горло каждому, кто посмеет к тебе приблизиться!
Хидра отпрянула от окна и изумленно посмотрела на сына. Мальчик стоял подбоченившись, сжав губы, а глаза его горели решимостью. Только сейчас она заметила на нем шарф Верховного военачальника иргамовской армии.
– Где ты его взял? – спросила она, указывая на символ высшей военной власти.
– Хавруш вчера подарил. Сказал, что он ему ныне без надобности. Сказал, что у него теперь нет не то что армии – ни одной партикулы, ни одного цинита…
Хидра хотела что-то ответить сыну, но вспомнила про Мкусси, которая была здесь же, и прикусила язык.
Тем временем люди на площади почему-то замолчали и вдруг все разом завыли – протяжно, жутко. Даже стены задрожали.
– Нэтуса надо спрятать, – тихо произнесла Хидра, глядя на Зваргуса. – Там, где его не смогут найти!
Лучник наморщил лоб, крепко задумался, но тут его осенило, и он с радостью отвечал:
– Здесь есть одно такое место!
Нэтус понял, что речь идет о нем, и капризно произнес:
– Я – интол Иргамы! Неужели вы думаете, что эти простолюдины посмеют меня тронуть? Я никуда отсюда не уйду! Зваргус, где наши партикулы?
Мальчик сгоряча бросил этот вопрос-призыв, который обычно звучал, когда он собирался играть в большое сражение.
…Обычно, услышав этот возглас наследника, лучник немедленно приносил вместительные коробки и доставал из них деревянных раскрашенных цинитов величиной с ладонь, вырезанных с такой тщательностью, что даже у каждого воина было свое выражение лица. Всего этих цинитов насчитывалось около сотни – пеших и конных, каждый из них в воображении мальчика являл собой отдельную партикулу. Зваргус в этой игре почти всегда исполнял роль Верховного военачальника и собственноручно расставлял партикулы – лучников вперед, тяжеловооруженных – в центр, конницу – на фланги. Нэтус, изображая интола, расхаживал в «тылу» под «защитой» «Синещитных», со скрещенными на груди руками и время от времени подсказывал Верховному военачальнику, что не так и какой отряд необходимо отправить в засаду… Наконец появлялись авидроны – фигурки из тех же коробок. Начиналось жаркое сражение, где неизменно верх одерживали храбрые иргамы.
В последнее время Нэтус заметно подрос, повзрослел, стал рассудительней и всё реже и реже устраивал подобные битвы, особенно после поражения иргамовской армии под Масилумусом. Но сейчас он настойчиво повторил: «Зваргус, где наши партикулы?!» – и воин, неловко поклонившись Хидре, удалился за коробками…
Поговорив с начальником отряда телохранителей Жеротом, Хавруш собрал Пророков и не без горечи убедился в том, что некоторые из них, переодевшись в скромные плавы, давно уже покинули дворец. После этого он отправился на внешнюю галерею, с которой интол Тхарихиб любил наблюдать за празднествами и казнями. Появившись там, он велел снять часть плотной узорной решетки, которая скрывала от людей на площади тех, кто находился на галерее, и предстал собственной персоной перед разбушевавшейся толпой. Народ ахнул.
– Иргамы! Я рад вас видеть! – начал Хавруш в полной тишине. – Я вижу, здесь много бывших цинитов, вместе с которыми я пытался остановить несметную орду неприятеля. Вон копьеносец Ликус: ему авидронская боевая собака оттяпала полруки, а вон Багаруш, знаменитый Багаруш: однажды под Кадишем он на спор съел за один присест целого барана. Я даже хотел его наградить за такой отчаянный подвиг…
В толпе раздался благодушный смех.
– Однако все вы пришли сюда не вовремя, – более строгим тоном продолжал Хавруш, почувствовав, что ему удается подчинить себе эту разгоряченную людскую массу. – Вы отвлекаете меня – Наставника – от важнейших государственных дел, которые не терпят отлагательства! Да и юного интола беспокоите своими неблагоразумными криками. Не лучше ли всем разойтись?..
Смутьяны молчали, некоторые понуро опустили головы. Хавруш, который нередко выступал перед сотнями тысяч воинов, поднимая зажигательными речами их боевой дух, умел говорить громко, кратко, умно, убедительно.
– …Я, как вы знаете, денно и нощно думаю о своих подданных. Только и делаю, что радею об их благополучии. Поэтому готов принять десять выбранных вами послов и ответить на все вопросы, которые вас тревожат…
Люди в толпе стали приглядываться друг к другу, выбирая из своих рядов тех, кто отправится во дворец. Вдруг сильный хриплый голос прервал речь Хавруша:
– Нам незачем отправлять к тебе послов. Боюсь, мы их потом не увидим… Мы – твой народ. Ответь народу, кто убил Тхарихиба?
Хавруш вырвал из носа волосок и вновь ощутил в груди прежнее жжение.
– Моего лучезарного брата убил военачальник Дэвастас. Это все знают! – нахмурился Хавруш.
– А не ты ли сам его убил? – опять раздался хриплый голос из толпы.
Хавруш вспыхнул:
– Но кинжал! Тхарихиб был убит кинжалом Дэвастаса! Это доподлинно известно!
– Который Дэвастас тебе вернул незадолго до того, как погиб наш интол!..
Намек был серьезен. Хавруш понял, что владелец хриплого голоса, несомненно, кем-то подослан, ведь он знает то, что никому не известно. В старое время этого изменника тут же схватили бы или убили исподтишка ударом ножа в спину. Но сейчас в этой толпе у Хавруша не было ни одного соглядатая, ни одного нанятого им убийцы, ни одного своего крикуна.
Он попытался успокоиться, взять себя в руки и достойно ответить, однако приступ бешенства помешал ему сделать это сразу, и случившуюся заминку многие восприняли с крайней подозрительностью. Толпа вновь забеспокоилась, зароптала, с разных сторон понеслись оскорбительные выкрики.
Хавруш знал, что дело не в убийстве Тхарихиба, что все эти бывшие циниты, превратившиеся в бездомных попрошаек, эти гиозы, давно не получавшие жалованья, эти ремесленники без работы, женщины-простолюдинки, потерявшие мужей и не знавшие, чем кормить голодных детей, просто ищут отдушину для ожесточения, скопившегося в их душах. Им опять понадобился тот, кто виноват во всех их несчастьях. Понимая это и пожалев, что давно никого не казнил, Хавруш приготовил несколько весьма убедительных и вдохновенных фраз, которые должны были отвлечь людей от убийства интола и одновременно сосредоточить их внимание на тех особах, которые действительно виноваты в сегодняшнем положении Иргамы. Он подумал о некоторых Пророках, тех самых, которые сегодня сбежали из дворца, испугавшись гнева толпы. И было открыл рот, чтобы начать свою пламенную речь, как вдруг сердце его бешено заколотилось, острая боль сдавила грудь, он замер, будто окаменел и мгновенно покрылся холодным потом. Что это?! Спаси, Слепая Дева, буду вечно твоим рабом!..
Тем временем на Могильную площадь продолжали прибывать люди. Они подходили поодиночке и целыми группами. Уже набралось тысяч пятьдесят, не меньше. Многие были пьяны, почти все вооружены, правда, сейчас ходить по городу без оружия мог только самоубийца. Пришедшие сразу проникались царящим на площади настроением.
– Это он, он убил Тхарихиба! Видите, ему даже нечего сказать! – опять закричал человек с хриплым голосом.
Толпа ответила возбужденным гулом. Поднялся ужасный шум, и, даже если бы Хавруш начал говорить, его всё равно никто бы не услышал. Его уже не хотели слушать. Передние ряды стали угрожающе придвигаться к Дворцу Тедоусов. Несколько стрел самострелов, выпущенных вслепую, цокнули железными наконечниками по решетке галереи.
Бывший Верховный военачальник почувствовал, что почва уходит из-под ног. Он беспомощно оглянулся на тех, кто стоял рядом с ним на галерее, но не нашел в их глазах поддержки – всё тот же страх. Тут он покачнулся, закатил глаза и упал на руки подоспевшим телохранителям.
Через некоторое время Хавруш, только-только пришедший в себя, лежал в своем портофине на ложе и вырывал один за другим из носа волоски. Над ним склонился лучший лекарь интолии.
