чертовски интересной книги. Он пару раз безуспешно пытался что-то сказать и, наконец, когда я закончил, высказался:
— Передайте Вульфу, что это так ему не пройдет.
— Передам. Хотите еще что-то добавить?
— Пошел к черту! — рявкнул он напоследок.
Я изобразил улыбку и стоял на крыльце до тех пор, пока он не скрылся из виду. Ушел он по направлению к Западным кварталам города. Я не знал его, но я вообще плохо знал сыщиков Вестчестерского округа. На карточке, которую он мне вручил, значилось Г. Р. Корбетт. Я вернулся в гостиную и закурил сигарету.
Около четырех пополудни я услышал, как за окном, надрываясь, кричат мальчишки-продавцы газет: «Экстренный выпуск, экстренный выпуск!» Я вышел на крыльцо и кликнул одного из них. Почти во всю полосу газеты тянулся заголовок: «Барстоу отравлен. В теле найден стальной дротик». Я прочел сообщение до конца. Я никогда еще не испытывал большего чувства досады. Разумеется, о нас с Вульфом — ни единого слова. Но я на это и не рассчитывал. Дело, похоже, проплыло мимо нашего носа, горевал я и проклинал себя за то, что не так повел себя с Дервином, а потом и с самим Андерсоном, ибо был уверен, что дело уже у нас в кармане. Злость брала и на Вульфа. Выбрал время хандрить, подогревал я себя. Я снова вернулся к газете. Это был не дротик, а настоящая, хоть и короткая, стальная игла — все, как предполагал Вульф, и нашли ее в нижней части живота, пониже желудка. Как ни был я зол на Вульфа, но я решил показать ему газету, тем более что там была его фотография.
Я вошел в кухню и положил газету на стол прямо перед ним, и тут же снова вышел.
— Арчи, приготовь машину, и вот тебе список, — крикнул мне вдогонку Вульф. Я сделал вид, что не слышал. Позднее за покупками был послан Фриц.
На следующий день, в воскресенье, все газеты сообщили сенсацию о Барстоу. Репортеры ринулись в Вестчестерский округ, но больше ничего нового не нашли. Я внимательно прочитывал все сообщения и немало узнал о гольф-клубе «Зеленые холмы», о семействе Барстоу, о Кимболле-отце и Кимболле-сыне, игравших в четверке с Барстоу, о докторе, давшем ошибочное заключение о причине смерти, и многое другое. Но все это было уже известно Вульфу, после того, как он задал свой вопрос Анне Фиоре. Впрочем, газеты знали не так уж много, ибо пока не было еще гипотезы, как могла игла попасть в тело Барстоу, а догадки врачей о ядах и их особенностях были пока неопределенны.
Вечером в воскресенье я решил отправиться в кино, строго наказав Фрицу никому не открывать дверь. Не то, чтобы я кого-то ждал. Было похоже, что Андерсон решил обойтись без посторонней помощи. Возможно, он уже знает мотивы или раздобыл что-то, что нам неизвестно, и вполне удовлетворился этим. В этот вечер я, возможно бы, напился, если бы это не было воскресенье.
Вернувшись, я застал в кухне только Фрица, мывшего посуду. Вульф уже ушел к себе. Я поджарил ломтик ветчины для бутерброда, налил себе стакан молока, поскольку обедал весьма скромно и успел уже проголодаться. Я заметил, что оставленная мною газета лежит на прежнем месте. Следовательно, Вульф даже не соизволил взглянуть на нее. Было уже за полночь.
Перед сном я еще читал какое-то время, а потом долго не мог уснуть. Но уснув, проспал до девяти утра. Спустив ноги с кровати, я неторопливо зевнул и приготовился встать, как вдруг шум над головой остановил меня. Наверху в оранжерее ходили, и я узнал эти шаги. Мне не померещилось, это был не сон! Я выбежал в коридор и прислушался, а затем быстро сбежал вниз, в кухню. Фриц был один и пил свой кофе.
— Скажи, наверху — это Вульф и Хорстман?
— А кто же еще, — спокойно ответил Фриц и улыбнулся.
Он был рад видеть меня повеселевшим и почти счастливым.
Когда, одевшись, я снова пришел в кухню, меня уже ждали тушеный инжир и воздушный омлет. К чашке с дымящимся кофе была прислонена утренняя газета. Уплетая инжир и омлет, я просматривал заголовки, как вдруг так и застыл с набитым ртом. Проглотив то, что было во рту, я, уже медленнее, стал читать. Текст был краток и в пояснениях не нуждался, тем не менее я, словно в поисках чего-то, бегло проглядел остальные страницы. Это было объявление, заключенное в рамку, на восьмой полосе газеты, и оно гласило:
«Готова выплатить пятьдесят тысяч долларов тому, кто даст любую информацию, могущую помочь поимке и справедливому наказанию убийцы моего мужа Питера Оливера Барстоу.»
Я прочел текст трижды, затем отложил газету. Когда я доел инжир и омлет и запил их тремя чашками кофе с гренками, я был уже совершенно спокоен. Пятьдесят тысяч! И это при том, что у нас с Вульфом почти ничего не осталось в банке. Это весьма заманчиво. Хотя дело не в деньгах. Само участие в таком громком процессе чего-нибудь да стоит. Я все еще был спокоен и держал себя в руках. Однако на часах было всего двадцать минут одиннадцатого. Я вошел в кабинет, отпер сейф, смахнул, как обычно, пыль со стола и приготовился ждать.
Когда ровно в одиннадцать вошел Вульф, вид у него был посвежевший и отдохнувший, а вот настроение, кажется, не улучшилось.
Он молча кивнул мне, будто ему было все равно — здесь я или нет, уселся в свое кресло и стал просматривать почту. Я ждал, решив отплатить ему таким же холодным безразличием. Но как только он перешел к проверке ежемесячных счетов из продовольственной лавки, я не выдержал.
— Как самочувствие, сэр? Надеюсь, вы хорошо провели конец недели?
Он даже не поднял головы, но я заметил, как пришли в движение складки у рта.
— Спасибо, Арчи. Это было великолепно. Но, проснувшись сегодня утром, я почувствовал себя таким разбитым, что будь я один, не встал бы с постели до конца дней своих. Тут я вспомнил об ответственности: Арчи Гудвин, Фриц Бренер, Теодор Хорстман. Что будет со всеми ними? И я встал, чтобы нести и дальше груз ее. Я не жалуюсь, ответственность взаимна, но свою долю, увы, я должен нести сам.
— Простите, сэр, вы ловко выкручиваетесь. Скажите просто, что вы заглянули в утреннюю газету и…
Он сделал какую-то пометку на счете.
— Тебе не удастся разозлить меня, Арчи, и именно сегодня. Какая газета? Я заглянул не в газету, а в саму суть жизни, что бурлит вокруг. Для этого мне газета не нужна.
— И вы, конечно, не знаете, что миссис Барстоу посулила пятьдесят тысяч долларов тому, кто найдет убийцу ее мужа?
Карандаш, делавший пометки на счетах, замер. Вульф не поднял глаз, но и не продолжил свое занятие. В молчании прошло несколько секунд, и вот он отложил счет и придавил его пресс-папье, карандаш положил рядом и лишь после этого поднял голову и посмотрел на меня.
— Покажи газету.
Я показал ему сначала объявление миссис Барстоу, а затем газетную заметку на первой полосе. Объявление он прочитал очень внимательно, заметку лишь пробежал глазами.
— Интересно, — сказал он. — Весьма интересно. Значит, мистеру Андерсону деньги не нужны, даже если есть возможность запросто получить их. Гм, всего минуту назад я говорил об ответственности. Знаешь, Арчи, о чем я думал сегодня утром, лежа в постели? Я думал, как ужасно и несправедливо было бы уволить старика Хорстмана и видеть, как эти живые, дышащие, надменные и избалованные прекрасные растения задыхаются без воздуха и чахнут без воды.
— Бог с вами, сэр!
— Да. Ну это лишь плод моей мрачной фантазии. Я не способен на такую жестокость. Лучше продать их с аукциона в случае, если я решусь снять с себя всякую ответственность и… вознамерюсь вдруг уехать в свой дом в Египте, в котором я еще ни разу не был. Человек, который подарил его мне более десяти лет назад… В чем дело, Фриц?
У Фрица был какой-то странный вид, видимо, от наспех напяленного пиджака.
— К вам леди, сэр!
— Имя?
