— Её муж умер?
— Нет. Но мне говорили, что он какой-то неприкаянный… Не работает… Она его содержит.
— Фу, как это гадко! Ну и мужчина! — сказала Митико с отвращением. — Я бы такого мужа сразу бросила!
— В самом деле? — растерянно спросил Кэнкити, взглянув на неё исподлобья.
Поймав его взгляд, Митико кокетливо улыбнулась:
— Конечно, бросила бы… Какой же это мужчина, если он не работает. Пустое место. Для современной женщины такой не подходит.
— Ну что ж, тогда придётся работать! — почесав в затылке, сказал Кэнкити.
Кадзуко Вакабаяси, про которую рассказывал Кэнкити, одна из так называемых «ночных бабочек», служила в баре «Арбур» на Гинзе.
В тот вечер, в пропитанном синим табачным дымом полумраке подвала Кадзуко обслуживала видных клиентов из крупной фирмы, захаживавших сюда для заключения какой-нибудь сделки или просто провести время. Гости уже были навеселе и хвастливо рассказывали, как обыграли в гольф служащих другой фирмы, с которыми вели переговоры в курортном городе Каруйдзава.
— Ах, какая там нынче осень! — воскликнул восторженно один из гостей. — Небо чистое, без единого облачка и гора Асама высится вдалеке.
Чако, самая молоденькая официантка бара, сидевшая рядом с Кадзуко, мечтательно вздохнула:
— Как здорово! Вот бы побывать в Каруйдзава!
— Что же, неплохая идея! Прогуляемся туда как-нибудь на машинах, а? Кадзу-тян, поедешь с нами?
Кадзуко умела отказываться от подобных предложений:
— Спасибо, хорошо! Только учтите — со мной придётся изрядно раскошелиться.
Слушая хвастливую болтовню гостей об игре в гольф, об осеннем Каруйдзава, Каздуко вспомнила то, что знала об этих местах она одна…
Осень в Каруйдзава… На притихшие леса, на пустующие дачи сыплется мелкий колючий дождь. Холодный осенний туман стелется по цветам и травам горных склонов. Она любила, закутавшись в плащ и подняв воротник, бродить по тоскливым мокрым тропинкам. Каждое лето с самого раннего детства проводила она с родителями и братьями здесь, на даче в Каруйдзава.
И с мужем она здесь познакомилась. В то время Вакабаяси был ещё молод, полон сил и энергии, мечтал стать писателем.
Кадзуко чиркнула спичкой — дала прикурить одному из гостей — и вдруг ярко представила себе те дни. Да, если даже захочешь, этого не забудешь.
Той осенью ей исполнилось двадцать два года.
Отец и братья вернулись в город, а она с матерью остались на даче в Каруйдзава, боясь токийской жары.
Осень началась изморосью. Вершины Ханарэяма и Асамаяма окутал молочный туман. С лиственниц осыпались иглы, смешиваясь с дождём и грязью.
После обеда, надев плащ и боты, Кадзуко бродила по безлюдным тропинкам. Покинутые дома с заколоченными дверьми и окнами были скованы мёртвой тишиной. На размокшей земле палисадников валялись тут детский башмачок, там измазанный глиной мяч, напоминая о царившем здесь недавно оживлении.
Унылый осенний пейзаж Каруйдзава как нельзя лучше сочетался с грустным настроением Кадзуко — тем летом она прощалась с девичеством. За неё посватался сын приятеля её отца, чиновник Японского банка.
Кадзуко ещё не знала любви, и в угоду родителям согласилась на этот брак. За лето жених трижды побывал у них в Каруйдзава.
Кадзуко порой поражали его чопорность и пустота. Даже здесь, на курорте, очевидно боясь уронить престиж банковского служащего, он был неизменно в галстуке и ни разу ни на даче, ни на прогулке не позволил себе ни одной вольности. Впрочем, почти все подруги Кадзуко вышли за таких типов, и она не сомневалась, что и её ждёт та же участь.
Но вот однажды, как обычно совершая послеобеденный моцион, Кадзуко услышала чей-то голос, будто её окликнули. Она остановилась и, придерживая рукой ворот плаща, огляделась по сторонам.
Но её глаза никого не могли разглядеть сквозь колеблющуюся пелену тумана.
— Да здесь я, здесь!
Голоc доносился из дачи, перед которой Кадзуко остановилась. А она-то считала, что там давно не живут, что дача пустует.
— Скажите, пожалуйста, у вас случайно не найдётся спичек?
На берёзовой веранде, держа в руке сковороду и добродушно улыбаясь, стоял парень в чёрном, закрывающем шею свитере, забрызганном грязью.
— Хотел приготовить обед, да вот спички отсырели.
Помнится, в тот день она приготовила ему обед. Впервые в жизни она ухаживала за незнакомым мужчиной, и ей это было приятно. Ей казалось, что они в туристском походе, вместе жгут костёр и готовят еду.
Юноша держался легко и непринуждённо. Из его слов Кадзуко поняла, что он студент и приехал сюда на несколько дней — привести в порядок дачу и написать рассказ для любительского журнала,
— Значит, вы будущий писатель? — спросила Кадзуко.
Парень утвердительно кивнул и вдруг, скорчив гримасу, почесал живот.
— Со вчерашнего дня чешется. Видно, блоха забралась.
Такого рода людей Кадзуко ещё не встречала. Она оглядела юношу с ног до головы: поношенный свитер, потерявшие форму брюки. И ей вспомнился жених в очках, даже в самую сильную жару надевавший костюм и галстук.
Во второй половине сентября небо прояснилось, показалось солнце. На чётко очерченных склонах Асамаяма и Ханарэяма можно было сосчитать все складки. Из кратера вулкана в голубое небо поднимался яично-жёлтый дым.
Такая погода держится здесь около двух недель, а затем горы снова обволакивает мгла.
Образ жениха отступил куда-то далеко-далеко, словно его поглотил туман. Сердце Кадзуко медленно и надёжно завоёвывал другой человек, по имени Нобуо Вакабаяси.
Даже теперь, спустя шесть лет, Кадзуко помнит до мельчайших подробностей всё, что произошло в Каруйдзава той осенью. Конечно, если говорить начистоту, это очень походило на любовь из слащаво- сентиментального фильма, но тогда Кадзуко вся светилась надеждой — жизнь рисовалась ей в розовом свете. Всегда робкая, послушная, она вдруг взбунтовалась, проявив твёрдость характера, и вопреки воле родителей, несмотря на угрозы отца, поставила на своём — отказала жениху.
Узнав от жены, что Кадзуко выходит замуж за начинающего литератора, человека с весьма сомнительным будущим, отец в сердцах хватил об стену рюмку, которая оказалась у него под рукой. Ему, крупному предпринимателю, все эти пишущие юноши представлялись отъявленными бездельниками, но огорчила его не столько любовь дочери, сколько то, в каком свете он предстанет перед людьми, которым дал слово.
— Решила сама мужа выбрать? Ну и живи как знаешь!
Кадзуко потупилась и ничего не ответила. Она даже удивилась, с каким спокойствием отнеслась к угрозе отца.
— Не беда! Не пропадём! Положись на меня! — утешал её Вакабаяси, и Кадзуко ему поверила.
Она порвала с родителями и вышла за него замуж.
На Умэкоти, в районе Сэтая, они сняли маленькую однокомнатную квартиру на втором этаже. Комната была совсем крошечная, солнечная, с матовыми стёклами в окнах, которые выходили на уцелевшие каким-
