лучше не бросал бы? Пил бы и жил бы... А ты совсем не пьешь, сынок?
Перед Колей рюмка стояла полная, как налили, так и стояла, он к ней и не притронулся.
- Не пьешь?
- Нет, мама...
Коля сидел зажато и неподвижно.
- И правильно, сынок, не пей, одно от нее горе. Одно горе... Горе, Коля, горе! Говорю Федьке: вытащи ты этот крюк проклятый, а ему все некогда. Некогда: спит да пьет, пьет да спит... А я на табуретку боюсь залезть, голова кружится. Ты б вытащил его, сынок... Вытащишь?
Коля кивнул.
Бабы подходили одна за другой, щупали шаль, разглядывали узор, хвалили Колю, гладили его, как маленького, по головке, и сами при этом робели почему-то.
Тогда и появилась рядом Верка, незаметно появилась, прямо будто из-под земли взялась.
- Ой, теть Сонь, дашь поносить?! - воскликнула она шутя.
Шум за столом стал стихать. Все смотрели и ждали, что же будет? Коля до армии с Веркой не то что ходил, как все парни с девчонками ходят - в кино там и на танцы, у них любовь была, это вся деревня знала, поэтому всем было интересно - как же они встретятся и что теперь будет? Верка была тогда девчонка, как девчонка, а теперь стала мымра мымрой, накрашенная, размалеванная, в платье чуть не до пупа. Верку в Аржановке презирали, но терпели, потому как своя.
- Теть Сонь, ну дашь поносить? - шутливо настаивала Верка, но тетка Соня на шутку не отозвалась, губы поджала и отвернулась. В Веркиной руке уже была рюмка с водкой. - Здравствуй, Коль! - звонко воскликнула она, будто не ожидала его здесь увидеть.
Коля поднялся.
- Здравствуй, Вера, - сказал он тихо, но многие услышали.
- С возвращеньицем, Коль! - крикнула Верка и опрокинула в себя рюмку, выпила и даже не поморщилась.
Тут уж совсем тихо стало, даже мукомоловские притихли, почуяли: что-то такое сейчас будет...
И дальше могло случиться что угодно, но вмешался крестный, то ли нарочно, то ли случайно. Так он заорал, что даже Федька во сне зашевелился.
- Колюня! Крестничек! - и потянулся к Коле с полным стаканом. - Ну выпей ты хоть со мной, а? Я же все-таки крестный твой! Я тебя вот на этих самых руках держал, когда крестили тебя! Поп у нас был, отец Поликарп, он буденовцем в гражданскую воевал. Бывало, как выпьет, и: 'По коням! Шашки наголо, пики к бою!' Во был поп. Так ты ему, Коль, всю рясу тогда обмочил! Он и говорит: 'Этот басурманин будет!' Ошибся отец Поликарп, ошибся! Вон ты какой стал! Герой! По телевизору показывали! Огонь, воду и медные трубы прошел! Знаешь, кто ты теперь? Не знаешь? А я скажу... Жилин и Костылин, вот ты кто! Эх, дай я тебя поцелую, крестничек!
Он потянулся к Коле через стол, но на беду облил нечаянно своей водкой спящего Федьку. Тот вскинулся, как медведь в берлоге, и заревел, глядя на крестного мутными, невидящими глазами.
- Ну ты, чайка соловецкая!
Крестный сразу струхнул, да и всем неприятно стало, особенно тем, кто рядом сидел.
- Да ты чего, Федь, это ж я, я это, крестный, - заговорил крестный взволнованно.
- Крестный это ваш, крестный! - испуганно закричали рядом.
- Федь, ты чего, не узнал, что ль?
Даже тетка Соня испугалась, взяла Колю за плечо и к себе прижала. Но до Федьки, кажется, дошло, он, кажется, узнал и попытался улыбнуться.
- Эх ты, Федька, Федька, - засмеялись над ним. - Крестного своего не узнал!
- Чего привязались к человеку, - вступился за Федьку сам крестный. Обознался человек, бывает. - И, облегченно вздохнув, выпил.
Федька указал пальцем на Колю, а потом обвел всех тяжелым, пугающим взглядом и заговорил угрожающе:
- Колька мой братан. Кто его пальцем тронет... Я пятый раз на зону пойду, а за брата моего... - Взгляд его снова вернулся к Коле. - Понял, Колян? Сразу мне говори! Кто тебя пальцем тронет... Убить не убью, но покалечу. - Федька сел в тишине, подумал и повторил убежденно: - Убить не убью, но покалечу.
И тут к дому Ивановых, прямо к распахнутым воротам, чуть ли не к столу подкатила машина, большая, черная, блестящая.
- Джип, джип! - закричали пацаны, которые вокруг стола все время крутились и уже не одну бутылку с него уперли.
За столом заволновались, не понимая, что это за джип такой, а увидеть, кто сидит в машине, оказалось делом невозможным - окна у нее были черные и на солнце блестели почти как зеркала. Мукомоловские уже решили, что это программа 'Время' прибыла наконец, и приосанились, но они ошиблись. Дверцы машины распахнулись, и первым вышел на белый свет крепкий мужчина в новеньком костюме и белой сорочке с галстуком. Широко улыбаясь и разведя руки в стороны, словно собираясь обнять здесь всех сразу, он гаркнул зычно и весело:
- Здорово, землячки!
- Павел Петрович!
- Паша!
- Здорово! - весело же отозвались за столом.
- Не узнаешь? - торопливо спросила тетка Соня Колю. - Пашка Граблин. Наш, аржановский. Ты в армию уходил, он в сельсовете работал председателем. А теперь вообще большой человек. Голова администрации называется.
Следом за Павлом Петровичем из машины вышел военный в блестящих хромовых сапогах, галифе и зеленой офицерской рубашке; сухой, как вобла, прямой и, видно, злой. Его тоже многие узнали - райвоенком.
Третьим был шофер, тоже видный из себя, но на него, конечно, внимания почти не обратили.
- Ну, где он? - Павел Петрович нашел глазами Колю и стал пробираться к нему, здороваясь по пути с земляками.
Тетка Соня легонько подтолкнула Колю и сама поднялась.
- Ну, здравствуй, афганец ты наш родной! - Павел Петрович обнял Колю и, похлопывая его по спине, продолжил: - С возвращением на родную землю! Поздравляю, Софья Пантелеймоновна, - обнял он и тетку Соню, и она зарделась оттого, что назвали по имени-отчеству. Военком стоял за спиной Павла Петровича и, выглядывая из-за плеча, буравил Колю маленькими глазками. Ему протянули рюмку с водкой, но он отказался, сделав рукой решительный жест. Павел Петрович шагнул в сторону, освобождая пространство между военкомом и Колей, и объявил:
- Сейчас Борис Алексеевич, наш военком, сделает сообщение, а потом я скажу тост.
Стало тихо и торжественно.
Без начальства даже такое важное событие быстро стало бы пьяной гулянкой, а с начальством вернулась торжественность.
Военком кашлянул в кулак и, продолжая буравить Колю взглядом, заговорил скрипуче и недобро:
- Как говорится, награда нашла героя. Для получения причитающейся вам медали просим прибыть в военный комиссариат.
За столом зашумели, повторяя часто слово 'медаль'.
- Ну-ка, налейте мне! - приказал Павел Петрович, взял угодливо протянутую рюмку и заговорил громко и торжественно, как раньше говорили по телевизору в новогоднем 'Голубом огоньке': - Что нужно, чтобы возродить наши края? Образно говоря, необходимы три компонента, три составляющие части!
- Три, три, - как попугай, повторил Колин крестный, который сразу, как появилось начальство, перестал быть ведущим. На него и внимания не обратили, когда он повторил: 'Три, три'.
- Первое - это земля! - продолжал Павел Петрович. - Земли у нас...
- Хоть задницей ешь! - выкрикнула баба с дальнего конца стола, мукомоловская.
Все так и грохнули, засмеялись, а Павел Петрович смех переждал и продолжил:
- Значит, первое - земля! А второе...
