будущих мужьях. Но Митико мало занимали эти мысли. Ей казалось, что её замужество где-то ещё очень далеко.
«А всё-таки любопытно, кому попала в руки моя фотография?» — подумала Митико и, рассмеявшись, погасила лампу у изголовья.
НОВЕЛЛА ПЕРВАЯ
Сумико Танака битый час сидела за столом и вертела в руках скомканное письмо. На столе лежали огрызки хлеба, стояла чайница, но убирать не было сил.
Сумико задумчиво смотрела в окно. Напротив блестели окна такого же многоквартирного дома. Все дома здесь на одно лицо, и люди в них на одно лицо, и жизнь у этих людей одинаково скучная, серая.
Письмо было от её школьной подруги Митико Оуги. Когда-то их связывала крепкая дружба. Что их влекло друг к другу? Различие характеров? Митико, весёлая, общительная, любила спорт, лучше всех плавала, а Сумико — наоборот: держалась в стороне, в тени. И внешне они были очень разные: красота Митико была яркая, броская, а Сумико — нежная, пастельных тонов.
Подруги не виделись года два: приблизительно с того времени, как Сумико по настоянию домашних вышла замуж за государственного чиновника Кацуо Танака.
Письмо пришло неожиданно, после долгого молчания.
«Могу сообщить тебе сногсшибательную новость, только учти — никто из подруг ещё не знает… Я выхожу замуж… не перевелись ещё, оказывается, чудаки, покупающие кота в мешке… Жаль, конечно, что не по любви выхожу, но ничего не попишешь… Жениха зовут Кэнкити Кусуноки…» — так начиналось письмо.
Дальше звучал тот же игривый тон: «…Впредь консультируюсь только у тебя. Ты человек с супружеским стажем… Хочу быть счастлива, как ты. Пожелай мне этого…»
Сумико скомкала письмо длинными белыми пальцами и рассеянно посмотрела в окно. Небо обложило тучами, собирался хлынуть дождь. В доме стояла тишина. Все ушли на работу.
Сумико мысленно повторила фразу из письма: «Хочу быть счастлива, как ты…»
Со двора донёсся колокольчик мусорщика. Сумико не раз задавала себе вопрос, счастлива ли она.
Два года подряд, почти каждое утро, прибирая в квартире, после того как
Разумеется, несчастной её не назовёшь. Но и счастливой тоже. Что-то мешает ей чувствовать себя счастливой.
Впрочем, есть ли оно, семейное счастье? После обеда, отдыхая, Сумико порой раскрывала какой- нибудь журнал на той странице, где печатали «ответы женщинам». Тем приводилось много писем с жалобами на мужей. У одной — муж пьёт, у другой — играет на скачках, у третьей — завёл любовницу, не даёт ни гроша семье или буянит, развратничает, бьёт смертным боем. Словом, приносит жене много горя!
А в какую рубрику поместить Кацуо? Как положено государственному чиновнику, он человек уравновешенный. Не пьёт, не курит. А представить его в роли любовника… просто смешно. Правда, он не прочь поиграть в «го», но это случилось за всё время не более двух раз. Да и причём тут игра в «го»!
Как-то зашёл к ним в гости приятель мужа и, желая сделать ей комплимент, полушутливо сказал:
— Ваш муж — прирождённый семьянин. Неколебимый, как скала. Вы можете быть за него всегда спокойны, чего не скажешь о моей жёнушке.
Знал бы этот приятель, чего стоит его комплимент!
Сумико вспомнилось: когда её сватали за Танака, тётушка нарочно при ней говорила матери, что будущий зять — прирождённый семьянин, человек исключительно положительных качеств и тому подобное. Неколебимый, как скала, — верно подмечено!
Сумико всегда знала, где он, что делает. За два года совместной жизни она так его изучила, что могла безошибочно сказать, чем он занимается в данную минуту, даже не глядя на часы.
Школьная подруга, ни о чём не подозревая, попала в самую точку. «Хочу быть счастлива, как ты! Пожелай мне этого!»
Пожелать ей счастья, как у меня… Да разве я счастлива? А разве нет? Несчастлива? Да? В чём же моё несчастье? В чём?
На это она не может ответить. Но счастливой она себя не чувствует.
Нет, не чувствует!
Сумико вышла замуж не только по настоянию домашних. Она росла одна в семье. Братьев у неё не было. Единственный мужчина в доме был отец; он умер от цирроза печени — Сумико тогда ещё училась в школе. Отец был живой, увлекающийся человек. Матери с ним жилось трудно. У него было, много романов. Правда, до окончательного разрыва с семьёй дело не доходило, но мать как-то сказала, будто он снимает комнату в другом районе города и содержит какую-то официантку.
Сумико недолюбливала мать из-за её вечных жалоб на отца, мать не стеснялась при ней закатывать ему сцены; но и отца Сумико не оправдывала — было что-то омерзительное в его поступках. И хотя Сумико по-своему любила отца, этого она не могла ему простить — всё её чистое девичье существо бунтовало против отцовских похождений.
Помнится, однажды между подругами в школе зашёл разговор. Кто-то спросил:
— Девочки, каким вы себе представляете своего будущего мужа?
Одна девочка сказала:
— Пусть он будет, как мой папа.
Сумико такого сказать не могла. Ей совсем не хотелось, чтобы её муж походил на отца. Но ещё больше она боялась стать похожей на мать. Сумико частенько вспоминала этот разговор, особенно когда отец не приходил домой ночевать, сославшись на какую-нибудь срочную командировку, а мать металась по квартире, причитала, поносила его. В такие минуты она казалась Сумико особенно противной и жалкой.
«Нет, чем повторять судьбу матери, лучше совсем не выходить замуж!»
Вот почему Кацуо ей сразу понравился. По его лицу, по манерам было видно — типичнейший чиновник, не способный ни на какие безумства. Между прочим, первой это отметила мать:
— Какой Танака-сан положительный человек. Не то что твой отец, не в упрёк покойнику будь сказано.
И ещё одно заставило Сумико согласиться на брак с Кацуо. Она, при всей своей, скромности и робости, была не лишена практицизма. В то время как девочки, её сверстницы, смотрели на замужество с чисто романтической точки зрения, питаясь иллюзиями, она смотрела на вещи трезво, практически. Её давно тяготила зависимость от матери, двусмысленное положение девушки на выданье… невесты без жениха! Хотелось жить самостоятельно. А тут подвернулся такой жених, государственный служащий, с твёрдым постоянным окладом.
Но больше всего её радовало, что они будут жить отдельно от родителей.
Медовый месяц они провели в Атами, известном своими горячими источниками. Остановились в пансионате, принадлежащем ведомству, где служил Кацуо.
Он очень радовался этому.
— Какой смысл, — повторял он без конца, — тратить бешеные деньги на гостиницу, если в нашем
