Шерман резко его оборвал:
— Погоди-ка, Баррет. Вы закрыли глаза и все проспали, а потом, когда ничего не нашли, стали обвинять меня. Денежки были там, и это ваша вина, что вы их не обнаружили.
Тогда лучше тебе отправиться туда и показать тайник Корлису. Может, он до сих пор их там ищет.
— О, теперь он их не найдет. — Шерман подался вперед и выразительно поднял палец. — Когда вы вошли в дом, Ноултон был не один. В квартире вместе с ним была женщина и толстая пачка купюр. А вы из вежливости закрыли глаза и позволили ей уйти вместе с денежками.
Детектив уставился на него и требовательным тоном спросил:
— Как так получилось?
— Все очень просто, — отозвался Шерман, — и я могу это доказать. Я знаю, кто была эта женщина, и знаю, что она сделала с деньгами. Чего я не могу понять — так это того, как она выскользнула у вас из рук.
— Ты хочешь сказать, что, когда мы вошли, она была в квартире?
Шерман многозначительно кивнул.
Детектив выглядел озадаченным:
— Как же она… — Он замолчал, и на его лице вдруг появилось выражение понимания и досады. — Будь я проклят! — наконец воскликнул он. Потом объяснил уловку Ноултона — или мисс Уильямс — Шерману. — Старая хитрость. Но мы ее не ждали. Мы думали, что он один. Но куда она пошла? Что она сделала с деньгами? Кто она, наконец?
— Она села на паром и выбросила сверток с деньгами посередине Гудзона.
— Тогда они пропали.
— Да, благодаря вам.
— Но откуда ты все это узнал? Конечно, она…
— Тихо! — оборвал его Шерман. — Она — мой друг.
— Кажется, она не слишком ненавидит Ноултона, — сухо заметил детектив. — Так кто же она?
Шерман поморщился:
— Какая разница? Она знает достаточно, чтобы его можно было благодаря этим сведениям заслать далеко-далеко, и ей придется через все это пройти.
Детектив стал проявлять нетерпение.
— Но кто она такая? Мы должны ее сегодня вечером арестовать.
Последовала пауза, потом Шерман промолвил:
— Вы ее не арестуете.
Лицо детектива приняло вопросительное и удивленное выражение, и Шерман объяснил:
— Говорю тебе, она — мой друг. Может, лучше сказать, что я ее друг. Понимай это как хочешь, но ее нельзя арестовать. Вызови ее как свидетеля, и она расскажет тебе о Ноултоне все и даже больше. Я об этом позабочусь. Она не сможет просто так из этого выбраться. В любом случае, если вы ее арестуете, что это даст? У вас ничего против нее нет, и они оба будут все отрицать.
— Но если мы займемся ею всерьез, она расколется, — возразил его собеседник.
— Оставь это мне. Признаюсь, у меня тут есть свой личный интерес, и тебе надо это иметь в виду. Нет необходимости тебе напоминать…
— Нет, не надо, — оборвал его детектив. — Я сам все помню.
— Тем лучше для тебя.
Детектив наконец сдался и согласился сделать все, как хотелось его собеседнику. Шерман дал ему адрес и имя Лили и посоветовал послать ей повестку как можно скорее.
— А я хочу ее к этому подготовить, — объяснил он, когда детектив провожал его к дверям. — Завтра утром я обязательно с ней увижусь. Мы по возможности постараемся не позволить Ноултону узнать, что она выступает против него, и, думаю, нам это удастся. Ты услышишь обо мне завтра. Не собираешься в город?
Детектив сослался на дела и пожелал ему доброй ночи.
Шерман был вполне удовлетворен тем, как прошел день. Ноултон был в тюрьме, а Лиля — в его полной власти. Чего еще можно было желать? Сев в вагон надземки, он еще раз оценил ситуацию и, решив, что его враги прижаты к стенке, с облегчением вздохнул.
На Двадцать третьей улице он вышел из поезда и направился в сторону «Ламартина».
Его вела туда не сила привычки и не какая-либо особая цель. Больше всего ему в этот момент хотелось увидеть Лилю, но он посчитал, что для него же самого будет лучше, если она проведет ночь одна, в воспоминаниях о событиях предыдущего дня. Тогда у нее будет еще меньше сил, чтобы сопротивляться его требованиям.
Было начало одиннадцатого, и вестибюль был почти пуст. Ночь в «Ламартине» начиналась поздно и заканчивалась рано — под утро.
Несколько незнакомых Шерману людей толклись у входа, а служащий отеля зевал за своей стойкой. Весьма симпатичная особа, которая замещала мисс Хьюджес по ночам, барабанила пальцами по столу, жевала резинку и читала газету. Так как эти три дела делались одновременно, ее лицо имело сосредоточенное выражение.
Шерман подошел к ней:
— Никого из ребят здесь не было?
Она подняла глаза от газеты и буркнула:
— А?
У этой девицы была привычка никогда не понимать адресованный ей вопрос с первого раза и по крайней мере дважды переспрашивать. Тем самым она показывала свое превосходство тем, кто к ней обращался, вернее, свое равнодушие и нежелание флиртовать.
Наконец она спустилась с небес на землю и проинформировала Шермана, что два часа назад видела в вестибюле Дрискола и Бута. Говоря это, она беспрестанно жевала, не пропустив ни одного движения челюстями и ни разу не сбившись с ритма.
Шерман подождал полчаса, безуспешно пытаясь найти себе компаньона, чтобы погонять шары, и уже собрался было идти домой, как появились Дюмэн и Догерти.
Дюмэн окликнул Шермана, и они втроем пошли в бар. Шерман заказал себе виски, Догерти — цитрусовый коктейль с джином, а Дюмэн — абсент со льдом.
О человеке можно судить по тому, что он пьет. Дальше будет хорошо видно, что это именно так.
Бывший боксер был немного смущен — чувствовал себя виноватым перед Шерманом, которому дал обещание ничего не говорить Ноултону до следующего дня.
Возможно, он думал, что сам Шерман ведет честную игру.
— Надеюсь, ты уже отозвал свою ищейку.
Шерман вздрогнул.
— Что? О, да. Я говорил с ним вчера днем. Хорошая штука это виски. Частный детектив обошелся мне дороже, чем примадонна из балета. Бармен, плесни-ка мне еще.
— Так что теперь можно спокойно поговорить с Ноултоном?
— Насколько я могу понять, да.
— Почему я хотел это узнать… — колеблясь, начал Догерти, — дело в том, что я уже с ним поговорил. Не потому, что хотел сделать что-то в пику тебе, — ничего такого не было, не думай. Он пришел сюда около полудня, и была слишком хорошая возможность уладить дело. Кроме того, мисс Уильямс собиралась уйти с ним, и мне хотелось как-то этому помешать. Сначала мне было неловко, но только до того, как он сказал, что все отлично. И, слава господу, мы видели Ноултона в последний раз. Сейчас, наверное, он уже так далеко от старого доброго Нью-Йорка, что его не увидишь и с самого высокого небоскреба.
— Да ты ничего плохого не сделал. — Шерман взял со стойки сдачу.
— Все было самый лучший, — вступил в разговор Дюмэн. — Чем раньше — тем лучше. Он тихий негодяй. Ты бы его видель, когда с ним говориль Догерти!
Он не сказаль ни одно слово. Вышель хмурый.
Они молча пригубили из своих стаканов. Каждый думал о своем. Потом Догерти сказал:
— Я немного беспокоюсь о мисс Уильямс. Что она подумала, когда Ноултон вышел из отеля, ничего ей
