заключается в гробовом молчании по поводу того, кто что знает...
Одним словом, Рафаэлю и в голову не приходило уволить Расторгуева взаправду. Он, как и прежде, платил ему пять штук долларов в месяц и позволял еще столько же подворовывать...
– Господин Куролесов, что с «Терминатором»? Сценарий написан? – с ехидной усмешкой осведомляется Рафаэль у Расторгуева. – Все сроки прошли!
Тот приподнимает крылышки бровей, делает энергично-удивленный взгляд, но при этом продолжает давить искрометную улыбу:
– Рафаэль Михайлович, вы же сказали, что сами сценарий настругаете? Я уже арендовал павильон на «Мосфильме» под энто дело...
Рафаэль:
– Ах да! Я уже скоро... Почти закончил...
– Рафаэль Михайлович, зацените?
Это обратил на себя внимание Славик Чайка, которого Рафаэль за длинный нос про себя называл «Буратино». Славик-Буратино тыкал ему в лицо масштабированный принт макета политического плаката по заказу ЛДПР (Либерально-демократическая партия России, стоимость партии оценивается некоторыми экспертами в 12 миллиардов долларов). Слоган на фоне нетленного лика Владимира Жириновского гласил:
– Дастиш фантастиш! – воскликнул Рафаэль, в сомнении зачесав рукой волосы над ухом. – В целом одобрямс...
Славик и его бессменный друг Заза, которого Рафаэль подозревал в инфантилизме, когда-то владели собственной дизайн-студией «Голубой слон». Непонятно, почему именно «голубой» – ничего противоестественного Рафаэль за ними никогда не замечал. Высидев полгода без заказов в арендованной под офис бывшей сосисочной, которую они называли «отсосисочной», и разорившись почище «Юкоса», друзья задушили своего голубого слона его же собственным хоботом, вспороли ему брюхо и кинулись наниматься на работу.
Славик Чайка понравился Рафаэлю сразу – рыжий скелетон, циничный оболтус, слегка обремененный кое-какими знаниями. Рафаэль сразу почувствовал в нем такого же, как и он сам, приколиста, раздолбая, пьянь, нигилиста и нехристя. Разница между ними состояла лишь в том, что Рафаэль – красавец, а еще упорнее и талантливее в тысячу раз.
Славика Рафаэль на работу взял, а вот его другу Зазе отказал. Впрочем, навещать приятеля не запрещал. Заза давно похоронил в братской могиле креативщиков свои творческие амбиции, зато теперь мечтал стать киноактером и сниматься в боевиках, где много откровенной любви и мясорубки с лужами крови. С многочисленных проб он приносил и всем тыкал в нос кучу фоток, где в кадре всегда присутствовали агрессивного вида тачки и где он обязательно был в черных очках и держал в руке тяжелый пистолет...
– Так как? – нетерпеливо переспросил Славик-Буратино.
Рафаэлю внезапно до смерти захотелось в туалет. Мочевой пузырь напоминал презерватив, заполненный водой до полной растяжки.
– Не годится, – ответил он, – слоган слишком длинный! Жирику не понравится. Здесь нужна какая- нибудь особенная фенечка! Он же вам всем объяснял тогда, на рыбалке: чтобы девиз был – хрясь, как топором по шее! А где здесь «хрясь»?
– Мы прокрутили сто вариантов, – с вежливым возмущением вмешался Расторгуев-Куролесов, – Людей опрашивали. Этот лозунг лучший!
Рафаэль на секундочку задумался.
– Давайте так:
С этими словами он покинул своих растерянных «львов креатива» и поспешил в туалетную комнату.
В коридоре офиса Рафаэль встретил доставщика товаров Майорова и телефонистку Ксюшу. Майорова вызвали в отдел кадров по какому-то вопросу, а у девушки – законный пятнадцатиминутный перерыв. В общем, придраться не к чему, но Рафаэль, проходя мимо, глянул на парочку с такой непримиримой злобой, что оба, уже за спиной начальника, коротко попрощались и разбежались по разным кабинетам. А Рафаэль в который раз подметил исключительную генетику своей юной работницы. Действительно – beautiful girl...
Рафаэль чувствует, что у него ничего не получается, что текст беззубый, безграмотный, что нет в нем чего-то заглавного, заветного, какой-то безупречной наживки, которую намертво заглотит телеаудитория. «
Телемагазины, мать их!.. Напротив каждой фразы Рафаэль сочиняет раскадровку. Например, около вопрошания «Холодно?» он калякает: «Нагромождение торосов. Пингвиненок жалостливо кричит». Он знает, что Расторгуев в бездонных останкинских архивах накопает любой кадр...
Все, пора сушить весла! Это будет всего лишь двухминутный ролик. Времени осталось только на последний удар. В нем должна быть доминанта, в которой следует сконцентрировать все вышесказанное, все основные мысли. Нужен сжатый, словно под пневмопрессом, драматичный, как у Шекспира, убедительный, как голос Кашпировского, могучий, как цунами, прямой посыл в мозг нашей милой, уже избалованной предложениями, уже не слишком доверчивой, но все еще страдающей шопоголизмом домохозяйки.
Климат в доме.
Рафаэль вызывает Марту и устало кидает ей свой блокнот:
– Напечатай и отнеси Раст... Куролесову!
– Хорошо, Рафаэль Михайлович!
Рафаэля терзает стыдливый депрессняк, ибо он опять состряпал очередную подделку, а не изваял рукой Микеланджело сверхновую звезду. Собственно, получился дрянной купаж из всех фишек, которые он до этого уже неоднократно использовал. Конечно, директору завода, этому чревоугоднику страдающему метеоризмом, все понравится – его наверняка впечатлят красивые расторгуевские картиночки с музычкой и с нагнетающей речугой за кадром, да и Миронов Сергей Львович останется сердито-доволен (об этом позаботится с некоторых пор покладистая Лайма Гаудиньш). Но результат игры предрешен – он будет самым заурядным. Рафаэль вновь выльет горы дерьма на головы россиян, и они возненавидят его с еще большей силой. Что ж, как он ни старается, пока ему не дается то сокровенное слово, та волшебная формула, при помощи которой он разверзнет свои горизонты, вгонит страну в апоплексический экстаз...
Тут-то Рафаэль и вспомнил о тетради, которую ему когда-то отдал отец.
ГЛАВА 16
Весь последующий день, борясь с хроническим недосыпом, я рылся в архивных папках своих проспиртованных мозгов, пытаясь вспомнить, куда запропастилась тетрадь Миши. Конечно, если б он был до сих пор жив, я заставил бы его восстановить записи, но мой несостоявшийся батяня вот уже семь
