требовавшей строгости в обхождении с племянницей. В присутствии Франчески он держался то равнодушно, то убийственно снисходительно. Она до сих пор не могла простить священника за многочасовые душеспасительные проповеди, призванные вернуть заблудшую овечку на стезю добродетели. Но скрепя сердце она все же решила принять мистера Чиззла. Очевидно, он исполнял некое обещание, данное тете Кассандре. Может, именно поэтому тетя завещала деньги своему духовнику?
— Мисс Фанни…
— Мистер Чиззл, вы знали меня еще ребенком, поэтому, полагаю, вам будет трудно перейти на официальное обращение «мисс Шелвуд». Но если вы и впредь намерены звать меня по имени, употребляйте мое настоящее имя. Я Франческа, а не Фанни.
Мистер Чиззл рассыпался в смущенных и неискренних извинениях, а затем уселся перед камином и с пафосом заговорил:
— Надеюсь, мисс Франческа, вы не сочтете меня слишком самонадеянным, если узнаете, что я по- прежнему готов печься о вашем счастье. Мне отрадно вспомнить, что мы всегда прекрасно понимали друг друга и что мои многолетние попытки стать вашим духовным наставником и утешителем не остались неоцененными.
— Разумеется, — смущенно подтвердила Франческа. Таким она видела священника впервые. Но в чем же дело? Франческа была абсолютно уверена, что вчерашние откровения поверенного не достигли чужих ушей. Так к чему клонит мистер Чиззл?
После непродолжительной речи, в которой священник восславил добродетели покойной — то есть обратился к предмету, едва ли способному помочь ему снискать благосклонность данной аудитории, — он веско продолжал:
— Ваша дорогая тетушка, ваша покойная родственница, об утрате которой мы все так скорбим, часто размышляла о том, что станет с вами после того, как она удалится в мир иной, — с вами, неопытной девушкой, не имеющей покровителя и унаследовавшей известные дурные наклонности… — При этих словах Франческа недовольно выпрямилась, поэтому священник поспешил загладить промах: — Хотя, по-моему, вы нашли в себе силы подавить их. Ваша тетушка оказала мне честь, поделившись со мной своими тревогами, и, должен признаться, я разделял ее опасения.
— Благодарю вас за попечение. Но смею заверить, оно ни к чему. Я не нуждаюсь ни в покровительстве, ни в руководстве.
Мистер Чиззл сладко улыбнулся и покачал головой, изображая снисходительное понимание.
— Дорогая моя мисс Франческа, в этом-то и беда! Вы слишком молоды, слишком… своевольны, чтобы понять всю сложность положения. Вам нужен советчик, зрелый, мудрый наставник, способный предостеречь вас от множества опасностей, которые готовит нам жизнь. Осмелюсь утверждать, он должен быть таким, как ваш покорный слуга.
— Ну что же, если у меня когда-нибудь возникнет необходимость в таком советчике… — с сомнением начала Франческа.
— О нет, я не допущу, чтобы ваша скромность стала причиной недоразумения! Нельзя, чтобы даже мысль о вашем постыдном рождении или грехах прошлого заставила вас усомниться. Пусть тот, кто безгрешен… я готов забыть об этом, уверяю вас. Мисс Фанни, я пришел сюда, чтобы открыть свое заветное желание — и предсмертную просьбу вашей тетушки: разделить тяготы вашей жизни, создать узы товарищества там, где царит одиночество, мудрым руководством прояснить смятение чувств, богопросвещенным разумом…
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Не могли бы вы высказаться напрямик? Неужели вы… просите меня стать вашей женой?
Разошедшийся мистер Чиззл, которого застала врасплох эта прямолинейность, осекся, вытер лоб и подтвердил, что Франческа не ошиблась.
— Понятно… — Франческа отвернулась, чтобы скрыть гримасу, затем снова взглянула на священника и бесстрастно спросила: — Значит, тетя обсуждала с вами перед смертью условия завещания моего дедушки?
— Да, она действительно упоминала о них. Мы оба понимали, что наследство станет источником опасности для вас и искушением для алчных мужчин, привлеченных вашим богатством, а не вашей… прелестью.
— Ясно, — подытожила Франческа. — Стало быть, о деньгах вам известно.
— Но я льщу себя мыслью, что вы не станете приписывать меркантильности мое стремление предложить вам руку и сердце, мисс Фанни…
— Франческа, с вашего позволения. Мистер Чиззл неуклюже опустился на одно колено. От натуги он побагровел и вновь вытер лоб, прежде чем продолжить:
— Поверьте мне, дражайшая Франческа: мое сердце без остатка принадлежит вам, в нем нет и тени расчета. Даже если бы ваша тетушка перед смертью не выразила надежду, что мы вдвоем возьмем на себя бремя огромного наследства Шелвудов, даже если бы вы были бедны как церковная мышь, лишены не только имени, но и состояния, я и тогда предложил бы вам все, что у меня есть, — мое восхищение, сердце и жизнь!
— Я… конечно, польщена. Дорогого стоит то, что вы готовы забыть о позоре моего рождения. И о том, что вы предпочли назвать… грехами прошлого. Но я не в силах допустить, чтобы вы опорочили свое честное имя, сэр. Подумайте, что скажут менее достойные люди? Что вы согласились взять в жены «дитя любви», узнав о его богатстве? Что грех можно смыть щедрыми подарками? Что золото Шелвудов помогло вам взглянуть сквозь пальцы на их позор? Это немыслимо! Нет, как бы ни тронуло меня ваше… бескорыстное предложение, боюсь, мне придется его отклонить.
— Но ваша тетушка заверила меня… она сказала, что вы будете рады встретить человека, согласного взять вас в жены…
— Моя тетя умерла, мистер Чиззл. Она не имела никакого права распоряжаться моим состоянием, а тем более сердцем. И хотя я уверена, что вы питаете благородное презрение к личному обладанию богатством, должна сообщить, что моему будущему мужу, кем бы он ни был, навсегда закрыт доступ к наследству Шелвудов. По условиям завещания моего деда состояние принадлежит мне, и только мне, а позднее перейдет к моим детям, если я когда-нибудь выйду замуж.
У священника отвисла челюсть. Он стал похож на рыбу, заглотившую крючок, с оттенком злорадства подумала Франческа.
— Прошу вас, встаньте, — добавила она. Мистер Чиззл взял себя в руки и поднялся с похвальным достоинством.
— Ваша тетушка предостерегала меня, — печально произнес он. — В вас нет благородства, которое мужчине свойственно искать в женщине. Я надеялся, что наставления и дисциплина помогут обуздать низменные стороны вашей натуры, но не тут-то было. Подумать только, приписывать корыстные мотивы человеку, жаждущему всего лишь защитить вас, уберечь от опасностей, повсюду подстерегающих одинокую юную особу… — С тяжким вздохом он повернулся и направился к двери.
— Мистер Чиззл!
— Да?
— Будучи покровительницей всех обитателей Шелвуда, моя тетя не сомневалась в вашем умении держать язык за зубами. Надеюсь, я могу быть столь же уверена в вас?
Священник гордо выпрямился и холодно заявил:
— Ваши сомнения неуместны, мисс Шелвуд. Я сам желаю поскорее забыть об этом до крайности постыдном и мучительном событии. Я не стану упоминать о нем — и о вас — никому. Ни единому человеку. До свидания.
Франческа едва сумела дождаться, когда священник покинет комнату: ее душило безумное желание расхохотаться при воспоминании о том, как выглядел побагровевший от натуги мистер Чиззл, с трудом преклонивший колено в неумелом подражании позе пылкого влюбленного. Но внезапно девушку охватила грусть. Как зла оказалась пародия на ее романтические мечты! Неужели мистер Чиззл — всего лишь первый из длинной вереницы будущих соискателей ее руки?
Очевидно, имение Шелвудов и семьдесят тысяч фунтов — более чем соблазнительная приманка, перевешивающая все недостатки их обладательницы. Ну что ж, пусть приходят! А она не станет спешить,
