сигары и протянул одну Догерти.
— Нет, спасибо, — последовал холодный ответ.
— Как? Не возьмешь сигару? Что случилось?
Догерти прокашлялся и сплюнул.
— Ну, — запинаясь, начал он, — все дело в том, что мы, то есть они… они считают, что ты должен уйти, то есть чтобы тебя здесь не было. О, черт бы побрал все эти дела.
— Не спеши, Том, — сказал Ноултон. — Произноси слово за словом по порядку.
Догерти перестал заикаться, и Ноултон наконец начал понимать, что он хотел довести до его сведения.
— Похоже, — прервал он Догерти, — ты пытаешься мне внушить, что я стал персоной нон грата. Другими словами, Странные Рыцари сочли необходимым изгнать своего недавно принятого собрата.
— Точно так. — У Догерти словно камень с сердца свалился. — Просто я не мог это правильно выразить.
Ноултон откусил кончик сигары и закурил.
— И теперь, — промолвил он в промежутке между затяжками, — вам нужно, чтобы я, пых-пых, исчез с лица земли, как это колечко дыма?
— Вопрос стоит не так. Этого мы вовсе не хотим.
— Ладно, какая разница? — махнул рукой Ноултон. — Давай дальше.
— Прежде всего, — начал Догерти, — здесь есть мисс Уильямс.
— Я и сам ее вижу, — серьезно заметил Ноултон. — Она отправляет телеграммы. Иногда и мои. Видишь, как играет свет на ее волосах? Ну и что в связи с ней?
— Тебе запрещается к ней подходить, — выразительно сказал Догерти.
— Надолго?
— Навсегда.
Ноултон выпустил к потолку очередной клуб дыма.
— Понятно. Что еще?
— Тебе нельзя оставаться в «Ламартине».
— М-м-м… Что-нибудь еще?
— Это все.
Ноултон поднялся, подошел к плевательнице, стряхнул пепел с сигары и вернулся обратно. Еще минуту он курил молча.
— А если я откажусь?
— Нас шестеро, — многозначительно промолвил Догерти.
— Значит, если я открою двери «Ламартина», то вызову неудовольствие Странных Рыцарей?
— Вызовешь.
— В таком случае, — Ноултон снова поднялся, — должен тебе сказать, что в ближайшее время Странные Рыцари будут испытывать неудовольствие четырнадцать раз в неделю. Мне будет очень больно доставлять столько беспокойства моим старым друзьям, но у меня нет другого выхода. — Он немного поколебался, потом добавил: Тебе следовало хорошенько подумать, прежде чем пытаться меня запугать, Догерти. — С этими словами он поднялся и ушел.
Догерти проводил глазами Ноултона, который подошел к табачному ларьку, потом направился к столу Лили, но вдруг изменил направление и вышел из отеля на Бродвей. После этого экс-боксер поспешил к Дюмэну.
— Я все ему сказал, — угрюмо доложил он.
— И что он? — спросил Дюмэн.
— То, что я сказал.
— Ну?
— Наши угрозы он не ставит ни в грош. Собирается делать все, что хочет. Хорошенькие нас ждут дела.
— На мое мнение, — возразил Дюмэн, — лучше сказать, что это его ждут хорошенькие дела. Мы показать ему, что с нами шутки плохо. Слушай, со мной есть одна идея.
Они сели на диван в своем углу и начали разрабатывать план войны.
В это время Ноултон быстро шел в свои комнаты на Тридцатой улице. Вид у него был озабоченный, он то и дело беспокойно оглядывался. Иногда на его губах появлялась веселая улыбка — возможно, когда он вспоминал о донкихотстве Странных Рыцарей.
Тротуары и мостовые были покрыты снегом — первым в этом году. С шумом проезжали машины, в морозном воздухе гул голосов смешивался со звуками клаксонов, лица прохожих от быстрой ходьбы были покрыты здоровым румянцем — это тепло человеческого тела встречало атаки наступающей морозной зимы.
Крепкие духом северяне и неугомонный большой город объединили свои усилия и при поддержке тусклого ноябрьского солнца встречали приход ежегодного врага — холодов.
Ноултон вошел в ту же дверь на Тридцатой улице, что и накануне, и поднялся по лестнице на второй этаж.
В прихожей он сразу тщательно запер за собой дверь, подошел к шкафу в углу прилегающей комнаты и достал из него небольшой черный портфель. Потом положил его на стол в центре комнаты. Руки его при этом немного дрожали.
— Дружище, — громко сказал он портфелю, — приходится признать, что они пытаются нас разлучить. В отеле только что разыгралась маленькая комедия. А режиссер ее — наш бесподобный мистер Шерман. И теперь весь вопрос в том, смогу ли я оставаться честным перед самим собой. Опасность, конечно, нешуточная. Но я настроен предпринять последнюю попытку. Доверимся судьбе. Если орел — я остаюсь, если решка — ухожу.
Он вытащил из кармана брюк монету и высоко подбросил ее в воздух. Она звякнула о крышку стола, упала на пол и выкатилась на середину комнаты.
Ноултон подошел и с интересом на нее посмотрел, потом поднял и положил обратно в карман. Затем он отнес портфель к шкафу и пристроил его на полке.
Когда он вернулся и сел в кресло у стола, его лицо было серьезным и обеспокоенным. Если бы его кто-то увидел в этот момент, то непременно сделал бы вывод, что Ноултон на грани душевного кризиса. Но вдруг он улыбнулся — мягко, даже нежно.
Проследим за его мыслями, и они приведут нас в «Ламартин».
Кроме обычных приезжих и праздношатающихся, мы увидим в вестибюле собравшихся в полном составе Странных Рыцарей. Шерман и Бут, вместе с еще двумя или тремя незнакомыми мужчинами, болтают с красоткой из табачного ларька. Вдалеке от них Дрискол и Дженнингс играют в бильярд, а Дюмэн и Догерти разрабатывают планы боевых действий. Лиля надевает шляпку и пальто, чтобы идти обедать.
Шерман покинул заигрывавшую с продавщицей сигарет компанию и направился к Дюмэну и Догерти.
— Ну? — многозначительно спросил он, останавливаясь рядом с ними.
Они вопросительно на него посмотрели.
— Пока Ноултон не показывается, — продолжил Шерман.
— Да, он шорт-те где, — сказал маленький француз.
— Что?
— Говорю: шорт-те где.
— Где это?
— Не знаю.
— О! — В глазах Шермана полыхнул дьявольский огонек. — Так ты с ним говорил?
— Да, — мрачно кивнул Догерти.
— И он отвалил?
— Похоже на то. Но он может вернуться.
— О! А что он сказал?
— По сути, он посылает нас к шорту, — передразнил Догерти француза.
