– Шахматы?
Он потряс коробкой.
– Ты не хочешь, – разочарованно произнес он и направился было обратно.
– Да, конечно, хочу, – сказала я, еще не уверенная, вернется ли он.
Артур вернулся и расставил шахматы на моем столе. Он великодушно позволял долгое время мне выигрывать, я понимала, что он может меня разгромить в два хода, но тогда бы игра закончилась быстрее.
– Я много писал в последнее время, – сказал Артур, – но не все нравится мне.
– Я ожидала этого, Артур. Ты не говорил с родителями о своей игре на гобое?
– Я постоянно говорю об этом и всегда с одним и тем же результатом: учись, необходима практика, по-моему они не слышат меня, – вздохнул Артур. – Ты знаешь, я буду играть большое соло на уикэнде Мастеров в этом году.
Один раз в год, весной, старшие студенты демонстрируют свои достижения перед своими родителями, приглашаются также нью-йоркские критики, антрепренеры и директора театров.
– Я уверена, ты сыграешь лучше, чем ожидаешь.
– Я буду ужасен, и ты знаешь это, – твердо сказал Артур, – я был ужасен, и буду ужасен, и нет никакой причины ожидать изменений. Я просил родителей освободить меня от игры на уикэнде, но они не согласились.
– А что говорят преподаватели?
– Я говорил тебе, – напомнил Артур, – они запуганы моими родителями. Мне придется играть, и любой, кто хоть что-нибудь смыслит в музыке, поймет, насколько я плох, – он согнулся и закрыл лицо руками. Когда Артур посмотрел на меня, в глазах его стояли слезы. – Все будут смеяться надо мной. Дон, ты знаешь музыку, она у тебя в крови, ты слышала, как я играю. Я не знаю кого-нибудь честнее и глубже тебя, ответь мне, – он с мольбой посмотрел в мои глаза, – ничего не скрывай, что ты думаешь о моей игре?
Я вздохнула, не так-то легко говорить людям правду, даже если они догадываются о ней. Такое уже случалось со мной, я сказала Клэр, что у нее лишний вес, и она возненавидела меня еще пуще, хотя и знала об этом. Многие люди живут в мире, построенном своей фантазией, и не хотят покидать его. Им так удобней. Но я вспомнила о мадам Стейчен, о ее отношении к музыке, она никогда не сказала бы посредственному исполнителю, что он играл хорошо. Ее правда казалась жестокой, она стала притчей во языцах.
Передо мной сидел Артур Гарвуд, он хотел слышать правду и хотел слышать ее от меня, он нуждался в союзнике для того, чтобы устоять перед действительностью.
– Ты прав, Артур, – призналась я, – ты играешь не очень хорошо, я никогда не видела в Тебе профессионального музыканта. Авторитет твоих родителей не может переубедить меня. Но у каждого есть вещь, которую он может делать хорошо, главное вовремя найти себя.
– Нет! – Артур закрыл глаза. – Мои родители слепы, требуя от меня этого. Если я потерплю неудачу, то это будет их неудача, и я буду стоять до конца.
– Но ты можешь заняться другим, возможно, ты станешь великим поэтом, возможно…
– Они не будут слушать меня! – Его глаза заполнились слезами, он покачал головой и уставился вниз. Артур начал глубоко дышать, его плечи задрожали.
Никто из нас не проронил ни слова, я боялась, что он сейчас взорвется и начнет все крушить. Я была наслышана о его гоноре. Но Артур просто плакал, его лицо покраснело.
– Я был принят, – казалось: что Артур признается в тягчайшем грехе, – в их семью, они не мои родители. Но это тайна, ты единственная, кому я доверил ее.
Я вспомнила его родителей, их глаза и поняла, что он говорит правду.
– Но если ты принят, – очень мягко сказала я, – то они и не должны ожидать, что ты унаследуешь их музыкальные способности, правильно?
– Да, это справедливо, но им кажется, что если я не продемонстрирую музыкальных способностей – тайное станет явным.
– Но почему они так хранят тайну?
Его глаза стали суровыми, я поняла, что переступила черту дозволенного.
– Они не живут вместе, как муж и жена. Они не спят в одной постели. Моя мать никогда не сделала бы то, что необходимо для того, чтобы зачать младенца. Ты не спрашиваешь, как я узнал это? – Я подозревала, что шпионаж у Артура в крови, что он занимался им всю жизнь. – Давай не будем говорить о моих проблемах больше, – предложил Артур, посмотрев на меня. – У тебя достаточно своих, тебя заперли в доме на шесть месяцев, это несправедливое и жестокое наказание. Я не узнаю Агнессу, – добавил он с гневом.
– Это не ее вина, это все моя бабушка, но все нормально, я же жива.
– Я не буду выходить тоже. Я останусь на уикэнд и составлю тебе компанию, когда ты захочешь. Мы будем играть в шахматы, в карты или просто разговаривать – все что пожелаешь.
Я почувствовала, что слезы выступили у меня на глазах.
– Артур, я не хочу принимать такую жертву.
– Я никуда не пойду, у меня нет настоящих друзей, кроме того, мне хорошо с тобой. – Он казался обеспокоенным своим признанием. Мне тоже было неудобно, мне казалось, что я завоевала признание недозволенным приемом.
– Фигуры смешались, – сказала я. – Давай начнем сначала.
