Ноултона. Она сказала, что он в вестибюле не появлялся, и Шерман отправился ужинать, вполне удовлетворенный тем, как прошел день.
Но ему было суждено испытать горькое разочарование — завтра на смену чувству удовлетворения придет отчаяние.
На следующее утро Странные Рыцари не скрывали своего торжества: Ноултон внял их предостережениям.
Ясно было, что он их испугался. И у них теперь не осталось сомнений, что мисс Уильямс — их собственность.
Догерти появился в одиннадцать часов и подошел к столу Лили, чтобы поздороваться. Он встревожился и удивился при виде ее бледных щечек и покрасневших от слез глаз.
— Вы заболели? — напрямик спросил он.
— Не то чтобы заболела, — ответила девушка, силясь улыбнуться. — У меня был приступ мигрени, но сейчас все в порядке.
Догерти пробурчал что-то невразумительное и проследовал в угол, где заседали Странные Рыцари. Он прибыл последним. Дюмэн, Дженнингс и Дрискол развалились на кожаном диване, а Шерман и Бут стояли, прислонившись к мраморным колоннам. Они хором поздоровались с Догерти.
— Бонжур. — Он манерно поклонился. — Как наш Дюмэн?
— Отличный, — улыбнулся коротышка-француз.
— На самом деле, — заявил бывший боксер, — я когда-то собирался выучить французский. Мне нравится, как он звучит. «Мосье», например, гораздо аристократичнее, чем «мистер».
— Тогда бы ты, — вставил словечко Дрискол, — говорил по-французски лучше, чем Дюмэн по- английски.
Если бы человека можно было посадить на электрический стул за убийство языка, наш общий друг давно бы превратился в угольки.
— Шути-шути. — Дюмэн поднялся и с наслаждением расправил плечи. — Однако он ошень хитрый — этот английский. Я это не понять.
— Так уж и не понять, — рассмеялся Дженнингс. — Когда шли разборки с нашим недавним приятелем Ноултоном, ты этого не говорил. — Он повернулся к Догерти и добавил: — Между прочим, ты его не видел?
— Кого? Ноултона?
— Да.
— Ответ только один — нет. — Догерти усмехнулся, как будто сама мысль об этом была абсурдной. — И, поверьте мне, не увижу, по крайней мере в «Ламартине».
Когда я говорю какому-то парню, чтобы он отваливал, — повторять не приходится.
— Не будь таким самоуверенным, — посоветовал Бут. — Он ведь только вчера не приходил — а сегодня еще целый день впереди.
Догерти смерил его презрительным взглядом.
— Слушай-ка, — выразительно проговорил он, — если этот Ноултон еще хоть раз здесь появится — а я думаю, что теперь он сюда ни ногой, — мы его съедим со всеми потрохами.
— Дьяволь! Мой бог!
Эти слова принадлежали Дюмэну, и его голос был полон тревоги и удивления. Все повернули головы туда, куда он смотрел, и увидели Ноултона. Он вошел через главный вход, проследовал к центру вестибюля, а затем остановился у стола Лили!
Странные Рыцари отреагировали на это по-разному — каждый в соответствии со своим характером.
Догерти и Дрискол с воинственным видом подались вперед. Бут и Дженнингс поглядывали по сторонам, словно в поисках подкрепления. Дюмэн что-то гневно и возмущенно бормотал. Шерман помрачнел и смотрел сердито и угрожающе. Никто из них, однако, не пошевелился, не пересек вестибюль и не подошел к столу Лили.
Ноултон не удостоил их и взглядом. Он стоял к ним спиной и болтал с девушкой, говоря так тихо, что им не было слышно ни слова.
Минуты две действующие лица этого фарса соблюдали начальную диспозицию. Странные Рыцари перешептывались и бросали на соперника свирепые взгляды, но не трогались с места.
Вдруг они увидели, что Ноултон приподнял шляпу, поклонился Лиле и вышел из вестибюля даже быстрее, чем вошел в него.
Кто вопросительно, кто самоуверенно, каждый из Странных Рыцарей по кругу оглядел своих товарищей.
— Ну все, наше терпение лопнуло, — прорычал Догерти. — Теперь он костей не соберет.
Они сели поплотнее на диване и начали разрабатывать планы боевых действий.
А что же Лиля?
Когда Ноултон вошел в вестибюль, она возилась со своими бумагами и поэтому его не заметила. Она осознала его присутствие, только когда он приблизился и заговорил с ней.
На несколько мгновений у нее язык отнялся от удивления, смущения и радости. Она смотрела на него странным взглядом.
— Что случилось? — улыбнулся Ноултон. — Неужели вам настолько неприятно меня видеть?
Затем, не дождавшись от Лили ответа, он взял телеграфный бланк, заполнил его и протянул ей вместе с десятидолларовым банкнотом, который достал из бумажника.
Тревога и смущение Лили удвоились. Купюра была точно такой же, как и предыдущие, которыми он расплачивался и которые показывал ей инкассатор.
Что она могла сказать? Подыскивая слова и чувствуя, что надо что-то сделать, Лиля взяла купюру, потом тут же положила ее на стол. Ее всю трясло. Наконец, собравшись с силами, она промолвила:
— Мистер Ноултон, эта купюра… я… я не могу ее принять.
На лице Ноултона отразилось удивление и смутное беспокойство. Не успел он задать вопрос, как девушка продолжила:
— На днях наш инкассатор показал мне одну из ваших купюр и спросил, откуда она взялась. Сказал, что она поддельная. Я подумала, вы захотите это узнать.
Ноултон побледнел и не отрываясь смотрел на нее.
— Ну и?.. — спросил он.
— Сказала ли я ему?
— А почему бы вам это не сказать? — Голос молодого человека дрожал от нетерпения.
— Я ничего ему не сказала. Решила, что лучше вам узнать об этом первому. Понимаете… — Слова застряли у Лили в горле, и она покраснела от стыда до кончиков ушей.
Ноултон взял со стола свою купюру и дрожащей рукой положил ее обратно в карман. Тихим и неуверенным голосом он промолвил:
— Если это не имеет для вас особого значения… я… мне… лучше бы вам ничего ему не говорить. Больше не буду вас беспокоить. Я… я благодарю вас, — добавил он, повернулся и ушел.
Это был конец.
Лиля посмотрела на свои бумаги, и у нее защемило сердце. Через несколько минут к ней подковылял Дюмэн с намерением узнать что-нибудь о том, что ей сказал Ноултон. Девушка была вся в слезах.
— Мой бог! — заволновался француз — мисс Уильямс была не похожа на саму себя, и ему стало за нее очень больно. — Что тут слушиться?
— Ничего, — ответила Лиля. — У меня болит голова. Ради бога, не стойте у меня над душой!
Дюмэну не оставалось ничего другого, как ретироваться в свой угол, где его друзья держали тайный совет.
Он решил ничего не говорить им о слезах Лили, будучи уверен, что в противном случае Ноултону крышка — парень не доживет до утра.
Кроме того, он был уверен, что причиной слез мадемуазель было расставание с Ноултоном. Странные Рыцари тут ничем Лиле помочь не могли. Дюмэн не был трусом, но осмотрительность — скажем так — ему была не чужда.
Лилю переполняло чувство стыда и унижения. Она сказала Ноултону, что солгала ради для него, а это
