— Тогда пошли — наша платформа.
Дергаясь и лязгая всем своим длинным железным телом, электричка притормаживала у ярко освещенной, полупустой в такое позднее время платформы.
Однако отдохнуть у Маринки и отвлечься от забот и хлопот мне в тот вечер так и не удалось. Более того, все так завернулось, что и в детективном романе подобную закрутку встретишь нечасто.
…Не знаю, стоит ли говорить о том, что в современных деньгах ориентироваться мне было довольно трудно. И не только потому, что выглядят они нынче не так, как выглядели в те времена, когда я еще свято и преданно служил Советскому Союзу. Все начинается с мелочей, например, с такой: в МОЕ время мы купюры нередко называли по цвету — займи, мол, до получки синенькую (красненькую, сиреневую и т. д.). А тут вдруг все они одинаковые, так что иной раз и перепутать можно.
Но с цветом еще как-то можно смириться. Беда в другом: не знаешь, что сколько стоит, не успеваешь посчитать нули на купюре. Видишь на витрине бутылку, видишь ценник, однако пока высчитаешь ее стоимость, пока соотнесешь ее с бумажками, которые смятым комом лежат в кармане…
Наверное, такие же чувства испытывает человек, оказавшийся за границей и который не может разобраться в тамошних деньгах. Но то за границей! А в своей родной стране…
Да какая она тебе своя? — взбрыкнулся было внутренний голос. Но я его тут же осек: своя! И точка!
— Чего ты там копаешься? — насмешливо спросила Марина. — Ты что, вообще отключился?
Нет, не отключился. Просто не могу сориентироваться, какие бумажки в окошко подавать.
Но не объяснять же ей, почему я в деньгах нынешних не ориентируюсь!
— Рассчитайся лучше сама! — я протянул Марине скомканные банкноты. — Возьми, что хочешь.
Она рассмеялась, но деньги схватила с готовностью. Наверное, прикарманит что-нибудь, — подумал я. Ну и черт с ней. Главное, чтобы не бортонула сейчас, не ушла куда-то. Потому что электрички больше не ходят и теперь мне уж точно податься будет некуда.
Что и говорить, я расслабился. Весь день на нервах. Светлый лучик прошедших суток — «администрация». Потом непростое свидание с сыном. Катавасия с женой. Выпитые натощак полбутылки водки. Обозначившаяся перспектива отдыха с Мариной…
— Гражданин, ваши документы, пожалуйста!
Само по себе обращение «гражданин» заставило меня вздрогнуть и подобраться. Сзади стоял человек в привычно-серой форме. Судя по усталому виду и потрепанной форме, это был местный милиционер — не то участковый, не то из линейного отделения. Он глядел на меня не то чтобы настороженно, а именно устало: мол, как мне надоели такие вот, как ты, кто нажрется до поросячьего визга, а потом с вами няньчиться нужно…
Именно эта его усталость, сквозившая во взгляде, и сбила меня с толку, стала причиной неразумного до глупости поступка, который напрочь сломал линию стабилизации моей жизни, на которую, на стабилизацию, я мог бы рассчитывать после нынешнего дня…
— А в чем дело? — не то чтобы с вызовом, но подчеркнуто недовольно спросил я.
Опытный нос человека в сером мгновенно учуял запах спиртного, сочащийся от меня.
— Так вы, кажется, пьяны? — не спрашивая, а констатируя, произнес он.
Стоп, — остановил я себя. Заводиться нельзя. Потому что это будет против меня. Нужно попытаться все уладить по-хорошему.
— Извини, начальник… — начал было я и… осекся на полуслове, похолодел.
«Начальник»! Так нормальный человек к представителям власти не обращается. Эту мою оговорку, а главное, последующую заминку опытно уловил и милиционер.
— Документы! — уже строже потребовал он.
Рядом оказалась Марина. Где же ты, подруга, была полминуты назад? Может, тогда и общения с «мусором» не состоялось бы…
Марина в одной руке она сжимала только что купленную бутылку, другой протягивала мне сдачу.
— Да ты что, Михалыч! — с ходу встряла она в наш разговор. — Он же со мной!
Однако Михалыч уже закусил удила.
— Последний раз повторяю: документы! — он недвусмысленно повел руку на правую ягодицу.
Шутки плохи, — оценил я.
— Да погоди ты! — с досадой оставил его я. — Есть у меня документы. И в полном порядке.
Тут бы мне, дураку, попросту достать справку — и тогда он бы от меня отстал. Тем более, что он, судя по всему, Марину тоже знает. Но я… Я сделал то, что сделал. А именно — сделал глупость.
Я достал свою «афганскую» «корочку». Михалыч такого не ожидал. Он, уже спокойнее, взял документ в руки, аккуратно извлек из плексигласового футляра. Раскрыл. Сравнил взглядом фотографию с моей физиономией. Наверное, усомнился — все же сколько лет прошло за время между снимком и мною нынешним. И каких лет! Да и в форме я там.
И потребовал:
— Это не документ. Паспорт давай!
И я подал паспорт. Паспорт, выписанный мне еще до армии… Не сообразил я, что этого делать было просто нельзя.
Судя по «Свидетельству о льготах», я военный, а значит, у меня должно быть удостоверение личности, а не паспорт.
Привыкший к спокойной жизни участковый, увидев этот паспорт, давно уже просроченный, не имеющий необходимых отметок, опять потянулся к кобуре, за пистолетом. Ну а мне, когда я уловил это движение, ничего не оставалось, как только принять меры самозащиты.
Глупость. Я сделал глупость. Она спровоцировала глупое поведение милиционера. Ну и я тоже сорвался. Спьяну, конечно, сглупа. Срываться мне никак нельзя было. Но — сорвался! Отрезав тем самым себе все пути к возвращению к нормальной жизни.
…Увидев его движение к кобуре, во мне сработало стародавнее: не дайся! Я легко перехватил его руку и вывернул за спину. Подхватил пистолет, выпавший из его руки и повисший на длинном тонком шнуре. И легко ударил милиционера под основание шеи — так, чтобы он вырубился, но чтобы, не дай Бог, не повредить ему что-то серьезно.
Рядом раздался отчаянный визг. Невольно обернувшись на него, я увидел, что верещит Марианна.
— Мариночка, умолкни, — тихо сказал я ей.
Как это ни странно, но именно мой негромкий голос ее заглушил. Она прижала ко рту руки и с ужасом глядела на происходящее.
Я быстро собрал свои документы, выпавшие из руки Михалыча, отстегнул от ремешка пистолет, рассовал это все по карманам. Только тогда обратился к Марине, которая смотрела на все это, по-прежнему зажимая рот рукой.
— Марина, — судорожно заговорил я, уже начиная понимать, что сейчас произошло событие, которое изменило мою судьбу на всю оставшуюся жизнь и исправить которое я уже не в силах. — Я этого не хотел. Но ты сама все видела… Прошу тебя, пожалуйста, когда тебя станут допрашивать, расскажи, как все было на самом деле. Только ничего не скрывай. Он первый достал пистолет и начал мне угрожать… Ведь так?
Марина глядела на меня бессмысленно выпученными глазами и судорожно кивала на каждое мое слово. И я понял, что из нее союзницы не получится. Да и не могло получиться. Более того, она вообще вряд ли понимает, о чем я ее прошу. Ну да ладно, лишь бы рассказала все без утайки.
Впрочем, по большому счету, это не имело никакого значения. Сдаться милиции сейчас означало бы автоматически опять «загреметь» лет на несколько — за сопротивление властям и нападению на милиционера, за завладение оружием… А я только несколько часов назад говорил сыну, что по кривой дорожке не пойду.
Я выхватил пистолет Михалыча, который было засунул за пояс брюк, и повернулся к киоскам. В каждом окошке торчало лицо. Больше никого поблизости видно не было — все же уже слишком поздно.
— Леди и джентльмены, — громко сказал я. — Мне сейчас терять нечего… Деньги! Выгребайте свои
