вредно», но он прошептал:
— Хочу тебя опять.
И начал двигаться, медленно. Она видела, что ему по-прежнему больно, но видела и другое: ему хочется, он очень хочет ее, и она тоже начала двигаться. Реджи старалась быть как можно внимательнее, не давая выхода страсти, боясь повредить Джастину. Он приподнялся и, притянув ее к себе, приблизил губы к самому ее уху.
— Боль — это хорошо, — прошептал он. — Это значит, я еще жив.
Они проснулись в объятиях друг друга. Обнаженные тела переплелись, ее голова у него на груди, его рука у нее на плече.
На будильнике пять утра. Ни он, ни она не поняли, почему больше не спят, решили, может, все-таки спят, а им обоим это снится. Тут Реджина села в кровати, и Джастин вслед за ней.
Они поняли, что их разбудило. Внизу кто-то ходит.
До них донесся шелест страниц, потом тихое покашливание, потом движение. Джастин попытался выпрыгнуть из кровати, но не смог, невольно застонав от боли. Реджина выскользнула из-под одеяла, метнулась к двери в ванную и сняла с крючка махровый халат Джастина. Накинула и, присев на корточки, зашарила по полу, пытаясь найти пистолет, оказавшийся тут вчера. Остался у порога вместе с одеждой. Но едва сжав пистолет в руке, она услышала шепот Джастина:
— Брось оружие!
Она подняла голову и уперлась взглядом в наставленный на нее ствол.
— Руки прочь! И шаг назад! — продолжал командовать полицейский.
Только тут она поняла, как Джастин воспринял происходящее, и у нее чуть не разорвалось сердце. В тот самый первый раз, когда они переспали, год назад, она устроила на него засаду. Она сыграла роль живца, дала себя уговорить. Среди ночи в дом ворвались вооруженные люди и взяли Джастина. Это был удар в спину — во всех смыслах. И теперь она поняла по глазам, что он переживает все заново. Она замотала головой, но Джастин не убрал пистолет. Реджи попыталась скрыть отчаяние и душевные муки, сама зная, что у нее все на лице написано.
Приглушенным голосом Джастин велел:
— Иди в ванную. Хоть один звук, и я стреляю!
Реджи подумала, что сейчас заплачет, но не заплакала. Просто шагнула на ватных ногах через порог и закрыла за собой дверь.
Джастин поднялся с кровати. С трудом управляясь одной рукой, стал натягивать джинсы. Удалось. Подобрав оружие Реджины, он бесшумно спустился по лестнице, выставив перед собой пистолет. Вот и гостиная, где спрятались незваные гости. Джастин заорал во всю глотку:
— Ни с места! Полиция!
Крик больно ударил изнутри по ребрам.
Незваный гость не прятался, он сидел на диване и листал школьные альбомы, которые Джастин позаимствовал у Винса Эллерби. Оторвавшись от альбомов, он увидел в дверях Джастина — с голым торсом, в джинсах, целящегося прямо в него. Похлопал рукой по альбому и сказал:
— Занимательное чтиво.
Джастин вздохнул и опустил пистолет. Поднялся наверх и открыл дверь ванной. Реджи стояла посреди крохотного помещения с безнадежно потерянным видом.
— Можешь спуститься, — произнес Джастин мягко. Она ничего не сказала, уставившись на него во все глаза, и он добавил: — Прости.
Она покачала головой.
— Как ты мог подумать?
— А что мне еще было думать? Что еще оставалось? — и, помолчав, пообещал: — Больше я так никогда не подумаю.
— Хорошо. Но недостаточно.
Она обошла его и начала спускаться. Джастин последовал за ней. Увидев их обоих внизу, человек на диване медленно повел головой из стороны в сторону.
— Невероятно… — проговорил Бруно Пекоцци. — Чем больше все меняется, тем меньше перемен.
— Слышал я, что тебе понадобилось поговорить, — начал Бруно.
Джастин хотел пропустить его слова мимо ушей, обнять Реджину, поцеловать, чтобы она поняла, что ему пришлось пережить, почему это больше не повторится. И не мог. Не было времени. Первым делом работа, расследование, поэтому он посмотрел в глаза человека на диване. И поразился, что разницы между Бруно под дулом заряженного пистолета и Бруно с кружкой пива нет абсолютно никакой. Джастин и Реджи успели переодеться — она надела вчерашнее, Джастин каким-то чудом натянул рубашку с длинными рукавами. Бруно, успевший пересчитать синяки и ссадины на голом торсе Джастина, поинтересовался, где это его так уделали. Джастин рассказал. Бруно выслушал, не меняясь в лице. Что для него жестокость? Неотъемлемая часть обычной жизни; он привык к ней, как жители предместий привыкают к ежедневной необходимости трястись в душном вагоне, чтобы добраться до работы.
— Ты ведь давно уже обещал заглянуть, — напомнил Джастин. — Помнишь, мы с тобой беседовали?
— Пришлось лечь на дно. Помнишь, как мы расстались?
— Еще как, — ответил Джастин. — Пьетро Ламбраско.
— Его так звали? — Бруно ничуть не удивился, что Джастин в курсе.
— Да.
— Вообще-то, — заметил Бруно, — мне было без разницы, как его звали.
— Да, тебя больше занимало, почему он появился. — Бруно кивнул. — Ну как, выяснил?
— Я тебе еще тогда сказал, что есть несколько версий. Подтвердилась вторая — я кое-что сделал, а его это не устроило.
— Дома, в Италии? Когда ты ездил отдыхать?
— Возможно.
— А где у тебя дом, Бруно? Не напомнишь? Ну та чудесная вилла твоей тети, высоко на утесе? Это в какой части Италии? Ты мне тогда не сказал.
— На юге.
— В районе Сицилии?
— Да, примерно.
— А эта вилла, она случайно не на острове?
— Ты сейчас при исполнении? — поинтересовался Бруно. — С тобой я буду говорить. — Он ткнул большим пальцем в сторону Реджи. — А с ней мне страшновато. ФБР, знаешь ли…
— Правильно тебе страшновато, Бруно, — заметил Джастин. — Ты убил Эвана Хармона. А еще, правда, не знаю как, потопил судно на Сицилии. Об этом знала Ванда Чинкель.
— Знала?
— Да, знала. И нашла способ передать мне.
— Что она тебе передала?
— Название судна. От коллег Реджи только что пришло подтверждение. Иногда от «ФБР, знаешь ли» тоже польза есть.
— Уверен?
— Уверен. — Джастин повернулся к Реджи. — Сама ему расскажешь?
— «Гадес». Вы потопили сухогруз под названием «Гадес» у берегов Сицилии, а точнее, у острова Фавиньяна. Судно назвали в честь Гадеса не потому, что он был владыкой подземного царства, и даже не потому, что символизировал изобилие. Гадес ведает ценными металлами. А ценного металла на сухогрузе было очень много. Он, собственно, их обычно и перевозил.
— Платина, — пояснил Джастин. — В этом рейсе на борту находилась платина стоимостью около пятидесяти миллионов.
