– Я мисс Эмили. Ты должна всегда называть меня мисс Эмили, понятно?
– Да мадам, – ответила я.
– Не мадам, а мисс Эмили, – отчеканила она.
– Да, мисс Эмили.
– Ты опоздала, чтобы получить еду. Мы обедаем рано, и те, кто опаздывают, еды не получают.
– Я все равно не очень голодна, – поездка в грузовике у любого бы отбила аппетит.
– Хорошо, теперь я покажу комнату, в которой ты будешь жить, – она пошла, освещая перед собой путь керосиновой лампой.
Стены в холле были голые, исключение составлял портрет южанина с белыми как молоко волосами. Я только мельком увидела его, потом свет керосинки уплыл дальше, но я успела заметить сходство с бабушкой Катлер и мисс Эмили, особенно в стальных глазах. Возможно, это был их дед или отец. Светлые пятна на стенах говорили, что здесь раньше висело множество других родовых портретов.
– Прибыли ли из Нью-Йорка мои вещи, мисс Эмили? – спросила я.
– Нет, – резко, не оборачиваясь, бросила она. Голос глухим эхом прокатился по коридору. Казалось, целый хор ответил мне, нет.
– Нет? Но почему нет? Что я буду делать? У меня есть только то, что на мне.
– Да? Ну и что? Ты приехала не для развлечений. Ты должна здесь родить и немедленно убраться.
– Но…
– Не волнуйся, у меня что-нибудь найдется. Я дам тебе чистое белье и чистые полотенца, если ты их будешь содержать в чистоте, – добавила она.
– Но может быть, мы позвоним и узнаем, что случилось с вещами, – настаивала я.
– Позвоним? У нас нет телефона, – спокойно ответила она.
– Нет телефона? – удивилась я, такой большой дом и без телефона. – Но… как же вы получаете важные сообщения?
– Любой, кто хочет что-нибудь передать, звонит в Аплэнд, и господин Нельсон доставляет нам сообщения. У нас же звонить кому-нибудь необходимости нет. Мы никому не звоним, – сухо пояснила она.
– Но есть люди, которые хотят разговаривать со мной и…
– Теперь выслушай меня, – она приблизилась ко мне. – Ты приехала не на отдых. Ты опозорила семью, себя и находишься здесь, потому что так хочет моя сестра. Тебе повезло, у меня есть некоторый опыт по приему родов, – сообщила она и пошла дальше.
– Некоторый опыт, вы хотите сказать, что у меня не будет доктора?
– Врачи стоят денег, и они не нужны в данном случае. Теперь заботься о себе сама, у меня есть много других неотложных дел.
Я шла за ней по длинному темному коридору, среди теней, отбрасываемых керосиновой лампой. Мне казалось, что позади меня в темноте закрываются невидимые двери. Я хотела развернуться и бежать, но куда? Меня охватил страх. Возможно, при дневном свете все будет выглядеть гораздо приятней. Я смогу, конечно, попросить Лютера отвезти меня на станцию, чтобы позвонить Трише. И в конце концов, есть же почта.
– Вы получаете здесь почту?
– Да, но редко.
– Хорошо, у меня тоже есть немного корреспондентов.
– Гм…, – проговорила она и подняла лампу так, что свет упал на ступени.
– У вас есть электричество? – спросила я, шествуя позади Эмили и чувствуя ужасный холод.
Никаких каминов, похоже здесь нет ни дров, ни угля.
– Мы экономим, электричество слишком дорого.
– Слишком дорого? – удивилась я, мне казалось, что колоссальное богатство бабушки распространяется на всех Катлеров. Почему она не помогает сестрам? Где другая сестра? Я уже собиралась спросить, как вдруг услышала странный гомерический хохот, более подходящий для девушки, чем для пожилой леди.
– Тише, ты идиотка, – прошептала Эмили, свет упал на еще одно бесплотное существо. Это была небольшая старая дама, опиравшаяся о перила. Ее седые волосы были перевиты желтыми лентами в косы. Еще одна лента овивала ее талию, пожилая дама в одежде ребенка. Ее руки дергались, пальцы беспрерывно бегали.
– Привет, – сказала она, когда мы поравнялись.
– Привет, – ответила я. И посмотрела на реакцию Эмили, губы ее сжались еще плотней, уголки опустились.
– Это моя сестра Шарлотта, – сообщила она, – ты можешь называть ее просто Шарлотта. Почему ты не осталась в комнате, как я просила?
– Но я пришла, чтобы встретить племянницу, – промямлила Шарлотта.
Когда она подошла ближе, я смогла разглядеть ее мягкое лицо и голубые глаза. Она выглядела значительно моложе мисс Эмили и бабушки Катлер. Ее улыбка была дружелюбной и простой, улыбкой возбужденной школьницы. Балахон и чулки, составлявшие ее одежду, были порваны. Сквозь дыры
