— Ни пуха ни пера, — шепнул он и улыбнулся, показав свои удивительно белые красивые зубы. Его темные глаза озорно блестели. Он был выше, чем обычно бывают танцовщики, почти шести футов, и скоро я узнала, что ему девятнадцать лет. Его кожа была столь же чистой гладкой, как моя, но по контрасту с темными волосам! казалась очень бледной. На его волевом подбородке была ямочка, а еще одна, на правой щеке, то появлялась, исчезала по его желанию. Я поблагодарила его за доброе пожелание, растроганная его теплым взглядом.
— О, — сказал он в ответ на мою улыбку, — ты действительно красивая девочка. Как жаль, что ты еще ребенок.
— Я не ребенок!
— Тогда кто же ты, старушка лет восемнадцати? Я опять улыбнулась, весьма польщенная, что выгляжу такой взрослой:
— Может быть, а может быть и нет.
Он усмехнулся, словно знал все мои ответы заранее. Может быть, он действительно знал все заранее, он похвастался, что считается одним из лучших танцовщиков Нью-Йоркской труппы.
— Я здесь только на каникулы, навестить мадам. Скоро вернусь в Нью-Йорк, домой.
И он оглянулся по сторонам, словно «провинция» надоела ему без меры, а мое сердце упало. Я надеялась, что мне придется работать с ним.
Мы обменялись еще несколькими словами, и зазвучала моя музыка. Я вдруг перенеслась на чердак с гирляндами бумажных цветов, развешенными на стропилах, вокруг — никого, только я и тот тайный возлюбленный, который всегда танцевал со мной, постоянно ускользая, не позволяя к себе приблизиться и посмотреть в лицо. Поначалу мне было страшно, но я танцевала и все делала правильно, все антраша, пируэты, взмахи рук, старалась держать глаза широко открытыми и обращать лицо к зрителям, которых не видела. И магия танца захватила меня. Я танцевала без плана и расчета, музыка подсказывала мне, что делать и как, я слилась с ней воедино и не могла уже сделать ошибки. И как всегда, тайный возлюбленный танцевал со мной, но теперь я видела его лицо! Его прекрасное бледное-бледное лицо с пылающими темными глазами, рубиновыми губами и иссиня-черными волосами — Джулиан!
Как во сне, я видела: вот он протягивает ко мне сильные руки, падая на одно колено и изящно оттягивая назад другую ногу, вот он глазами делает мне знак пробежаться и склониться в его раскрытые объятия… Я была на полпути к нему, как вдруг страшная боль пронзила мой живот. Я перегнулась пополам и закричала. У меня под ногами растекалась огромная лужа крови. Кровь струилась по ногам, пачкала пуанты, пятнала розовое трико. Я поскользнулась и упала на пол, так ослабев, что не могла подняться и лежала, словно издалека слыша плач. Не свой плач. Плакала Кэрри. Я закрыла глаза, не в силах думать о том, кто поднимает меня. Словно издалека доносились голоса Пола и Криса. Крис склонился надо мной и прижался ко мне лицом, слишком явно обнаруживая свою любовь, это одновременно успокоило и испугало меня: я не хотела, чтобы Пол видел. Крис начал говорить что-то ободрительное, как вдруг нахлынула тьма и унесла Далеко-далеко, туда, где никто не любил меня.
И моя балетная карьера, не успев начаться, безвозвратно закончилась.
Я очнулась от тяжелого забытья. На больничной кровати, держа мою слабую руку, сидел Крис. Его голубые глаза… Боже, какие глаза…
— Эй, — тихо сказал он, гладя мои пальцы. — Вот жду, когда ты придешь в себя.
— Сам «эй».
Он улыбнулся, наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Скажу тебе, Кэтрин Долл, что ты умеешь закончить танец на драматической ноте.
— Что поделаешь — талант. Истинный талант. Может, лучше пойти в актрисы?
— Может, но вряд ли ты пойдешь. — Пожал плечами он.
— Ох, Крис, — слабо простонала я. — Вот я и упустила свой шанс. Что это со мной было?
Я чувствовала, что мои глаза полны ужаса. Ужаса, что он понял и знает причину. Он наклонился, взял меня в объятия и прижал к своей груди.
— Жизнь дает нам не один шанс, Кэти, ты же знаешь. Тебе пришлось сделать чистку. Ничего страшного, к завтрашнему дню ты будешь на ногах и совершенно здорова.
— Что такое «чистка»?
Он улыбнулся и нежно коснулся моей щеки. Он постоянно забывал, что я не так искушена в медицине, как он.
— Это такая процедура, при которой женщине раскрывают шейку матки и инструментом называемым кюретка, выскребают из матки все лишнее, отмершие ткани. Твои небывшие месячные скопились там и вырвались наружу.
Наши глаза встретились.
— Вот и все, Кэти. Все, ничего больше.
— А кто выскребал? — прошептала я, боясь, что Пол.
— Гинеколог по имени доктор Джарвис, друг нашего доктора. Пол сказал, что он лучший гин в округе.
Я откинулась на подушки, не зная, что и думать. Ведь всегда, когда происходит что-то подобное, всем стараются внушить именно это. Господи, почему жизнь так жестока ко мне!
— Открой глаза, возлюбленная моя Кэтрин, — сказал Крис. — Не принимай это так близко к сердцу, дело не стоит того. Лучше обрати свой взор вон туда, на туалетный столик, и посмотри, сколько там прекрасных цветов, настоящих, не бумажных. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я украдкой взгляну в карточки?
Разумеется, я не возражала, и он принес со столика и вложил мне в руку маленький белый конверт. Я смотрела на огромный букет цветов, думая, что это от Пола, и только потом мой взгляд упал на карточку в руке. Пальцы мои дрожали, когда я вынимала из конверта маленькую записку и читала:
«Надеюсь, ты скоро поправишься. Я жду тебя в следующий понедельник, ровно в три часа.
Мадам Мариша».
Мариша! Меня приняли!
— Крис, Розенковы берут меня!
— Разумеется, берут, — мягко сказал он. — Иначе были бы полными дураками. Но эта женщина повергает меня в ужас! Не хотел бы я, чтобы она имела хоть какую-то власть над моей жизнью! Но я думаю, ты с ней управишься: в случае чего зальешь ей ноги кровью.
Я села и обняла его.
— Похоже, счастье улыбается нам, Крис? Правда?
Он кивнул, улыбнулся и показал на другой букет от Джулиана Маркета, с запиской: «Увидимся, когда я снова прилечу из Нью-Йорка, Кэтрин Долл, так что не забывай меня».
Из-за плеча Криса я увидела, что Пол вошел в комнату и, нахмурившись, замешкался у двери, увидев наше объятие. Затем натянул на лицо улыбку и шагнул вперед. Мы с Крисом отпрянули друг от друга.
СНОВА ШКОЛА
Пришло время нам разлучиться. Мы сдавали экзамены, чтобы определить свой уровень, и, к великому удивлению Криса, да и моему, сдали их очень хорошо. Я была направлена в десятый класс, Кэрри — в третий, а Крис — в подготовительный класс колледжа. Но Кэрри не испытала никакой радости по этому поводу.
— Нет, нет! — плакала она, готовясь затопать ногами и сжимая кулачки, чтобы броситься на того, кто посмеет ее заставить. — Не хочу в частную школу для прелестных маленьких девочек! Не поеду! Вы меня не заставите! Я все скажу доктору Полу и Кэти!
Меня тоже не слишком радовала мысль отдать Кэрри в частную школу в десяти милях от города. А через день после нее уедет и Крис, и я останусь одна, а ведь мы давали торжественную клятву никогда, никогда не разлучаться! Но я, посадив Кэрри на колени, принялась ласково объяснять ей, как долго доктор Пол выбирал эту очень специальную школу и уже заплатил громадное количество денег за ее обучение. Она же зажмурилась и старалась не слушать.
— Это вовсе не школа для прелестных маленьких девочек, Кэрри, — говорила я, целуя ее в лоб. — Это школа для богатых девочек, чьи родители могут позволить себе все самое лучшее. Ты можешь гордиться, нам очень повезло, что доктор Пол наш законный опекун.
