На сей раз Карл подчинился беспрекословно. Трубка оказалась на столе.
— Слушай меня внимательно, — продолжил Гарри. В эту минуту он походил на учителя средней школы, объясняющего группе не слишком сообразительных учеников задания контрольной. — Я очень трепетно отношусь к своей одежде. Наверное, ты считаешь себя остряком. Что ж, обычно я не возражаю. Ценю юмор, особенно к месту.
— Приятно слышать, — заметил Карл, но, почувствовав, что Гарри сжал его руку еще сильнее, решил, что лучше помолчать.
— Мне не нравится, когда другие потешаются над тем, что на мне надето. Я горжусь своей одеждой. Она очень дорогая, и многие вещи сделаны на заказ. Я понимаю, что ты творческая личность, именно потому тебя и наняли. Более того, я делаю скидку на твой писательский темперамент. Тем не менее если ты еще раз попытаешься высмеять мою манеру одеваться, я сделаю тебе больно, несмотря на все уважение к твоему таланту и способностям. И эта боль — ничто по сравнению с той, которую ты испытаешь. Тебе будет очень больно. А теперь подними трубку и закончи разговор.
Гарри отпустил руку Карла. Тот ничего не стал говорить в ответ. Гарри Вагнер выразил свою точку зрения весьма эффективно.
Едва удержавшись от того, чтобы не потереть покрасневшее запястье, Карл поднял трубку.
— Что это вы там делаете, два придурка? — спросила Мэгги.
— Да ничего особенного, — ответил Карл.
— Тогда в чем проблема? Я говорила, что материалом тебя обеспечат.
— Да, я его получил.
— Значит, все в порядке.
— Более чем, — согласился Грэнвилл. — У вас прекрасная служба доставки.
— И не звони мне по пустякам! — рявкнула редакторша и дала отбой.
— Спасибо на добром слове. Я оценил, — поблагодарил Вагнер, затянувшись сигарой и выпуская в воздух облачко дыма.
— Можно кое-что сказать?
— Конечно, все, что угодно. Ну или почти все.
— Мы пришли к выводу, что ты можешь причинить мне боль, а возможно, даже пристрелить, если сочтешь нужным, — произнес писатель. Неожиданно он почувствовал, как волна ярости захлестывает его. И наплевать на то, что этот мудак может с ним сделать. — Но все-таки это мой дом, а я терпеть не могу, когда в нем кто-нибудь курит вонючие сигары. Так что немедленно выбрось эту дрянь. Сейчас же.
Вагнер вздохнул, однако после некоторого размышления кивнул головой.
— Вполне справедливо, — заметил он.
Сосредоточенно затянулся напоследок, перекатывая сигару в пальцах. Потом сунул окурок в раковину и подошел к платяному шкафу. Распахнул дверцу гардероба и копался в нем до тех пор, пока не нашел деревянную вешалку. Взяв ее, Вагнер назидательно сообщил:
— Нет ничего хуже для одежды, чем проволочные вешалки.
Он снял пиджак и аккуратно повесил его на плечики, которые потом пристроил на вешалке для шляп у входной двери. Затем Гарри Вагнер расстегнул ремень и молнию на брюках и стянул штаны.
Плотный конверт из коричневой оберточной бумаги размером двадцать три сантиметра на тридцать обхватывал его мускулистое левое бедро.
Хирургический пластырь не давал пакету упасть. Вагнер нагнулся и сорвал клейкую ленту, захватив при этом изрядное количество волос. От боли он поморщился.
— Терпеть не могу эту часть задания, — сказал он.
Затем привел одежду в порядок и распечатал конверт.
Внутри лежали ксерокопии страниц чьего-то, по-видимому, старого дневника, газетных вырезок, а еще копии каких-то заверенных печатями документов, скорее всего свидетельств о браке и рождении. Еще там было с полдюжины написанных от руки писем, вернее, их ксерокопий.
— Работать мы будем так, Карл. Ты тщательно и внимательно изучаешь материал до тех пор, пока не запомнишь каждую мелочь. Имена людей и названия городов замазаны. И даже не старайся их разобрать. Проступок похуже, чем насмешка над моим галстуком. Никогда не пытайся узнать, кто на самом деле эти люди или где происходили описываемые события.
— Если я не буду знать, о каких людях или местах идет речь, как же у меня получится?..
— Подходи творчески. Сам их придумай. Разве не за это тебе платят такие большие деньги? Здесь предостаточно описаний, это поможет. Поверь мне, недостатка в материале у тебя не будет.
— А если я вдруг кому-нибудь это покажу? Попрошу, чтобы они разузнали подлинную историю?
— Во-первых, Карл, я здесь именно для того, чтобы подобное не произошло. И, как ты сам убедился, я неплохо справляюсь. А во-вторых, мне не разрешено оставлять документы у тебя или позволить тебе снять с них копии.
Карл кивнул.
— Но заметки-то я делать могу?
— Конечно, — ответил Вагнер.
— Хорошо, а то экзамен по скоростному чтению мне сдать так и не удалось. Вопрос: а чем займешься ты, пока я буду изучать бумаги?
— Ответ: стану наблюдать за тобой.
Карл посмотрел на стопку документов и нахмурился.
— Может занять несколько часов.
— Я очень терпеливый. Кроме того, мне некуда спешить.
Вагнер сел на кровать, скрестил руки на груди и уставился на Карла немигающим взглядом. Даже узел галстука не ослабил!
— Когда ты закончишь, — продолжил Гарри, — я заберу весь материал и уйду.
— Буду по тебе скучать, — язвительно произнес Карл.
— Сразу после моего ухода начни работу над книгой. Когда вернусь — возьму то, что успеешь написать, и подкину тебе еще материала.
— И когда это произойдет?
— Узнаешь, когда встретишь меня здесь.
После подобного заявления Карл решил было отказаться от всей затеи, но затем вспомнил о своем романе и о пятидесяти тысячах долларов, которые положил в банк. Еще он подумал о Мэгги Петерсон, о том, как она заявила, что книга «Гедеон» изменит ход истории.
— Гарри, судя по всему, ты далеко не глуп.
— Спасибо за комплимент. Я польщен.
— Ты хоть понимаешь, что все это чертовски странно?
— Мир вообще чертовски странная штука, а пока мы разговариваем, он становится еще страннее, — ответил Вагнер и снова слегка усмехнулся. — Ну, приступай.
В нижнем ящике письменного стола Карл разыскал чистый блокнот и начал читать дневник. Задача была не из легких. Неразборчивый почерк, бледные, скачущие строки, бессвязный, полуграмотный текст. Содержание тоже оставляло желать лучшего — Грэнвилл с трудом следил за ходом описываемых событий. А еще Карлу мешало присутствие верзилы, который сидел поблизости и пристально следил за ним, похожий на ухоженную хищную птицу. Требовалось время, чтобы к этому привыкнуть. Привыкнуть ко всему, что случилось.
Все же работа есть работа, сказал Карл сам себе. Это все равно, что забросить решающий мяч за пару секунд до конца игры и вырвать победу у соперника. Ты входишь в зону, блокируешь все остальные мысли и эмоции и попадаешь в кольцо.
Карл Грэнвилл сосредоточенно читал и делал заметки. Вскоре писатель уже не обращал внимания на Гарри Вагнера, который, в свою очередь, был молчалив и неподвижен, словно дерево. Он ни разу не попробовал откашляться или как-нибудь еще напомнить Карлу о своем присутствии. Он знал, что Грэнвилл и так помнит.
Спустя несколько часов Карлу потребовалось ополоснуть лицо холодной водой, чтобы освежиться.
