людей — можно. Им проще идти по накатанной. В нашем безумном мире все — и плохие, и хорошие — ищут если не смысл, то хотя бы знакомый уклад. Раз за разом плохие наступают на эти грабли и попадаются. Вот почему Джастин в первую очередь обращал внимание на поступки и взаимоотношения. А уж потом на мотив преступления.
Мало-помалу перед Джастином раскрывался характер Эвана. Пока только наметки плюс то, что ему рассказывала Эбби. Хармон ему никогда особо не нравился, поскольку не имел отношения к производству, а Джастин таких не любил. У него сложился образ человека жесткого, бездушного, которому чужда человеческая теплота. Он припомнил, как Эбби постоянно избегала общения с собственным супругом. Интересно, насколько она осведомлена о его прошлом? И кстати, о настоящем тоже. Хотя, какое теперь у него настоящее? Эван Хармон теперь существует исключительно в прошлом.
В информации по «Восхождению», хеджевому фонду, основанному Хармоном, недостатка не было. Джастин бегло просмотрел историю компании, записал несколько важных имен и распечатал документ целиком, зная, что рано или поздно придется обратиться к нему снова. Тогда придет время для подробностей, которые смогут дать ответы на многие вопросы.
Напоследок фото Эвана Хармона, двухлетней давности, где он играет на ежегодной встрече по софтболу, проводимой среди хэмптонских знаменитостей. Каждый год, в июле, из писателей, актеров, музыкантов и просто людей с достатком собирали две команды, а вырученные от игры деньги шли на финансирование исследований по борьбе с лейкемией. Собранная сумма обычно составляла около 50 000 долларов, но и борьба на поле тоже представляла интерес. Богатые и знаменитые самоотверженно били по мячу и, не жалея ног, носились по полю, иногда болельщики так горячо спорили по поводу решения судьи, что доходило до стычек. На фото Эван стоял с битой, ожидая броска питчера. Уверенная поза, стоит прямо как профессиональный игрок. Спортсмен. А главное, живой…
Абигайль Хармон тоже на всякий случай проверил — хотя на душе кошки скребли. В основном посыпались статьи об участии Эбби в общественной жизни — благотворительность, ночные походы по клубам без Эвана, но зато с какой-нибудь другой богатой знаменитостью, приемы для политиков, зарабатывающих голоса перед очередными местными или нью-йоркскими выборами. В общих чертах ее биография была Джастину известна, но он все равно внимательно изучал всплывающие на экране статьи. Его не покидало чувство неловкости, ведь на самом деле он проверял, насколько рассказы самой Эбби совпадают с газетными версиями. Нужно убедиться в ее искренности, тогда ответам на вопросы, касающиеся убийства, тоже можно будет верить. И все равно ему было неудобно.
Он читал, удовлетворенно кивая, — пока никаких расхождений не обнаруживалось. Абигайль Марбери родилась в Чикаго в весьма обеспеченной семье. Наверное, даже более обеспеченной, чем Хармоны, однако статусом пониже. Отец Абигайль начинал продавцом в магазинчике бытовой техники. Владельцы — пожилые люди, не особенно заинтересованные в приумножении состояния, — вскоре продали Реджису Марбери магазин и благополучно удалились на пенсию. Однако Реджису до благополучия было далеко. Напористый, оборотистый, старающийся держаться в курсе последних новинок в области бытовой техники, он превратил малютку-магазинчик в разветвленную сеть. Не прошло и десяти лет, как она стала крупнейшей на Среднем Западе. А еще через два года у Реджиса случился обширный инфаркт — прямо на церемонии открытия очередного магазина в Сент-Луисе. Ему было сорок девять, единственной дочери — семнадцать. После смерти отца Абигайль поступила в колледж — Мичиганский университет, но проучилась только два года, а потом переехала в Нью-Йорк. Там красивая любительница приключений без труда устроилась работать моделью. Баловалась наркотиками, рок-звездами и актерами, фотографировалась во всех злачных местах. Об этих днях она вспоминала со смешанным чувством ностальгии и отвращения. Джастин тогда спросил, как она могла столько временя маяться дурью, прыгать из одной постели в другую, не думая о будущем. Она посмотрела на него и ответила: «Мне просто нравилось маяться дурью, трахаться и не думать о будущем. И сейчас тоже нравится». Джастину ничего не оставалось, кроме как согласиться. Но он все-таки уточнил: «Да, но ты же больше вообще ничего не делала», а она ответила: «Ну да. Потому и перестала. Надоело. И друзья надоели». Она произнесла это с такой холодностью и отчужденностью, что Джастин подумал — настанет день, когда она скажет ему: «И ты мне тоже надоел». Когда-нибудь этот день обязательно настанет. Ну и пусть, решил он тогда — главное, что сейчас она с ним.
Свадьба с Эваном. Все по схеме: пышная церемония, лакомый кусочек для таблоидов; медовый месяц — просто сказка, а уже через полгода молодожены закрутили романы на стороне и зажили собственной жизнью. Вряд ли Эван Хармон и Абигайль Марбери вообще когда-нибудь любили друг друга. Их пути пересеклись, когда обоим стало скучно и захотелось черпать радость и уверенность в ком-то близком. Не вышло. Но на развод они не подали. Оставаться вместе оказалось проще… Как однажды поведала Джастину Эбби, они с мужем всегда шли по пути наименьшего сопротивления.
Вспомнил, и на сердце похолодело. Для кого-то путем наименьшего сопротивления вполне может оказаться убийство!
Джастин закрыл все окна со статьями про Эбби и перешел к Хармону-старшему. На Герберта Рэндольфа Хармона поисковик выдал около тысячи страниц, поэтому Джастин распечатал только самое основное. Состояние и политический вес Хармон-старший обрел благодаря деньгам жены и кожевенному заводу, которым владел его тесть и который он возглавил после ухода тестя на пенсию. Общественными проблемами он вроде никогда не интересовался (в принципе ничем, кроме собственного благосостояния и престижа не интересовался), но в тридцать пять, к всеобщему удивлению, ему вдруг приспичило баллотироваться в Конгресс от Нью-Гэмпшира. Его предшественник, республиканец, занимавший этот пост в течение восемнадцати лет, как раз отправился на покой. Два срока Г. Р., как его называли в статьях, просидел в Палате представителей, ничем не отличившись, но и ничем себя не запятнав, а потом амбиции взяли верх, и он захотел в Сенат. К заветной цели он шел нелегким и, как впоследствии выяснилось, нечестным путем. Неподкупный и корректный в глазах общественности чиновник с головой окунулся в грязные игры, как только стало ясно, что выборная гонка под угрозой проигрыша. Хотя на самом деле самому марать ручки не пришлось, грязную работу сделали другие. И тут репутация сослужила ему плохую службу. Когда вся правда о подковерных играх выплыла наружу, позолота осыпалась и обнажился неприглядный фасад. Избирателей это сильно огорчило. Ну а когда до них дошло, что за неприглядным фасадом скрывается столь же малопривлекательное нутро — особенно когда доходит до защиты их интересов, — в напряженной борьбе Г. Р. проиграл. Пришлось снова вернуться в бизнес — было ему тогда сорок семь, на дворе конец 1982 года. Совсем из политики он не ушел, пополнив ряды примазавшихся. Долгое время не мог наладить связи с Вашингтоном, разве что раскручивал на финансовые вложения других таких же примазавшихся. Оказывал поддержку кандидатам от консерваторов, проводившим предвыборные кампании в его штате; участвовал в сборе средств для видных политических фигур, и вскоре его имя замелькало сначала в местных газетах, потом в крупных журналах. При этом он не забывал отстаивать идеалы консерваторов и со временем приобрел статус официального лица партии. К середине восьмидесятых он снова вошел в ближний круг и в 1985-м был назначен представителем США в ООН. Три года он устраивал изысканные приемы, разглагольствовал на пресс-конференциях о политике государств, название которых впервые слышал, а в 1988 году получил президентское назначение на пост министра торговли. Основной задачей его было развитие торговых отношений с Китаем — с этим он справился без нареканий. В 1992-м, когда его партия проиграла на выборах, Г. Р. снова ушел из политики в бизнес. На Уолл-стрит его переманил Линкольн Бердон — уважаемый глава не менее уважаемой компании «Рокуорт и Уильямс» («Опять они!» — мелькнуло у Джастина). Там Г. Р. и остался еще на десять лет, приумножив свое состояние и доведя его до заоблачных высот. Джастину пришла на ум фраза Джона Хьюстона из «Чайнатауна» о том, что здания, шлюхи и миллионеры обретают с годами почет и уважение.
В 2001 году Хармон-старший покинул свой уютный угловой офис и отправился послом в Китай. В 2003-м скончалась на больничной койке бостонской больницы Патрисия, его жена, мать Эвана. В продолжавшейся несколько лет борьбе с раком верх одержала болезнь. Г. Р., не видевшийся с женой четыре месяца, прилетел из Пекина в Бостон на похороны, а через три дня вернулся в Китай.
Должность посла он занимал до середины 2005-го, до первого сердечного приступа, положившего конец его карьере политика и покорителя чужеземных стран. С тех пор он жил в Нью-Йорке, работал консультантом в «Восхождении», хеджевом фонде сына. Его имя перестало мелькать в газетах. Он больше не появлялся в телевизионных интервью. Единственное, что он делал с прежней регулярностью, — играл в гольф. Каждый день, если не было дождя, он отправлялся в Уэстчерширский загородный гольф-клуб и
