глаза, но я готов был поклясться, что она вне себя от бешенства. Я не мог понять, что случилось. Наверное, ее недовольство мной было как-то связано с десертом. Может быть, она заметила, что я скривился.
Пола сидела злая как черт на протяжении всего ужина, но Даг с Кирстин, по-моему, ничего не заметили. Наконец принесли счет. Даг предложил разделить сумму пополам, хотя его заказ был самым дорогим: он один выпил почти все вино и только он заказывал десерт.
На обратном пути, по дороге в гостиницу, Даг сказал:
— Знаете что, здесь прямо в гостинице, в подвале, есть маленький ночной клуб. Вряд ли, конечно, тут у них Китайский клуб,[2] но вроде бы есть даже живая музыка. Наверное, в противоположность мертвой. — Он засмеялся. — В любом случае более увлекательного занятия на вечер здесь не сыскать.
Я уже готов был вежливо отказаться, но меня опередила Пола.
— Прошу меня извинить, — сказала она, — но я что-то не очень хорошо себя чувствую.
— Да что ты! — воскликнула Кирстин. — Тебе еда повредила?
— Не знаю, — сказала Пола, — может быть.
— С тобой все в порядке? — сверхучастливо спросил Даг, как будто Пола приходилась ему дочерью.
— Ничего, все пройдет, — отозвалась Пола, — мне просто нужно пойти в номер и отдохнуть.
Перед входом в гостиницу мы с Полой попрощались с ними и пошли к себе.
— Что с тобой? — спросил я.
— Отстань ты от меня к чертовой матери, — сказала она.
Снова здорово. Господи!
— Слушай, мне правда уже все это надоело до чертиков.
— А мне наплевать, надоело тебе или нет.
— Ты через каждые две минуты на меня обижаешься и устраиваешь эти идиотские разборки.
По лестнице мы поднимались молча. На втором этаже Пола сказала:
— Я ложусь спать.
— Да что я сделал-то не так?
Когда мы вошли в свой номер, Пола сказала:
— Тебе не кажется, что прежде чем делать объявления насчет того, собираемся ли мы заводить детей и когда, неплохо было бы обсудить это со мной?
— О чем ты? — удивился я. — Ты всегда говорила, что хочешь родить, пока тебе не стукнуло тридцать пять.
— А когда мы с тобой последний раз говорили на эту тему? — Она смерила меня испепеляющим взглядом.
— Господи, ну почему нужно устраивать ссоры по любому ничтожному поводу?
— Дети — ничтожный повод?! Я не слышала, чтобы ты заговаривал со мной о детях уже… Я уже не помню, сколько времени. И теперь, с бухты-барахты, ты вдруг все решил: «через год или два» мы заводим детей!
— Но мы же вроде планировали…
— Кто планировал? Мы пока еще в подвешенном состоянии. Непонятно, что будет у тебя с работой, я только что получила новое место. Я не готова засесть дома и растить детей. И я уж точно не хочу переезжать из города в загородный дом — с чего, черт возьми, ты это взял?
Пола повернулась и пошла в ванную, а я последовал за ней.
— Надеюсь, это ты все не серьезно, — сказал я.
— Очень серьезно, — отрезала она. — И я это обсуждала с доктором Кармади. Пока я точно сама не знаю, чего хочу.
— И значит, выходит, что это я с тобой ничего не обсуждаю? Ты говоришь о детях со своим сраным психотерапевтом, а со мной поговорить тебе и в голову не приходит!
Я чувствовал, что перестаю владеть собой, что еще немного — и я начну говорить то, о чем потом придется жалеть.
— Мы можем обсудить это прямо сейчас, если хочешь, — сказала она.
— Знаешь, что я думаю? — сказал я. — Я думаю, что речь идет не о том, хочешь ты иметь детей или нет. Речь идет обо мне. Ты не знаешь, хочешь ли иметь детей от меня.
— Ну, знаешь…
— Может быть, я для тебя слишком ленивый, — продолжал я. — Может быть, тебе нужен какой- нибудь напыщенный хвастун с Уолл-стрит вроде Дага.
— Что?
— Я видел, как ты флиртовала с ним, просто до усеру хохотала над каждым его идиотским словом, как будто он какой-нибудь Робин Вильямс.[3] Ага, так и есть — ты краснеешь! Ты флиртовала с ним, так ведь?
— Да заткнешься ты наконец?
— А может, тебе пойти вниз и найти его — уверен, Кирстин не будет против. Они ведь, наверное, без предрассудков: может, вы обе смогли бы трахаться с ним одновременно.
Пола слушала все это отвернувшись. Когда я произнес последние слова, она повернулась ко мне и заорала:
— Вон отсюда, подонок! Пошел вон к чертовой матери!
Я вылетел из номера, хлопнув дверью, и понесся вниз по лестнице, в вестибюль. Затем я направился к теннисным кортам, но, поняв, что замерзаю, повернул и вернулся к гостинице.
В номер идти не хотелось, и я уселся на балконе, в одно из кресел-качалок, обращенных в сторону главной улицы. Всего в паре метров от меня сидели две молодые женщины. На вид им можно было дать лет двадцать с небольшим. У одной из девушек были длинные вьющиеся каштановые волосы; рыжие волосы другой были коротко острижены. Вид у обеих был скучающий, по всему было видно, что здесь они без спутников. Наверное, приехали сюда на уик-энд из Бостона или Нью-Йорка в надежде познакомиться с парнями. Шатенка бросила на меня взгляд. Я представил себе, как я завяжу с ней разговор, потихоньку стащу с пальца обручальное кольцо, суну его в карман, а потом пойду вместе с ней в ее номер.
Убедившись, что руки с обручальным кольцом не видно, я улыбнулся девушке-шатенке. Она удивленно и даже с некоторой неприязнью посмотрела на меня и повернулась к своей подруге. Через мгновенье обе встали и ушли.
Утром мы с Полой сделали вид, как будто вчерашней ссоры не было и в помине. Мы прекрасно позавтракали в гостинице, а потом провели день вместе, объездив на машине ближайшие городки и ни разу не поссорившись.
После обеда мы пустились в обратный путь, по извилистым дорогам штата Нью-Йорк. Пола уснула, привалившись к двери машины, а я отдыхал, слушая программу по радио, как вдруг оказался у нашего старого дома в Бруклине. Я стучу об асфальт баскетбольным мячом, и тут ко мне через улицу идет Майкл Рудник и говорит:
— Эй, Ричи, сыграем в пинг-понг?
— Давай! — говорю я.
Я кладу мяч на траву и иду за Рудником к его дому.
— Думаешь, сегодня сможешь меня обставить? — спрашивает он.
— Ага, — говорю я.
— Ну, поглядим, — говорит он.
По дорожке мы проходим к крыльцу и заходим в дом с черного хода. Здесь темно и очень тихо. Рудник велит мне первым спускаться в подвал, и я слышу, как за нами захлопывается дверь.
Мы играем в пинг-понг. Счет 20–14 в пользу Рудника. Он подает, и я отбиваю мяч в сетку. Рудник кладет ракетку и начинает гоняться за мной.
— Сейчас ты получишь! Сейчас ты получишь!
Я бегу и смеюсь. Рудник догоняет меня, обхватывает сзади и принимается стаскивать с меня трусы.
