прибавил скорость с лихостью старого кайенского рыбака. Я испугалась и завизжала. Самые лучшие рыбаки часто врезались в аллигаторов или песчаные косы. Поль засмеялся и уменьшил скорость.
– Куда ты везешь меня, Поль Тейт?
Мы плыли сквозь тени от нависших над водой ив, все дальше и дальше в глубь болота, а потом повернули к юго-западу, в сторону консервной фабрики отца Поля. Вдалеке я видела вспышки молний над заливом.
– Не хочу, чтобы нас захватил шторм, – недовольно проныла я.
– Ого, ты можешь быть нытиком, – улыбнулся Поль. Он провел лодку извилистым узким проходом и направился к полю, снижая скорость по мере того, как мы подплывали все ближе и ближе. Наконец, он выключил двигатель, и лодка свободно закачалась на воде.
– Где мы?
– На моей земле, – ответил Поль. – Я имею в виду не землю моего отца. Это моя земля, – подчеркнул он.
– Твоя земля?
– Да, – ответил Поль гордо и откинулся к борту лодки. – Все, что ты видишь. Без малого шестьдесят акров. Они мои, мое наследство. – Он обвел поле широким жестом.
– Я никогда не знала об этом, – заметила я, рассматривая землю, едва ли не лучшую на протоке.
– Мой дедушка Тейт оставил мне ее. Пока она находится под опекой, но она станет моей, как только мне исполнится восемнадцать лет. И это еще не самое лучшее в этом деле, – улыбаясь, проговорил Поль.
– Да, и что же тогда? – спросила я. – Перестань усмехаться, как Чеширский Кот, и расскажи, что все это значит, Поль Тейт.
– Лучше я покажу тебе, – сказал он и взял весло, чтобы провести лодку потихоньку через болотную траву в темное, тенистое место. Я смотрела вперед и вскоре заметила пузырьки на воде.
– Что это?
– Пузырьки газа, – проговорил он шепотом. – Знаешь, что это значит?
Я покачала головой.
– Это значит, что под этим местом нефть. Нефть! И она на моей земле. Я буду богатым, Руби, очень богатым.
– О Поль, это чудесно!
– Нет, не чудесно, если ты не будешь со мной и не разделишь все это, – быстро проговорил он. – Я привез тебя сюда, потому что хочу, чтобы ты увидела мои замыслы. Я собираюсь построить большой дом на моей земле. Это будет огромная плантация, твоя плантация, Руби.
– Поль, как можем мы даже думать о таком? Пожалуйста, – просила я, – перестань терзать себя и меня.
– Очень даже можем думать, как ты не понимаешь? Нефть – решение нашей проблемы. Деньги и власть сделают все это возможным. Я куплю благословение и молчание дедушки Джека. Мы станем одной из самых уважаемых и состоятельных пар на протоке, и наша семья…
– Мы не можем иметь детей, Поль.
– Мы усыновим кого-нибудь, может быть, тайно. И ты проделаешь то же, что и моя мать, – притворишься, что младенец твой, и затем…
– Но Поль, мы будем жить в такой же лжи, в таком же обмане, это будет преследовать нас вечно, – покачала я головой.
– Нет, если мы сами не допустим этого, если позволим себе любить и хранить друг друга, как мечтали всегда, – настаивал Поль.
Я отвернулась и наблюдала, как лягушка-бык спрыгивает с бревна. Вокруг нее пошли круги, но вскоре исчезли. Сбоку у края пруда я видела леща, кормящегося насекомыми среди рогоза и листьев кувшинок. Ветерок начал усиливаться, и испанский мох стал раскачиваться вместе со скрученными ветвями кипарисов. Стая гусей пролетела над нашими головами и скрылась за вершинами деревьев, будто в облаках.
– Здесь красиво, Поль, и мне бы хотелось, чтобы когда-нибудь это место стало нашим домом, но такого не может быть, и просто жестоко с твоей стороны привозить меня сюда и говорить такие вещи, – мягко укоряла я своего спутника.
– Но Руби…
– Неужели ты думаешь, что я сама не мечтала бы об этом, как ты? – сказала я, резко поворачиваясь к нему. Мои глаза наполнились слезами гнева и разочарования. – Те чувства, что разрывают на части тебя, разрывают и меня, но мы только продлеваем боль такими фантазиями.
– Это не фантазии, это план, – упирался Поль. – Я обдумывал это все выходные дни. Как только мне исполнится восемнадцать…
Я покачала головой.
– Отвези меня обратно, Поль. Пожалуйста, – сказала я. Некоторое время он смотрел на меня.
– Обещай, по крайней мере, подумать об этом, – молил он. – Обещаешь?
– Да, – ответила я, потому что понимала: это ключ, который откроет дверь и выпустит нас из комнаты страдания.
– Хорошо. – Поль запустил мотор и отвез меня обратно на пристань около нашего дома.
– Увидимся завтра в школе, – сказал он после того, как помог мне выйти из лодки. – И будем говорить об этом каждый день и продумывать план до мельчайших деталей, о'кей?
– О'кей, Поль, – обещала я, не сомневаясь, что однажды утром он проснется и поймет, что его план – фантазия, которой не суждено стать действительностью.
– Руби, – крикнул Поль, когда я уже направлялась к дому. Я обернулась. – Я не могу не любить тебя. Не презирай меня за это.
Я закусила губу и кивнула. Мое сердце просто утопало в невидимых, невыплаканных слезах, которым я не давала привычного выхода. Я следила, как Поль отплывал, и подождала, пока моторка не скрылась за поворотом протоки. Затем глубоко вздохнула и вошла в дом.
Меня приветствовал взрыв хохота деда, за которым тут же последовал раскат смеха незнакомца. Я медленно вошла в кухню и увидела, что дед сидит за столом. Он и мужчина, в котором я узнала Бастера Трао, сына богатого владельца сахарной плантации, сидели согнувшись над большим блюдом раков. На столе стояло по крайней мере полдюжины пустых пивных бутылок, новые они доставали из ящика на полу у их ног.
Бастер Трао был мужчиной лет тридцати пяти или около того, высокий и толстый, с кольцом жира вокруг живота и боков, поэтому казалось, что он опоясан под рубашкой толстым жгутом. Все лицо его казалось обрюзгшим. У него были толстый нос с широкими ноздрями, тяжелая челюсть, круглый подбородок и мягкий рот с толстыми пурпурными губами. Лоб нависал над запавшими черными глазами, а круглые ушные раковины торчали в стороны так, что сзади Бастер был похож на большую летучую мышь. К тому же тусклые каштановые волосы сейчас были пропитаны потом, а отдельные пряди прилипли ко лбу.
Как только я вошла в комнату, его улыбка стала шире и обнажила полный рот больших зубов. Куски недоеденного рака виднелись между зубами, толстый язык был покрыт непрожеванной пищей. Бастер поднял горлышко пивной бутылки к губам и потянул жидкость так сильно, что его щеки запали и надулись, как меха аккордеона. Дедушка Джек повернулся кругом на стуле, поймав улыбку Бастера.
– Ну и где ты была, девица? – спросил дед.
– Ходила прогуляться, – ответила я.
– Мы с Бастером ждем тебя. Бастер сегодня наш гость к обеду, – заявил старик. Я кивнула и направилась к холодильнику. – Разве тебе трудно поздороваться с ним?
– Здравствуйте, – сказала я и вновь повернулась к холодильнику. – Ты принес какую-нибудь рыбу, утку или что-нибудь для гамбо, Grandpere? – спросила я, не глядя на него, и вынула овощи.
– В мойке куча шримса, который только и ждет, чтобы его очистили, – ответил дед. – Она шикарный повар, Бастер, я поставил бы ее гамбо, джамбалайю и тушеное мясо с овощами против всех других блюд на протоке, – похвастался он.
– Неужто? – отозвался Бастер.
