чтобы он умер…»
Но прежней ярости почему-то не было в сердце. Слова в голове струились пустым звуком, без страсти.
Несколько мгновений Приск стоял рядом с поверженным врагом, до боли стискивая пальцами рукоять кинжала. В этой суматохе, толчее, среди мук и крови никто и не заметит, если легионер на миг склонится над центурионом; среди сотен криков и стонов никто не услышит предсмертный хрип умирающего.
– Приск, нет!.. – Кука положил ему руку на плечо.
– Что?
Приск очнулся. Не сразу сообразил, что уже обнажил кинжал.
– Нет, – повторил Кука. – Пошли искать Молчуна.
Наверное, с полчаса они бродили среди сотен изувеченных, на их глазах умерли двое и, кажется, один сошел с ума – потому что хохотал и орал непрерывно. Наконец они отыскали товарища в одной из комнатушек. Его уже перевязали, но говорить Молчун не мог. Увидев товарищей, кинулся к ним на шею и стал знаками показывать, чтобы его увели отсюда. Кука и Приск подхватили Молчуна под руки и повели.
Проходя мимо той койки, на которой прежде лежал Нонний, Приск увидел, что на ней, скрючившись, лежит какой-то парень с распоротым предплечьем.
Нонний исчез.
Глава VIII
Второй день осады
– Подъем! – заорал Малыш над самым ухом.
Приск вскочил. Остальные уже были на ногах.
– Подъем! – снова завопил Малыш не хуже боевой трубы.
За окном мелькали яркие всполохи. Хотя – Приск был уверен – до рассвета было еще далеко. Скорее всего – третья ночная стража.[89]
Приск спал в тунике и штанах, так что быстро сунул ноги в калиги, затянул ремешки и выскочил наружу, поглядеть, что и как.
Над головой оранжевыми огненными птицами неслись зажженные стрелы. Они щедро сыпались на крыши стоявших близ лагерных стен бараков. Черепица, покрытая кое-где подмерзшим снегом, отзывалась глухим стоном и рассерженным шипением. Одна из стрел ударила в мостовую рядом с ногой Приска. Комок горящей пакли брызнул огнем от удара и тут же потух. Приск прижался к стене, чтобы новая шальная стрела не пронзила его насквозь. Огненные летящие светляки мчались роем. Один рой пролетел. Передышка. Потом новый рой. За стенами кричали. На стене – тоже. Алое зарево огромным лепестком поднималось в темное звездное небо. Судя по всему, загорелся дровяной склад. Крышам бараков, правда, стрелы не причиняли вреда – все строения в лагере были крыты массивной черепицей. Разве что пущенная особо мощным луком тяжелая стрела могла разбить обожженную глину. Значит, варвары сумели соорудить из подручных средств нечто такое, из чего можно было обстреливать лагерь навесом.
Приск нырнул обратно в барак: кожаная лорика, лорика стальная, шлем, – легионер облачался, будто вползал во вторую кожу. Вооружились, весь контуберний понесся на стены. Даже Молчун побежал вместе со всеми. Правда, чтобы надеть шлем поверх бинтов, ему пришлось выдрать войлочную подкладку, а уцелевший нащечник снять.
Бастарны в очередной раз пытались ворваться в лагерь. Теперь они в нескольких местах приставили наскоро изготовленные штурмовые лесенки и карабкались наверх, но атакующих сбрасывали прежде, чем они успевали поравняться с кромкой стены.
Странно, но почему-то ни баллисты, ни катапульты на стене слева от ворот не стреляли.
«Неужели проспали? – изумился Прииск. – Вот же лысые задницы…»
Без поддержки машин положение складывалось отчаянное. В двух местах человек десять варваров сумели взобраться на стены, закипела сеча. Поскольку ворота в этот раз и не думали пробивать, Пруденс направил легионеров Куки в самое пекло сражения. Приск тут был ни с кем не сравним. Умение драться не в строю, а в одиночку, один на один пригодилось ему в эту ночь как никогда. Каждый его удар достигал цели, а направленные на него самого удары он легко парировал щитом. Правда, варвары то и дело начинали стрелять снизу из луков – впрочем, этот обстрел сослужил атакующим плохую службу – не защищенные доспехами бастарны становились жертвами «дружественного» огня, тогда как римлян спасали шлемы и лорики, не говоря уже о щитах.
Неожиданно в центре атакующих возник здоровенный обнаженный по пояс варвар-дак. Пар валил от его тела, космы волос и борода обледенели. Дак держал фалькс двумя руками и орудовал им с поразительной быстротой и силой. Люди падали колосьями под ударами этой чудовищной косы.
«Я же где-то его видел…» – подумал Приск и устремился на гиганта.
Никого рядом с ними вдруг не оказалось – вообще никого, все отхлынули – и свои, и чужие. Приск поднял щит, закрываясь, фалькс ударил по щиту и застрял над самым умбоном. От непомерной силы удара заныло плечо. Дак рванул свой клинок на себя, вырывая полуразрубленный щит из рук римлянина. Приск не сопротивлялся, ринулся следом, стараясь поднять щит как можно выше, а затем, не дожидаясь, пока дакийский клинок освободится из ловушки, нанес колющий удар гладиусом снизу. Гигант зарычал, пошатнулся и наконец освободил свое страшное оружие. Вновь замахнулся фальксом. Но Приск не стал дожидаться, когда варвар обрушит на него второй удар, и нанес удар щитом. Умбон ударил дака в тот же бок, куда несколько мгновений назад ужалил гладиус. Гигант пошатнулся, отступил и рухнул со стены.
Только в этот момент Приск вспомнил, где же видел дака. Это же Тифон, пленный, проданный Кандидом Антистию. Значит, не довез хитрый грек свой товар до Диррахия. То ли всех потерял, то ли дак сумел ускользнуть в одиночку. Приск ринулся к ограждению, глянул вниз. Насколько можно было различить в неверном свете зажженных факелов, Тифон рухнул на груду тел – поверх замерзших, как кость, трупов, что оставались внизу с дневного штурма, сверху валялись еще не остывшие тела только что убитых. Гигант сполз с этой чудовищной горушки и встал на ноги.
– Ну и живучий! – восхитился Кука и швырнул дротик.
Промахнулся.
Дак, пошатываясь, пошел прочь – в темноту.
– Герой! – Кука хлопнул Приска по плечу.
Оба проводили взглядами раскаленную головню, что, шипя и вращаясь, летела в лагерь.
Оказалось, что варвары сумели построить два помоста, защищенные плетнями и кожами от римских машин, на помостах установили несколько баллист и катапульт, и теперь они швыряли в лагерь все, что можно было поджечь и забросить за стены.
– Чтоб меня посвятили подземным богам… – пробормотал Кука. – Они учатся у нас слишком быстро. Если наши баллисты не расколошматят их машины, придется делать вылазку.
Впрочем, пальму первенства в этом сражении Приску вскоре пришлось уступить Малышу. Вооружившись трофейным фальксом, гигант махал мечом не уставая. Лишь взгляд его становился все более и более дикий, а с губ то и дело срывалось хриплое рычание. Наверное, сражение на стене не заняло и получаса. Но к тому времени, как всех прорвавшихся удалось перебить, а Малыш сумел оттолкнуть толстой жердью приставленную лестницу, которая тут же переломилась в середине, Приску показалось, что прошла вечность. Вокруг все было забрызгано кровью, ее тут же схватило морозом. Деревянный настил сделался скользким, тела римлян и варваров лежали вперемежку. Стена, там, где прежде стояла лестница, сделалась красной от замершей на ней крови.
Кука принялся осматривать поверженных римлян, пытаясь отыскать среди них раненых. Двое ветеранов были мертвы. А вот несчастному писцу повезло, если это можно было счесть за везение, – остро отточенный фалькс дака разрубил ему руку до кости, но парень сумел перетянуть предплечье ремнем выше раны.
– Где этот треклятый капсарий? Сидит внизу и ждет, когда раненые к нему сами пожалуют? – возмущенно заорал Кука. Потом приказал Малышу: – Отнеси его вниз! И сразу назад. Пока варвары не очухались. Наверняка снова полезут.
Малыш взвалил несчастного писца на спину и побежал вниз. Капсарий в самом деле не спешил на стену,
