– Так ты мне расскажешь, что знаешь о Кейте и Нашей Джейн?
– А еще что?
– Прости, что я наговорила столько отвратительных вещей… мама.
– Прости и все? И этого достаточно?
– А что еще сказать?
– Действительно, что ты можешь сказать? Сейчас – ничего. Я на тебя посмотрела, я тебя послушала. Ты сказала, что я жульничаю. Сравнила меня с горным отребьем. Я знала, что ты когда-нибудь выступишь против меня. Знала, что стоит мне отвернуться, как за моей спиной ты вытворяешь отвратительные вещи: ложишься на бок, извиваешься, делаешь себе приятное, так? А потом полезла в спор со мной… Теперь я должна сделать все возможное, чтобы выгнать из тебя дьявола.
– А потом скажешь мне, где Кейт и Наша Джейн?
– Когда закончу. Когда спасу тебя. Потом… может быть.
– Мама… Зачем тебе сейчас спички? Сейчас же светло, свечи не нужны, пока не стемнело.
– Иди принеси куклу.
– Зачем?! – в отчаянии закричала я.
– Не спрашивай зачем. Делай, что говорят.
– Так ты мне расскажешь, что ты знаешь о Кейте и Нашей Джейн?
– Все я тебе скажу. Все, что знаю.
Она зажгла одну из этих длинных спичек.
– Неси куклу, пока я не обожгла себе пальцы.
Я с плачем побежала наверх, упала на колени и достала из-под кровати куклу, которая представляла мою умершую маму, мою молодую маму, чье лицо я унаследовала.
– Прости, мама, – плакала я, покрывая ее жесткое лицо поцелуями, потом снова побежала вниз.
На второй ступеньке снизу я оступилась и упала. Встала и захромала к Китти, как могла быстро. Я так подвернула лодыжку, что хотелось кричать.
Китти стояла возле камина в столовой.
– Положи ее туда, – холодно приказала она, указывая на решетку для дров внутри камина.
Там лежала пара чурбаков и лучина. Все это Кэл положил для виду, потому что Китти не терпела запаха дров, говорила, что от дыма дом будет грязным и «весь провоняет».
– Пожалуйста, не сжигай ее, Ки… мама!
– Ты нанесла мне такой вред, что его ничем не поправишь.
– Ну пожалуйста, мама! Ну прости меня! Не надо трогать куклу. У меня ведь нет фотографии матери. Я никогда ее не видела. Это все, что у меня есть от нее.
– Лжешь!
– Мама… Она не виновата в том, что сделал мой отец. Она умерла, а ты живешь. Ты в конце концов вышла победительницей. Ты вышла замуж за Кэла, человека в десять раз лучше моего отца.
– Положи эту отвратительную штуку в камин! – приказала Китти.
Я попятилась, вынуждая ее наступать на меня.
– Если ты хочешь знать, где Кейт и Наша Джейн, отдай мне эту противную куклу по собственной воле. Не заставляй меня отнимать ее у тебя – иначе ты никогда не отыщешь своего братишку и сестренку.
Китти положила мое сокровище в камин. Слезы рекой покатились у меня из глаз. Я упала на колени и склонила голову в беззвучной молитве – словно это моя настоящая мама лежала на погребальном костре.
Я с ужасом наблюдала, как пламя моментально охватило кружевное платьице с жемчужинками и хрустальными бусиками, как огонь набросился на серебристо-золотые волосы, как удивительно похожая на живую кожа стала таять в огне и два маленьких язычка пламени поглотили длинные, темные, закрученные кверху ресницы…
– Теперь слушай, ты, деревенщина, – произнесла Китти, когда все было закончено и мое невосполнимое сокровище – кукла-портрет моей мамы – лежало в пепле. – Не думай говорить об этом Кэлу. Улыбайся, будь веселой и довольной, когда придут гости. Хватит тебе реветь! Это была только кукла! Только кукла!
Но эта кучка пепла в камине была для меня пеплом моей мамы. Кукла подтвердила бы мои претензии на будущее. А теперь как я докажу, кто я такая, как, как?
Не в силах удержать себя, я бросилась к пеплу и извлекла из-под него хрустальную бусинку, скатившуюся под решетку. Она заблестела у меня в ладони, словно слезинка. Слезинка моей мамы.
– О, как же я ненавижу тебя за это, Китти! – сквозь всхлипывания произнесла я. – Какая
