— С умеренным животом, — подсказал знаменосец. — Ну хотя бы это требование соблюдено.
— Задние части у него не должны быть излишни от мяса, — медик уже давился от смеха, с удовольствием цитируя наставления.
— Да хватит вам! — примирительно буркнул писец.
— Ну, ты, первый, — указал Кубышка на смуглого здоровяка.
— Тит Клавдий Кукус, сын Тита, — рявкнул темнокожий, выпучив глаза. — Из Неаполя.
— Возраст?
— Двадцать лет. Я родился в седьмое консульство императора Веспасиана и пятое Тита Цезаря.[12]
— А сейчас чье консульство? — поинтересовался знаменосец.
— Консульство в этом году было у Манлия Валента и… Антистия… кажется.
— А в прошлом году кто был консулом?
Кука растерянно оглянулся. Приск что-то хотел шепнуть, но знаменосец пригрозил ему кулаком.
— Неважно, кто консул, главное — императором у нас господин и бог Домициан! — тут же нашелся Кука.
Писец громко расхохотался. Знаменосец остался невозмутим.
— Грамоте обучен? — спросил Мурена. — Пароль будешь получать на табличках. Не разберешь — пеняй на себя.
— Э, да я читаю, что твой Цицерон! И по-гречески знаю.
— Это я проверю. Выдам каждому текст и устрою читку.
— «Энеиду»? — спросил Приск.
Знаменосец лениво повернул голову в сторону шутника, в ответ тот невинно округлил глаза. Новой реплики не последовало.
— У нашего Кубышки для этой цели книга эпиграмм Марциала имеется, — сообщил знаменосец. — Кто не прочтет, того велю высечь да выгнать с позором.
Медик первым делом подвел первого новобранца к столбу с отметиной — проверить, дотягивает ли темнокожий италиец курчавой головой до прибитой планки в пять с половиной футов.[13] Чтобы перекрыть метку, Куке пришлось чуть-чуть привстать на цыпочки, правда, самую малость. Медик это заметил. Заметил и знаменосец, но промолчал.
— В калигах[14] будет самое то, — хмыкнул писец. — Двойную подметку набьет.
— Итак, записывай, рост — минимальная норма, кожа темная, волосы курчавые, зубы крупные… особые приметы… — Медик придирчивым взглядом оглядел тело. — Волос на теле нет.
— Он их выщипал, — сказал кто-то из новобранцев.
Все прыснули.
— Тихо! — рявкнул знаменосец Мурена, сидевший за столом со скучающим видом и с полуприкрытыми глазами.
— Телосложение крепкое, никаких дефектов на теле. Зубы целые, — закончил свой осмотр медик.
— Кто твой отец, Тит Кукус? — спросил писец.
— Тит Клавдий Кукус из Неаполя, у него торговля железным товаром. Самая лучшая лавка в нашем городе. А может, и во всей Италии.
— Папаша отпустил тебя в легион?
— Да, он выбирал из нас, троих сыновей, кого отправить на службу, и выбрал меня. Сказал: Тит, ты будешь примипилом,[15] я верю!
— Не подброшенный? — вновь приоткрыл глаза знаменосец, да так и впился в смуглое лицо новобранца взглядом.
— Подброшенный? Да из нас троих отец меня больше всех любил! — Парень вдруг сделался лиловым.
— Отец у тебя тоже смуглый? — поинтересовался писец. Однако ничего не записал и переглянулся с медиком. С этим Кукой явно было что-то нечисто, и повидавший немало новобранцев медик это чуял, будто охотничий пес след кабана. Чуял и знаменосец, потому спрашивал, но допытывался без азарта, с ленцой, как будто не хотел обнаружить что-то позорное.
Здесь, на границе, рано или поздно разразится война, не будет мирно Децебал сидеть за рекой; не в этом году, так в следующим явятся его даки в провинцию, так что в данном случае не стоит особенно усердствовать. Пусть Юпитер следит за исполнением клятв, а люди сделают вид, что верят на слово.
Посему медик отрицательно покачал головой.
— Мой отец — один из лучших воинов Рима! — заявил Кука, изо всех сил стараясь поднять пошатнувшийся авторитет.
— Видимо, наш парень — незаконный сын императора Тита, разрушителя Иерусалима! — Писец решил, что наступил его черед шутить.
В комнате сделалось тихо, только слышалось, как гудит залетевшая с улицы муха.
— Язык-то прикуси, — хмуро буркнул знаменосец, — а то сделаю тебе пометку в личном деле, что не те разговоры ведешь.
Писец ничего не ответил, поджал губы, место у него было теплое, немаятное, и, если найдется другой грамотей, вмиг турнут из архива. Писец глянул на парня в синей тунике. Вот этот, к примеру, вполне может вместо тяжелого меча взять в руки легонький стиль.[16]
— Еще один вопрос! — внезапно спохватился знаменосец. — Рисовать умеешь?
— Самую малость. Пробовал голых теток в Байях рисовать, вроде получалось.
— Значит, умеет, — хмыкнул Кубышка. — Только кому это надо?
— Декстру, — сказал знаменосец. — Деньги на хранение сдаешь?
Тит Кука отрицательно покачал головой.
— У меня с собой ни асса![17] — признался он.
— Осмотр окончен, — махнул рукой Мурена, а писец сделал пометки в реестре. — Жди испытаний в грамотности.
Вторым на осмотр вышел худой и длинный парень с острым кадыком. Он назвался Децимом Веллием Скироном, братом легионера из Первого Италийского легиона. Скирона Старшего знаменосец знал неплохо — лагерь Первого Италийского находился по соседству, в Новах. Так что вопросов Скирону не задавали. Просто замерили рост, записали приметы (шрам на спине слева, родимое пятно на плече и плохие зубы, двух уже не хватало).
— Шестой справа внизу тоже придется рвать, — «обрадовал» солдата медик.
Теперь настал черед поклонника Цицерона Приска.
— Гай Острий Приск из города Комо! — Приск выложил на стол перед писцом рекомендательное письмо — на пергаменте, запечатанное.
— От кого оно? — спросил подозрительно писец, разглядывая печать.
— От Гая Плиния Цецилия Секунда. Он из Комо, как и я. Плиний соблаговолил дать мне письмо, когда приезжал в свое имение в Комо.
— Сам Плиний? Сенатор? — хмыкнул знаменосец. — Неужто для тебя, старина,[18] не нашлось местечка потеплее?
— Я хотел именно в легион.
Писец тем временем сломал печать и прочитал послание Плиния.
— Рекомендации самые лестные.
— Рисуешь?
Приск кивнул и почему-то покраснел до корней волос.
— Деньги сдаешь? — Знаменосец покосился на бронзовый кошелек парня, который тот положил на скамью вместе с одеждой.
— У меня два золотых, десять серебряных денариев и еще несколько ассов.
— Денарии и золото сдать, ассы оставь.
— Это почему сдать? — вскинулся Приск.
