были полуголые массажистки.
В турецкой бане Мицу снова напомнила о себе.
Пятая запись Ёсиоки Цутому
Баня, в которую мы отправились, находилась на улице Кабуки, где-то в районе Синдзуку. Издали были видны неоновые огни, мерцающие над ее крышей. Сразу от входных дверей круто вверх поднималась высокая лестница, наверху которой двое мужчин в белых костюмах и галстуках-бабочках, со сложенными на груди руками, громко зазывали: «Добро пожаловать, дорогие клиенты!»
Оживленно разговаривая, мы остановились у дверей. Один из мужчин кивком пригласил нас подняться. Всем своим видом он изображал почтительность, однако взгляд его пренебрежительно ощупывал нас.
- Вас четверо? - Он снял телефонную трубку и произнес по-английски: - Фор, плиз. Минуточку, - улыбнулся он нам.
Вошли две девицы в трусиках и белых блузках. Обе были низкого роста, плотно сложены и напоминали крабов. Ярко накрашенные губы, виляющая походка - ну прямо женщины из веселого квартала.
- Очкарик пойдет направо, длинный останется здесь, а ты, мазурик, пойдешь вон туда... - Распределив нас таким образом по кабинам, которые находились по обеим сторонам узкого и длинного коридора, девушки, улыбаясь, стали нас подталкивать.
- Куда мы попали? Здесь клички дают не хуже, чем в веселом квартале.
- Не сердитесь, господа. У нас вам бояться нечего. Останетесь довольны.
Кабина была разделена на две части. В одной находились раздевалка и лавка для массажа, в другой - парилка и белая европейская ванна.
Девушка привычным движением сняла блузку и повесила ее.
Развязывая галстук, я изучал массажистку. На ней остались только узкие, в обтяжку, трусики, шелковый бюстгальтер, а на шее дешевая металлическая цепочка, заправленная за бюстгальтер, поэтому нельзя было увидеть, что висело на ней.
- Не глядите на меня так, - жеманно сказала девица.
Но я продолжал внимательно ее рассматривать. Не потому, что она была красавицей. Просто эти короткие и толстые ноги, ляжки, искусанные клопами, это жирное тело без всякого намека на талию, квадратное, как шахматная доска, я уже где-то видел. И не только видел - целовал. Да, да. Я хорошо помню желание, смешанное с брезгливостью, которое вызывало во мне это тело.
- Не стесняйтесь, входите в парильню.
Я сел в четырехугольный металлический ящик так, что только голова оставалась снаружи, и в ящик пустили горячий пар.
- Много у вас бывает посетителей?
- Порядочно.
- А какие мужчины ходят сюда обычно?
- Разные. Бывают и служащие вроде вас.
- Молодые?
- Да. И старики тоже. Но больше других - мужчины среднего возраста.
- Ну и как? Ты с ними, наверное… - смахивая со лба пот, спросил я. Девушка вытерла мне лицо полотенцем и расхохоталась. В точности как Мицу - идиотским громким смехом.
- А ну вас!
- Нет, ты расскажи, как это у вас получается.
- Нечего мне рассказывать, - она кокетливо улыбнулась. «Такая ломаться не будет», - подумал я.
- А мне можно попробовать? Чем я хуже других?
Она, напевая, снова вытерла мне лицо:
О горы, горы Идзу,
