Было видно, что Барт ошеломлен. От потрясения глаза его потемнели, но он не собирался отходить от моей матери!
Он просто вынудил меня сделать то, что я сделала дальше. Все стояли, затаив дыхание, ждали новых сенсационных разоблачений, и они получили от меня то, что хотели.
— Позвольте представиться, — голос у меня был высокий и разносился далеко. — Я Кэтрин Лей Фоксворт, первая дочь миссис Бартоломью Уинслоу, которая, как многие из вас помнят, была замужем за моим отцом Кристофером Фоксвортом. Напомню, что он был к тому же еще и наполовину дядей моей матери, а именно младшим братом Малькольма Нила Фоксворта, который лишил наследства свою единственную дочь по той причине, что она имела безрассудство выйти замуж за его сводного брата! Более того, у меня еще есть и старший брат, тоже Кристофер, сейчас он врач. У меня были младшие брат и сестра, двойняшки, на семь лет моложе меня, но теперь Кори и Кэрри умерли, потому что… — Я замолчала и после паузы продолжала: — В тот рождественский вечер пятнадцать лет назад мы с Крисом спрятались в сундуке на галерее, а близнецы спали в дальней комнате северного крыла. Нашей площадкой для игр был чердак, мы никогда не спускались вниз. Мы были чердачные мышки, нежеланные и нелюбимые, поскольку на сцену вышли деньги. — Я приготовилась прокричать все до конца, до самой последней мелочи, но Барт вдруг направился ко мне.
— Браво, Кэти! — воскликнул он. — Ты исполнила свою роль превосходно. Поздравляю! — Он обнял меня за плечи, обворожительно улыбнулся, а затем повернулся к гостям, которые смотрели в полном недоумении, не зная, кому верить, и как реагировать на происходящее.
— Дамы и господа, — обратился он к собравшимся, — позвольте представить вам Кэтрин Дал, которую многие из вас, вероятно, видели на сцене, когда она выступала со своим мужем Джулианом Маркетом. И как вы только что убедились, она настоящая актриса. Кэти — дальняя родственница моей жены, чем и объясняется их внешнее сходство. На самом деле миссис Джулиан Маркет живет здесь по соседству, вы, наверное, это знаете. Поскольку внешне она так похожа на мою жену, мы с ней и придумали этот маленький розыгрыш, чтобы внести некоторое разнообразие в наш традиционный рождественский праздник.
Он больно ущипнул меня за предплечье, взял за руку, другой рукой обвил за талию и пригласил на танец.
— Пойдем танцевать, Кэти, теперь после столь блистательного представления, тебе, небось, хочется продемонстрировать свое танцевальное мастерство.
Заиграла музыка, и он силой увел меня танцевать! Я оглянулась и увидела, как мать повисла на подруге такая бледная, что макияж выделялся на лице лиловыми пятнами. И все же она не могла глаз оторвать от меня, танцующей с ее мужем.
— Ты бесстыжая маленькая сучка! — зашипел на меня Барт. —Как ты смеешь являться сюда и устраивать такие фокусы? Я-то думал, я люблю тебя. Презираю женщин с когтями, как у кошки! Я не позволю тебе губить свою жену! Ты идиотка, какого черта ты столько нагородила?
— Это ты идиот, Барт, — ответила я невозмутимо, хотя внутри я ощущала панический холодок: что, если он откажется верить? — Посмотри на меня. Откуда я могу знать во что она была одета, если я не видела ее в этом платье своими глазами? Откуда я могу знать, что вы вдвоем поднимались взглянуть на ее спальню и кровать с лебедем, если не мой брат Крис, который спрятался и подслушал все, что вы двое делали там наверху?
Он посмотрел мне в глаза, и вид у него был такой странный, такой далекий и отчужденный.
— Да, Барт, дорогой мой, я действительно дочь твоей жены, и я знаю, что если твоя адвокатская контора выяснит, что у твоей жены было четверо детей от первого брака, то вы с ней лишаетесь всего. Всех денег. Всех ваших капиталов. Все, что вы приобрели, будет у вас отобрано. Ох, от одного сознания этого мне хочется плакать.
Мы продолжали танцевать, его щека была в нескольких сантиметрах от моей. К его губам прилипла улыбка.
— Это платье&… откуда ты узнала, как именно она была одета в тот вечер, когда я впервые пришел к ней в дом? Я притворно рассмеялась.
— Милый Барт, какой же ты глупый. Тебе непонятно, откуда я это знаю? Да я видела ее в этом платье. Она явилась к нам в комнату похвалиться, как она хороша, а мне было завидно, что она такая красивая, что у нее такая фигура, и что Крис так восхищенно пожирает ее глазами. И прическа у нее была, как сейчас у меня. И эти бриллианты я позаимствовала из ее сейфа, что в ящике стола в гардеробной.
— Ты врешь, — сказал он, но в его голосе уже звучало сомнение.
— Я знаю шифр, — продолжала я, — она использует цифры своего года и дня рождения. Она сказала мне об этом тогда, когда мне было двенадцать. Она действительно моя мать. И она действительно держала нас под замком в той комнате, ожидая, когда умрет ее отец, чтобы получить наследство. Ты прекрасно понимаешь, почему ей приходилось держать нас ото всех в тайне. Ты ведь сам составлял завещание, ведь так? Вспомни ту ночь, когда ты спал в ее огромных апартаментах, и тебе приснилась, так ты подумал, юная девушка в коротенькой голубой ночной рубашке, она прокралась в спальню и поцеловала тебя.
Тебе это не снилось, Барт, это я тебя поцеловала. Мне тогда было пятнадцать, и я пробралась к тебе в комнату, чтобы стащить немного денег, ты помнишь, как у тебя то и дело пропадали деньги? Вы с ней еще думали, что это слуги подворовывают, но это был Крис, а один раз и я… но я ничего не добыла, поскольку ты оказался в комнате, и я испугалась.
— Несет, — сказал он со вздохом. — Нет! Она не могла так поступить со своими родными детьми!
— Не могла? Но она это сделала. Задняя стенка у того огромного сундука, что стоит возле балюстрады, сплетена из проволоки. Нам с Крисом все было отлично видно. Мы видели, как заканчивались последние приготовления, видели официантов в красном и черном, фонтан, бьющий шампанским, и два огромных чана с пуншем. До нас с Крисом доносились аппетитные запахи, и мы истекали слюной, так нам хотелось отведать всех этих вкусностей. Наша собственная еда была такой однообразной, всегда холодной или едва теплой. Двойняшки почти не могли есть. Ты был здесь на обеде в День Благодарения, когда она без конца поднималась наверх? Хочешь знать, почему? Она готовила поднос с едой, чтобы отнести его нам, и ловила каждый момент, когда дворецкий Джон отлучался из буфетной.
Он покачал головой, глаза его выражали изумление.
— Да, Барт, женщина, на которой ты женился, была матерью четверых детей, которых она прятала от чужих глаз на протяжении трех лет и почти пяти месяцев. В свои детские игры мы играли на чердаке. Ты когда-нибудь играл на чердаке —в летнюю жару? А в зимний мороз? Думаешь, это было приятно? Можешь себе представить, что мы чувствовали, вынужденные дожидаться, когда помрет старик, чтобы начать жить? Знаешь ли ты, какую душевную травму мы пережили, понимая, что деньги значат для нее больше, чем собственные дети? А двойняшки — они ведь совсем не росли. Они оставались все такими же маленькими, только глаза у них становились все больше и приобретали все более затравленный вид, а она…она приходила и даже не удостаивала их взгляда. Она делала вид, что не замечает, как они чахнут!
— Кэти, пожалуйста! Если ты лжешь, остановись! Не заставляй меня ее ненавидеть!
— Почему бы тебе и не возненавидеть ее? Она это заслужила. — И я продолжала свой рассказ, а моя мать оперлась о стену и выглядела так, будто ее сейчас стошнит.
— Однажды я лежала на вашей роскошной кровати. В твоей тумбочке есть книга о сексе в суперобложке, она называется как-то вроде «Как придумать и сплести свое собственное кружево».
— «Как придумывать собственные кружевные узоры», — поправил он. Он был сейчас так же бледен, как моя мать, хотя продолжал отвратительно улыбаться. — Ты все это придумала, — сказал он каким-то странным тоном, довольно фальшивым. — Ты просто ненавидишь ее, потому что хочешь заполучить меня, и ты пошла на этот обман, чтобы погубить ее.
Я улыбнулась и легонько коснулась его щеки губами.
— Позволь мне представить тебе еще доказательства. Наша бабушка всегда надевала платья из серой тафты с кружевными воротничками ручной вязки, и всегда под горлом у нее красовалась бриллиантовая брошь с семнадцатью камнями. Рано утром в шесть тридцать изо дня в день она приносила нам еду и молоко в корзине для пикников. Поначалу она неплохо нас кормила, но постепенно, по мере нарастания ее ненависти к нам, еда становилась все хуже и хуже, и в конце концов мы стали получать практически одни бутерброды с ореховым маслом и джемом, только изредка — жареную курицу с картофельным салатом. Она
