умозрительному телу призрака, а падала, но Капитан этого не замечал.
Сильвин. Что ты делаешь?
Капитан. Купаюсь в крови своего поверженного врага! Я победил!
Сильвин. Хватит, это кощунство!
Капитан. А мне плевать!
Сильвин. Ну-ка, сгинь отсюда! А то прокляну! Его надо похоронить!
Капитан послушался, с трудом оторвался от тела врага, поднялся и медленно побрел прочь, бормоча что-то себе под нос. Сильвин еще раз оглядел труп Германа, какое-то покаяние застряло всхлипом в горле, а потом бросился вслед привидению и догнал его меж двух мусорных могильников. Капитан почувствовал его спиной и заговорил, не оборачиваясь. Сильвин не слышал его голоса и не видел его губ, но произнесенные призраком слова сами собой оказывались в его голове.
Капитан. Прости меня, я никогда себя за это не прощу! Сильвин. Ничего. Я тебя понимаю. Капитан. Я ухожу, мне больше здесь нечего делать. Сильвин: Куда ты теперь?
Капитан: Начну все сначала. Несмотря ни на что, мне дают еще один шанс…
На следующий день около шести утра в антураже VIP-зала новенького стекляно-полированного сильфонского аэропорта заторможенный Сильвин провожал задыхающуюся от счастья и страха Марину в Лондон. Когда девочка отправилась за чипсами, он, пожалуй, впервые за последние месяцы внимательно рассмотрел ее со стороны. Та изголодавшаяся нищенка, которую он встретил у котлована, с ребрами наружу, чумазая, словно заплутавший в лабиринтах времени диггер, с огромным ртом, где кишели забытые богом зубы, не имела никакого сходства с этим сегодняшним прелестнейшим, вертляво-беззаботным созданием, розовощеким, откормленным, хорошеньким, как Ариадна. Только рот был прежним; впрочем, Сильвин знал, что за иллюзорной корявостью его разреза теперь скрывается радость солнечной улыбки в два безупречных ряда белоснежных зубов.
Он сделает все, чтобы избавить ее от мерзости ничтожного существования и сопутствующие пороков, как выговаривала ему тогда подвыпившая Чернокнижница. Да, он беспощадно виноват в том, что не давал ей возможность жить жизнью ребенка, но нынче полностью осознал вину. Он, конечно же, не допустит, чтобы она стала очередной странницей, следующей Мармеладкой!
Марина вернулась с покупками — темные густые волосы до пояса, щегольская сумочка Ьоигз Шиоп, подарок мэра Сильфона на ее день рождения (о такой сумочке взрослые модницы могли только мечтать), — и протянула Сильвину рожок шоколадного мороженого: Ёшкин кот, с карамелью нг было!
Чуть позже у таможенного контроля Сильвин передал подобранной дамочке учительского вида, которой доверили конвоировать Марину до места назначения, документы на девочку — в них значилось, что она родная дочь Сильвина. Пока преисполненная важностью миссии гувернантка озабоченно знакомилась с артефактами, малолетняя разведчица посчитала своим долгом неприметно скосить взгляд в бумаги и скопировать текст себе на подкорку. После этого в ее глазах довольно долго блуждали густые интонации противоречий.
Пора было прощаться. Сильвин растерялся, что-то промямлил, было уплыл одиноким дирижаблем в едкий туман утра, горько подволакивая ногу, но вдруг решительно вернулся и неуклюже присел перед обрадованной Мариной на корточки. Дамбу прорвало, они обнялись, как самые близкие люди на свете, и девочка, шурша у его уха пакетом с недоеденными чипсами, обслюнявила щедрым поцелуем его щеку. Сильвин так расчувствовался, что вдруг навзрыд закашлялся, словно внезапно подхватил коклюш.
Потом он глубоко заглянул в глаза Марины; ее милая головка, полная всякой детской криптографии и озадаченная ворохом смехотворных хлопот, по-прежнему скрывала чистую и хрупкую душу сотканную из душистых лепестков голубых маков. Она была все той же маленькой принцессой Турандот, которая, несмотря ни на что, еще жила в своем нежном мире детства, незыблемо верила в торжество добра и жалела невезучее зло.
Марина. Дядя Сильвин, а можно я буду называть тебя папой?
Запись 15
«The Sunday Times» «Что день грядущий нам готовит?»
…Но сейчас могу с уверенностью сказать, что странники совсем не так безобидны, как это принято считать. Более того…
…Хватит слушать интеллигенцию, с ее извечным комплексом вины перед народом из-за пары лишних баллов IQ в голове! Уже сейчас процесс глобализации «странствующих» идей подходит к завершению. Если правительства ведущих стран, все мировое сообщество или, по крайней мере, здравомыслящая его часть, не предпримут срочные меры, в ближайшие годы мы можем получить мировое правительство, обладающее абсолютной концентрацией власти. И возглавлять его будет хотя и полный идиот, но самый опасный революционер за всю историю человечества!
В течение последующих, трех лет наставляемые своим мудрым и всевидящим гуру странники неузнаваемо изменили геодезию мировой экономики и политики, превратились в самое большое и самое сплоченное в мире объединение. Оккультное мировоззрение Странника, несмотря на проглядывающую во многих его умозаключениях тавтологию, теперь свободной рапсодией господствовало над ойкуменой, а его чудотворный лик положил начало целому направлению в иконографии. Чем беднее была страна, тем больше сторонников находилось у нового бога, фанатически преданных, радикально настроенных, но и в самых процветающих регионах в его распоряжении оказывалось неограниченное количество сочувствующих, даже из числа аристократов, неустанно распевающих ему хвалебные псалмы и готовых ради него хоть на баррикады. По последним опросам, незатейливый, но крепко сбитый логотип со стилизованным изображением холмов и звезд опередил популярность даже таких завсегдатаев подиума рекламы, как Coca-Cola и Mc'Donald's.
Иллюзионист и бедуин Сильвин стал вечной тахикардией в груди банкиров и политиков, перфоратором в заднице мировой элиты, зеленым чертиком в кошмарных видениях упившихся избыточной роскошью толстосумов. Он с присущим ему маниакальным натурализмом танцевал зажигательный и кошмарный стриптиз вокруг земной оси, и миллионы опьяненных нектаром его посул землян швыряли к его ногам свои никчемные судьбы.
Новую мегаорганизацию одни называли корпорацией, намекая на главенство в ней финансовой составляющей, другие — партией, тем более что Сильвин быстро впутал в свои рассуждения о мироустройстве злокачественную мифологию левых течений, третьи — сектой. Но самые наблюдательные догадывались: Странник и его организация являлись наиболее могущественным за всю историю человечества криминальным союзом — чудовищной всепроникающей мафией.
На определенном этапе, подмяв под себя во всех густонаселенных мегаполисах розничную торговлю наркотиками, странники взялись за наркобаронов, за крупнооптовые поставки и за само производство, от колумбийских и афганских плантаций конопли, опийного мака и коки, до подпольных лабораторий по производству синтетических наркотиков. Вскоре, оставив после себя со свойственным себе милитаризмом тысячи трупов с характерной меткой на лбу, они монополизировали весь наркотический бизнес, а в распоряжении Странника оказались такие суммы, которые и не снились бюджетам процветающих европейских стран.
Разгромив наркокартели и взгромоздив до небес собственную неприступную цитадель Зла, Сильвин полагал, что находится на пути к добру и может в любой момент отдать приказ уничтожить плантации и лаборатории, перекрыть поставки травы и порошка в города, и тогда навсегда избавит человечество от ужасного пристрастия, заставит его жить реальной жизнью. Таков был его сумасшедший и коварный замысел. Но время шло, каждый день с наркотиками приносил дополнительно около полумиллиарда, и Сильвин пока не находил в себе сил от них отказаться и лишь ограничивался строительством специализированных медицинских центров, куда толпами поступали его недавние клиенты.
